Виктория Токарева Лиловый костюм
Молодая скрипачка Марина Ковалева получила приглашение во Францию на фестиваль, который назывался так: «Европа слушает».
Когда-то ее слушали только мама и бабушка, и главная мечта Марины: чтобы ее послушал папа. Но папа был постоянно занят. Он поздно приходил домой, поздно просыпался, и Марина его практически не видела.
Марина все детство мечтала, как папа однажды придет и сядет в кресло, а она перед ним со скрипкой на плече и с бантом в волосах. Она будет играть, а папа слушать.
Случалось, папа приходил и садился, но не слушал. Он всегда торопился. Бабушка его за это тихо ненавидела, а мама уважала. Она говорила бабушке: «Дома сидят только бездари и подкаблучники».
Марину отдали в музыкальную школу с пяти лет, и сколько она себя помнила – всегда со скрипкой. Она иногда задумывалась: что было вначале – скрипка или Марина? Очень может быть, что вначале – скрипка, а уж к ней приторочили маленькую девочку с большим бантом. Потом девочка росла, бант сняли. И вот уже – молодая женщина тридцати семи лет без мужа и без ребенка. Вместо мужа и вместо ребенка – исполнительская деятельность.
Ксавье поулыбался вставными зубами и куда-то удалился. Видимо, Люси поручила ему собаку.
За собакой приехали вечером. Хозяйка собаки – экстравагантная дама в пестром – показалась Марине пьяной вдрыбадан. Собака тем не менее была счастлива и пыталась допрыгнуть хозяйке до лица. Потом они уехали.
– Ее надо лишить родительских прав, – сказала Марина.
– Она ее терять снова, – предположила Люси. – Бедный собак.
Дорога и склон утонули во мраке.
Решили не возвращаться в город, отложить поездку до утра.
Люси набрала номер и стала говорить по-французски. Потом передала трубку Марине.
– Барбара. Я предупредить, – сказала Люси.
– Это я, – сказала Марина в трубку.
Барбара отозвалась легким голосом, как всплеском. Она сообщила, что завтра они должны встретиться со школьниками старших классов. Люси привезет ее прямо к школе, она знает.
Голос Барбары звучал нежно, мелодично. Марина, работающая со звуком, очень ценила звук, даже если это голос по телефону.
Барбара произносила обычные слова, но казалось, что слова – только шифр, за которым кроется глубокий значительный смысл.
Люси принесла красное вино. Разлила в тяжелые хрустальные стаканы. Произнесла:
– Четыреста метр уровень моря.
– Четыреста метров над уровнем моря, – поправила Марина.
– Да. Так.
Марина выпила за высоту.
На столике стояла рамка из белого металла с портретом мужчины. Синие глаза как будто перерезали загорелое лицо.
– Жан-Франсуа, – отозвалась Люси.
Жан-Франсуа смотрел Марине прямо в глаза. Вот такого бы встретить на вершине горы или у подножия. Но у него Вероник, Люси. Все места заняты.
Значит, что ей остается? Женатый маэстро в Америке и лесбиянка в городке одиннадцатого века.
Вот и весь расклад.
Утром Марина проснулась как обычно, в восемь часов по-московски. Здесь это было шесть утра.
Она спустилась с лестницы, вышла через дверь, ведущую на заднюю сторону двора, и увидела горы, заросшие осенним лесом, и круг солнца над горами. Солнце было молодое, желтое, не уставшее. Планета. Холмы намекали – как формировалась земля, когда она была молодой, даже юной и только формировалась.