«Властелин Колец» Джона Толкина повествует о Великой войне за Кольцо, о войне, длившейся не одну тысячу лет. Овладевший Кольцом получает власть над всем живым и мертвым, но при этом должен служить Злу! Юному хоббиту Фродо выпадает участь уничтожить Кольцо. Он отправляется через Мордор к огненной Горе Судьбы, в которой кольцо было отлито — только там, в адском пекле, оно может быть уничтожено. Фродо и его друзьям (в числе которых эльфы, гномы и люди) противостоит Саурон, желающий получить назад свое драгоценное Кольцо и обрести власть над миром.
ПРЕДИСЛОВИЕ АНГЛИЙСКОГО ИЗДАТЕЛЯ
Приятно узнать, что, после долгих лет ожидания, на русском языке наконец выходит полный перевод «Властелина Колец». Книгу эту часто разделяют на три части, но это, конечно, единая история. И какая история! Дж. Р. Р. Толкин, профессор древнеанглийского языка и литературы, написал ее в Оксфорде между 1938 и 1954 годами, когда внешний мир подвергся великим потрясениям. Но толкинское Средьземелье не было навеяно современными событиями, и напрасно искать в книге Толкина каких–либо аналогий с ними. Уже давно, задолго до «Властелина», Толкин задался честолюбивой, почти донкихотской идеей — в одиночку создать для Англии ее собственную мифологию. Этот замысел он осуществил, и с небывалым размахом: результатом стало одно из сложнейших и наиболее многоплановых — из всех, когда–либо предпринятых — созданий творческого воображения, вобравшее в себя историю, географию, космогонию, языки и общественное устройство вымышленного автором мира.
Поначалу «Властелин Колец» должен был послужить продолжением имевшей успех детской книжки Толкина «Хоббит», но постоянно расширявшаяся выдуманная вселенная (позже ставшая известной по «Сильмариллиону») быстро поглотила новую повесть, и она заняла в этой вселенной свое место, став длинным, подробным и триумфальным рассказом о Третьей Эпохе Средьземелья.
Гениальность этой книги стала очевидна не сразу. Дело в том, что ее нельзя было подвести ни под одну из существующих категорий. Прежде всего, книга казалась читателям чересчур длинной, и многие из них, наравне с критиками, предпочли отмахнуться от нее, кто сердито, кто снисходительно отказывая ей в праве называться серьезной литературой. Но отношение это постепенно изменилось (не в последнюю очередь благодаря энтузиазму молодых, непредубежденных читателей) — сперва в англоязычном мире, а затем и в других странах, когда книга была переведена на основные языки. Ежегодно с трилогией знакомятся многие миллионы людей, и ежегодно многие миллионы поддаются ее чарам. Эта книга рождает сильные чувства. По сию пору, однако, некоторым «Властелин» не по нраву, но большинство попадает в плен к рассказанной Толкином повести и возвращается к ней снова и снова, чтобы оживить в памяти эту книгу, ставшую для них учебником жизни.
Это книга нравственная, но в ней нет поучений. Это рассказ о подвигах и приключениях, о добре и зле, битвах и опустошениях, о домашнем уюте и простых радостях. Но, среди всего прочего, стрелка ее огромного компаса прежде всего указывает на достоинство и глубинный смысл самой жизни.
Желаю удачи!
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКОВ
Судьбы всемирно известных литературных сказок в России сложны и неисповедимы. Редко удостаиваются они перевода в собственном смысле этого слова; чаще всего они существуют в русском культурном пространстве в виде более или менее талантливых пересказов, в результате которых оригинал подчас изменяется до неузнаваемости. Так произошло с «Пиноккио», «Волшебником Страны Оз», «Алисой в Стране Чудес», «Винни–Пухом». Иногда в дело вмешивалась цензура, заставлявшая изменить смысловой стержень сказки, — подобная судьба постигла советские переводы книги «Удивительное путешествие Нильса с дикими гусями» и многих сказок Андерсена. Примеров так много, что поневоле возникает вопрос — нет ли на границе между европейской и русской словесностью какой–то странной преграды, преломляющей лучи света подобно воде? А может быть, разгадка этого феномена коренится глубже в разнице характеров, в разнице ментальностей? Ведь еще Левша в свое время не удержался, чтобы не подковать аглицкую блоху…
Не избежали общей судьбы и книги Дж. Р. Р. Толкина, которые вышли сейчас в России сразу в нескольких переводах. Непростую жизнь им можно было предсказать загодя; так и получилось. Таинственная преграда, преломляющая лучи света и слова, породила сокращения, добавления, вольные пересказы, намеренные изменения и многое другое. Конечно, читатель все равно сказал переводчикам спасибо, и правильно сделал — возможность познакомиться с Толкином хотя бы приблизительно уже многого стоит. Однако Толкин — автор непростой, и его трилогия «Властелин Колец», о которой здесь идет речь, является слишком сложным и тонким организмом, чтобы привнесение в него изменений позволило бы ему функционировать, как если бы ничего не случилось. Это не детская сказка, не фантастика и не развлекательное чтение, хотя при случае может притвориться и тем, и другим, и третьим. Книга эта стоит особняком в литературе двадцатого столетия и требует к себе отношения уважительного. Ведь не приходит же никому в голову сокращать или переделывать Шекспира! И если шедевр мировой литературы принял обличье сказки — обманываться не следует. Приступая к созданию цикла легенд, которые служат как бы фоном для эпической панорамы, развернутой во «Властелине Колец», Толкин планировал создать ни много ни мало «мифологию для Англии», по образцу скандинавской; некоторые исследователи полагают, что вместо мифологии национальной Толкин создал «мифологию» для всего нашего столетия. «Властелин Колец» переведен на двадцать один язык, и популярность его со временем только растет. Но возврата к языческому мифотворчеству для Толкина быть не могло, тем более что сам он всю жизнь оставался христианином в самом простом, церковно–традиционном смысле слова. В своем эссе «О волшебной сказке» он пишет, что человек, искупленный Христом от греха, способен создать новую, «искупленную» мифологию, «искупленную», христианскую сказку, свободную от темных сторон языческого мифа. Это и стало задачей его жизни — создание христианской сказки, свободной и самостоятельной, которая вобрала бы в себя материал языческих сказаний, но претворила бы его в нечто совершенно новое. Толкин считал, что человек, созданный по образу и подобию Творца, призван к свободному творчеству «малых» миров, хотя свободу эту человек может использовать и во зло: «создавая мифы, можно… натворить массу вреда, особенно если это входит в намерения автора», — писал он в письме к другу.
Как же создавалась эта «новая мифология»? Необычным способом — через посредство изобретенных Толкином языков. Лингвист, специалист по древнеанглийскому и древнеисландскому языкам, Толкин всю жизнь увлекался изобретением своих собственных языков, и, по его словам, настал момент, когда он почувствовал, что языки эти требуют для себя мира, в котором они могли бы существовать. Вселенная Толкина держится на этих языках, как земля на китах в представлении средневекового человека, — и, увы, именно языки в первую очередь и пострадали в русских переводах — значащие имена героев и названия мест превратились в простую игру звуков, стихи из связного текста на выдуманном языке стали благозвучной бессмыслицей… и так далее. Один переводчик обошелся с языками лучше, другой — хуже, но никто не был последовательно верен оригиналу. Между тем в мире существует множество трудов, посвященных не только философской и литературной, но и лингвистической стороне «Властелина Колец»; в обществах любителей Толкина, которых в мире несколько, годами ведутся споры, как толковать ту или иную фразу, как перевести то или иное имя; недавно увидел свет учебник одного из языков… Да и помимо языков, сокращенные или измененные переводы исключают русского читателя из всемирного братства толкинистов — ведь у него перед глазами другой текст, зачастую и с другим подтекстом… Симптоматично, что вслед за первыми двумя переводами у нас широко распространилось неправильное произношение имени писателя — Толкие(э)н, хотя сам Толкин объяснял, что такое произношение было бы этимологически некорректным, — фамилия это саксонская и происходит от старого немецкого слова «tolkuhn», что означает «безрассудный смельчак»… Между прочим, некоторые вольности и неточности, допущенные в прижизненных переводах «Властелина Колец» на языки, которые Толкин знал, вызвали у автора серьезные возражения и недовольство. Впоследствии он написал «Руководство к переводу имен», которое содержит подробные указания, как, что и почему следует в его книге переводить.
Именно эти причины и побудили нас к тому, чтобы создать перевод, который передавал бы оригинал по возможности более точно — не только по букве, но и по духу. Трудно сказать, насколько это нам удалось, — результат перед вами. Думается, что назрела необходимость познакомиться с Толкином «как он есть». Лет десять назад, когда вышел первый, вполовину сокращенный и неоконченный перевод А. Кистяковского и В. Муравьева, читатель не был избалован сегодняшним обилием литературы «фэнтэзи», выбор был невелик, многим хватало уже и того, что появилась возможность хотя бы глазком заглянуть в свободный и богатый, многоцветный и возвышенный мир Толкина, так непохожий на окружающую нас действительность. Сегодня ничто не мешает нам войти в этот мир и разобраться — что же автор хотел сказать на самом деле? Ведь чтение Толкина — это не просто «бегство от действительности» все равно куда; это способ взглянуть другими глазами на окружающий мир, увидеть в нем забытую красоту, сокровенную святость, глубинное благородство и отделить настоящее от поддельного. Это чтение дает силы для дела, к которому призван каждый, — выражаясь словами волшебника Гэндальфа, мы посланы на землю для того, чтобы «вырвать корни зла на полях, по которым мы ходим»…
Предлагаемый читателю перевод снабжен относительно подробными комментариями, которые сегодня, на заре, так сказать, толкиноведения в России, носят, конечно, лишь предварительный характер. Тем, кто знакомится с «Властелином Колец» впервые, мы советуем открыть комментарий не раньше, чем будет перевернута последняя страница последнего тома, поскольку комментарий может разрушить цельность впечатления; всякий комментарий вторичен по отношению к тексту, и, пожалуй, сам Толкин отнесся бы к идее постраничного комментария с иронией. Несмотря на тесную связь с древними сказаниями, языками, историей, литературой, философией и богословием, вселенная Толкина самостоятельна и несет свою ценность в себе самой. И древнеисландские саги, и поэзия средневекового Херфордшира, и писания короля Альфреда — лишь материал, которым пользуется автор, создавая свой собственный свободный мир, строя свою «башнюходим»…, и, по словам Толкина, не так важны сами кирпичи, сколько то, что с вершины этой башни люди могут видеть далекое море…