Давно опустевшая, предназначенная под снос Ньюгейтская тюрьма вдруг получила долгожданного узника, и это не кто иной, как Шерлок Холмс! Вступившие в сговор преступники похитили великого сыщика и заточили в мрачные стены, чтобы устроить над ним суд. Легко догадаться, каким будет результат этого судилища: по длинному коридору, куда выходят пятнадцать камер для смертников, через арку с изречением "Оставь надежду, всяк сюда входящий" приговоренного потащат во двор, где сооружен эшафот… Дональд Томас считается лучшим автором шерлокианы после Артура Конан Дойла. Почтительное и бережное отношение к канону он сочетает с глубоким знанием Викторианской и Эдвардианской эпохи. Благодаря его увлекательным книгам в мире постоянно растет число поклонников гениального детектива.
Пролог
Прежде чем я начну свое повествование, следует несколькими штрихами набросать портрет покойного Чарльза Огастеса Милвертона из Аплдор-тауэрса, что в Хэмпстеде. Тем читателям, которые знакомы с опубликованным мною рассказом о его конце, содержание нижеследующего предисловия отчасти уже известно. Спустя три года после собственной смерти этот негодяй чуть было не навлек на Шерлока Холмса страшную беду, повредив ему куда больше, чем сам профессор Мориарти. Чарльз Огастес Милвертон! Мой друг называл его худшим человеком в Лондоне. По его словам, даже самый отъявленный преступник из пятидесяти убийц, с которыми нам приходилось иметь дело, не мог вызвать такого отвращения. Холмс сравнивал его с рептилией, скользкой ядовитой тварью со смертельно холодным взглядом и злобной приплюснутой мордой. Истинный король шантажа, Милвертон жил в роскоши благодаря сведениям, купленным у вероломных лакеев и горничных, которые служили высокопоставленным особам. Его жертвой могла стать чистейшая душа, повинная в ничтожной оплошности, простой неосторожности, не более. Негодяю нередко хватало одного-единственного необдуманного письма или даже записки в пару строк для того, чтобы привести благородное семейство к краху.
Слава Милвертона как разрушителя репутаций достигла таких высот, что раз или два его имя даже появлялось в печати. К примеру, Холмс показал мне эпиграмму из лондонского журнала, посвященного лошадиным бегам, спортивным состязаниям и светским новостям. Вот она:
Милвертон змеей ужален: что же приключилось?
Он живехонек. Гадюка насмерть отравилась.
Исчезновение
С той ветреной январской ночи, когда мы с Холмсом посетили Хэмпстед, прошло три года. Мне казалось, что мир никогда больше не услышит о Чарльзе Огастесе Милвертоне. И как же я заблуждался!
Не думаю, что в жизни бывают горести тяжелее пропажи близких — друга, мужа, жены, ребенка, — которые покидают дом при крайне странных обстоятельствах и не возвращаются. Безусловно, нет ничего ужаснее отсутствия вестей, пусть даже о смерти, ранении, умопомешательстве или бегстве. Так, в 1902 году однажды утром Шерлок Холмс вышел из нашей квартиры на Бейкер-стрит. Я не был тому свидетелем, но слышал, как он спустился по лестнице и попрощался с миссис Хадсон. Надо сказать, что мой друг, занимаясь важным расследованием, иногда таинственно исчезал на несколько суток. Как раз незадолго до того мы изучали дело «обнаженных велосипедисток», в результате чего открылись необычайные обстоятельства убийства на Моут-Фарм
[2]
. Однако едва ли у Холмса были причины уйти, ни словом не предупредив меня.
Мой друг отсутствовал пару дней. Ожидание стало тяготить меня, и я принялся штудировать столбцы частных объявлений в «Морнинг пост», для верности пробегая по ним пальцем. Таков был наш условный язык в случае опасности, из миллионов читателей понятный лишь нам двоим, знающим шифр. Каждое из адресованных мне объявлений предварялось литерами NB, что означало nota bene. Эти буквы под рубрикой спроса и предложения были не совсем привычными, однако не казались чем-то исключительным. Непосвященный мог принять их за простую рекламную уловку. Благодаря такой помете объявление сразу же бросалось в глаза.
Наша тайная переписка неизменно начиналась со слов «Макассаровое масло
[3]
Роуленда». То, как она протекала, удобнее пояснить на примере: предположим, Холмс находился в каком-либо секретном месте столицы и желал, чтобы я прибыл к нему на помощь. После рекламы бальзама для волос в следующем объявлении с нашим кодом указывался город или графство. В данном случае оно могло иметь такой вид: «Трубочный табак „Гордость Лондона“ — 3 пенса за унцию». Стало быть, из этого выпуска «Морнинг пост» я узнавал лишь то, что мой друг где-то неподалеку. На следующий день после литер NB я читал: «Отель „Гранд Атлантик“, Уэстон-Сьюпер-Мэр. Отличные номера по низким ценам». Уже зная, что Холмс в Лондоне, я просто подсчитывал количество букв: шестьдесят. Из папки лондонских карт я извлекал лист с соответствующим номером. Тот, кому доводилось пользоваться бесценным произведением Картографического управления Великобритании и Ирландии, возможно, припомнит, что на карте № 60 изображен Паддингтон — от Гайд-парка на юге до канала Риджентс-парка на севере и от Чепстоу-плейс, Бейсуотер, на западе до Сеймур-плейс в Мэрилебоне на востоке. Ниже могло размещаться очередное объявление, начинающееся с NB: «Кубик „Бисто“ для ваших супов». На этом переписка завершалась. Подсчитав буквы в словах, я получал: 5 + 5 + 5 + 5.
Наши карты мы расчертили на сто равных частей по вертикали и горизонтали. Комбинация 5 + 5 и 5 + 5 означала, что координаты местонахождения Холмса — 55, 55. Взяв лист № 60, я отсчитывал по его нижнему краю 55 клеток с востока на запад и столько же с севера на юг по левой стороне. Затем при помощи линейки от этих двух точек проводил перпендикуляры: они пересекались на западной стороне Спринг-стрит, близ здания Паддингтонского вокзала. На карте был отмечен каждый жилой дом, хотя бы в виде миллиметрового квадратика. Поэтому я понимал, что Холмса следует искать по адресу: Паддингтон, Спринг-стрит, 8. Именно туда я и должен направиться.
