Отсутствие Галины Павловны было видно во всем – цветы в гостиной торчали в вазах почти без воды, на кухне в раковине стояла кастрюля с засохшей овсяной кашей, рядом с немытой посудой лежал клавир. И здесь же, надрываясь, свистел в свисток давным-давно закипевший чайник. Но Рострапович стоял в другом конце гостиничных апартаментов, у телефона, принимал поздравления со всех концов мира.

– Thank you very much, Your Honesty!… Заходите, ребята, располагайтесь!… I'll see you soon, I'll be there next month. Thank you again [1] . – Он положил трубку, но телефон тут же взорвался снова. – Ребята, – успел сказать он, – чай на кухне!… Алло! Спасибо! С шести утра звонишь? Ну что я могу поделать? Нет, все в порядке, тут пришел Тополь с приятелем… Понимаешь, я не могу выключить телефон, вчера российский консул сказал, что с утра будет звонить Ельцин, хочет сам поздравить… Да, сейчас будем завтракать, пока…

– Слава, мы привезли тебе привет с Родины – бутылку настоящей «Московской».

– Спасибо. Какая жалость, что вы не приехали вчера! А сейчас я не могу выпить – у меня репетиция… Алло! Bonjour, cimon ami! Comment allez-vous? Merci beaucoup! Mes amities a Cardinal!… [2] – Он положил трубку и повернулся ко мне. – Ты нашел чай? Тут есть какие-то печенья…

– Слава, у тебя найдется еще ваза для цветов? Я хочу тебя познакомить. Это мой друг кинорежиссер Александр Стефанович. Мы вмеcте учились во ВГИКе и не виделись двадцать лет. Сейчас мы заняты одним кинопроектом, едем в Ниццу на встречу с продюсером. Но специально сделали небольшой крюк, чтоб тебя поздравить.

– Наверное, ты не станешь отрицать, что самый популярный французский роман в России – «Три мушкетера» Александра Дюма. Мы его еще в школе зачитывали до дыр, а потом неоднократно возвращались к нему в юности. Его экранизируют каждое десятилетие и в Голливуде, и во Франции, и даже у нас по нему поставлен очень милый фильм с Мишей Боярским в главной роли. И вообще три мушкетера считаются олицетворением храбрости, патриотизма, доброты и мужества, им подражают все пацаны. Сам писатель заявил, что роман – не просто фантазия автора, но еще и документальное повествование, поскольку основан на рукописях, найденных мсье Дюма в королевских архивах. Это воспоминания графа де Ла Фер и мемуары мсье Д'Артаньяна. Эта легенда придает роману еще больший аромат и множит ряды его поклонников, к числу которых отношусь и я. Читал я этот роман с удовольствием и неоднократно. И когда я, уже взрослым человеком, стал жить в Париже, то воспоминания о трех мушкетерах тоже не покидали меня. Тем более что первая моя квартира в Париже находилась неподалеку от бывшей улицы Могильщиков и улицы Старой Голубятни, где жили соответственно Д'Артаньян и господин де Тревиль. Я уж не говорю о том, что я почти каждый день переезжал через Новый мост, на котором произошла первая встреча Д'Артаньяна и Миледи. То есть романтические воспоминания о любимых с детства героях не оставляли меня и во Франции.

И я относился к мушкетерам так же, как миллионы советских школьников, которые читывали эту книгу взахлеб, пока не задумался, а о чем же, собственно, повествует этот роман? И вдруг понял, что ни я, ни миллионы наших читателей не имеют ни малейшего представления о том, кто эти герои, которыми мы так восхищаемся.

Но давай вспомним все по порядку.

Гасконского юношу по имени Д'Артаньян отец отправил служить верой и правдой

французскому королю.

А конкретно – послал его в Париж к господину де Тревилю, капитану

королевских

мушкетеров, чтобы юный Д'Артаньян стал настоящим французским патриотом и верным

слугой короля.

Наш герой попадает в Париж и благодаря интрижке, даже еще не состоявшейся, а просто под обещание, что с ним переспит мадам Бонасье, оказывается ввергнут в цепь немыслимых приключений и в эти приключения ввязывает своих друзей мушкетеров – тоже

По поручению королевы Анны Австрийской – изменницы (вспомним ее роман с герцогом Бекингэмом) и интриганки (вспомним ее письмо австрийскому королю с предложением напасть на Францию), эти

– Сейчас я расскажу тебе подлинную, но похожую на сказку историю, где я выступил в роли Пигмалиона, а Галатеей была совершенно очаровательная девушка, которую звали Катя, но в фильме мы ее имя заменим.

Итак, однажды летом, проходя по скверику между гостиницей «Украина» и магазином «Сантехника», я заметил на лавочке девушку, которая только что сделала какие-то покупки и вытаскивала их из пакета. Я заинтересовался: что же она рассматривает с таким интересом, чем любуется? А приглядевшись, обнаружил, что это самые обыкновенные дешевые домашние тапочки. Но она смотрела на них так, как Золушка на подаренные феей хрустальные башмачки, и было понятно, что эти тапочки – исполнение ее мечты. А тапочкам была цена три копейки. Но она их разглядывала, изучала, как они сделаны, стучала ноготком по подошве, пробовала на упор, прикладывала к ноге. И мне это показалось так трогательно, что я подошел поближе и обнаружил, что девушка очень симпатичная, хорошо сложена, а на вид от 15 до 20 лет, то есть не очень определенного возраста. Поскольку она сидела, то и рост был тоже неясен. С этого я и решил начать, поскольку при знакомстве с девушкой главное – либо озадачить ее, либо рассмешить, либо сбить с толку первым вопросом. Я спросил:

– Девушка, а какой у вас рост?

Но на этот раз моя тактика меня подвела, девушка подняла на меня гневные глаза и сказала:

– Как вы смеете?!

– …А при слове «Франция» я вижу яркий и свежий солнечный день. На асфальтированной площадке между Лувром и Пале-Руаяль гоняет по кругу на роликах зеленоглазая девушка с развевающимися на ветру черными волосами и в черном трико, обтягивающем ее стройную фигуру. Вокруг толпы туристов, снуют машины, проплывают автобусы, а она кружится на асфальтовом пятачке под музыку, слышимую одной только ей в наушниках ее «вокмэна».

Так что же такое Франция?

Прежде всего это легкое отношение к жизни. Французы говорят: «Мы работаем, чтобы жить, а американцы живут, чтобы работать». Там, где русский будет биться в истерике с криком «Так жить нельзя!» и разбираться «Кто виноват?» и «Что делать?», француз просто скажет: «Се ля ви» и, насвистывая, пойдет дальше. Один из моих неснятых сценариев так и назывался – «Насвистывая», и я решил реализовать его не на экране, а в своей жизни.

А французские женщины! От природы они не так красивы, как славянки, и не так стройны, как итальянки, но весь мир стоит на ушах именно из-за француженок. Обаяние и кокетство рождается раньше их и сопровождает француженок до глубокой старости. Недавно умерла Жанна Кальме – самая старая женщина Франции. Когда ей исполнилось 110 лет, к ней в пансион с поздравлениями и букетом цветов прикатил министр здравоохранения. Как всякий галантный француз, он поцеловал ей руку и сказал: «Мадам, я потрясен тем, как вы прекрасно выглядите! Я знаю, сколько вам лет, но не вижу у вас ни одной морщины!» «Что вы! – ответила 110-летняя кокетка. – У меня есть одна морщина, но я на ней сижу!»

А еда!

СТЕФАНОВИЧ: Любовь – наиболее загадочное, иррациональное, но основополагающее чувство, которое движет моими поступками. На мой взгляд, к духовной сфере любовные романы имеют весьма косвенное отношение. Как-то я влюбился в очень умную, интеллигентную и высокодуховную девушку. Долго мечтал о ней, а когда добился, оказалось – ничего особенного. Но, бывает, снимаешь совершенную дурочку – и такое это чудо и удовольствие!…

ТОПОЛЬ: Саша, снимая шляпу перед твоим феноменальным опытом, я все же не могу отказаться от своих скромных познаний. По моим представлениям, сексуальный темперамент высокоинтеллигентной женщины на порядок выше.

СТЕФАНОВИЧ: С такими взглядами ты должен завести роман с престарелым академиком.

ТОПОЛЬ: А что касается любви, то ее исчерпывающую формулировку найти невозможно. Если кто-то сделает это, он убьет всю мировую литературу. Поэтому мы можем говорить о любви только с помощью метафор, сравнений или притч. И вот тебе одна из них. Я большой сластена, мед – моя любимая еда, я перепробовал, кажется, все его сорта и в России, и в Америке – цветочный, липовый, алтайский, калифорнийский, даже эквалиптовый. И всегда это был мед в желто-коричневой гамме. Но однажды в Москве на рынке я увидел рядом с банками обычного меда банку с какой-то почти прозрачной белой жидкостью.

– Если уж мы сюда добрались, то должны получить свою порцию счастья, – сказал Стефанович и завел машину. – Мы едем в «Кафе де Туран».

«Счастье» оказалось, прямо скажем, непритязательным. Какие-то убогие столы с пластиковыми крышками вместо скатертей. Грубые скамейки. Стены, выкрашенные ядовитой серо-зеленой краской. На одной из них выцветшая картина в духе грузинских примитивистов. Только вместо усатых грузин в черкесках на этой красовался лихой французский моряк с пивной кружкой и пеной, льющейся из этой кружки через край. Полог из прозрачных пластиковых ремней, которым были занавешены наружные двери, раскачивался под порывами ветра, этот ветер знобил мою и без того ревматическую спину. Таверна – поскольку слово «кафе» тут было так же кстати, как корове бантик, – не отапливалась. Гарсон в мокром фартуке тряпкой смахнул лужу пива с нашего столика и открыл блокнотик.

– Мсье?…

Саша заказал две дюжины королевских устриц, какое-то «бюлё» и графин местного вина. Просмотрев меню и не найдя в нем никакого мяса, я спросил:

– А что поесть? Может, мне хоть рыбу пожарят?

– На Лазурном берегу, по-французски это будет Cote d'Azur, на приеме в мэрии моего любимого городка Вильфранша – о нем я тебе еще расскажу, – я познакомился с одним русским бизнесменом, которого мы назовем Владимиром Дьяконовым. Поначалу этот веселый и жизнерадостный человек произвел на меня странное впечатление. Маленького роста, толстенький и необыкновенно самоуверенный, он стоял, очень напыщенный, в зале старинного замка, где происходил прием, курил толстую сигару и, несмотря на свой небольшой рост, свысока оглядывал всех присутствующих. И похоже, у него были на то основания – вокруг него буквально вились мэр Вильфранша и его заместители, а также какие-то высокопоставленные чиновники из Ниццы.

Меня представили ему, мы быстро нашли общих знакомых и подружились. Он оказался совершенно уникальным человеком. К сожалению, я не могу называть людей их подлинными именами, но попробую передать суть дела без имен и названий. В то время в России был большой шум вокруг грандиозной аферы, которая потрясла русскую экономику. То было очень громкое дело, не буду называть фирму, ее все знают, но в основном знают ее генерального директора, о котором писали все газеты. Но Дьяконов мне сказал, что на самом деле это была его фирма. Как же так, говорю, когда это фирма известного русского миллионера такого-то? Он сказал: «Да кто этот хмырь болотный? Подставное лицо. Работал у меня главным инженером, потом я сделал его генеральным директором. На самом деле я президент и хозяин этой компании». И рассказал мне свою историю.

Действительно, в эпоху перестройки он открыл кооператив, сделал очень большие деньги на новой технологии анодирования металлов, но тут грянул август 1991 года. Дьяконов понял, что если победит ГКЧП и у власти останутся коммунисты, то неизвестно, сохранятся ли его капиталы и вообще останется ли он в живых. Поэтому он решил помочь народной революции, и весьма своеобразным образом. У него была охрана из ингушей, и каждый из охранников, поступая на эту работу, поклялся на Коране в случае необходимости отдать жизнь за хозяина и, кроме того, беспрекословно выполнять любое его распоряжение. Причем клятву на Коране, при поступлении на работу, Дьяконов придумал сам и считал, что это единственный способ заставить мусульманина держать слово. Как известно, даже президент Чеченской республики Масхадов, подписав документ о вечном мире с Россией в обмен на большие деньги, обещанные под восстановление Чечни, тут же сказал журналистам: «Чеченец может взять деньги, но чеченец не продается». И тем самым дал понять, что он может взять деньги и подписать договор, но выполнять его не обязан. Однако если бы вместо подписи на бумаге с Масхадова взяли клятву на Коране, ему пришлось бы прикусить язык и держать слово.

Короче, Дьяконов привел в Белый дом свою гвардию – тридцать до зубов вооруженных ингушей, которым было приказано охранять не то Ельцина, не то Руцкого. Они там просидели три дня и пришлись впору, потому что как раз в этот момент российское руководство сменило всю свою бывшую охрану из 9-го управления КГБ на представителей охранных структур частного бизнеса. А когда августовская революция 1991 года закончилась победой демократических сил, Володя Дьяконов был приглашен к высшему руководству, его решили отблагодарить за такую персональную поддержку вождей демократии. В качестве благодарности ему был открыт нефтяной кран. Он, как говорится, «сел на трубу». За короткий срок его капитал увеличился до 100 миллионов долларов, Володя решил, что ему хватит, закрыл свой бизнес, вывез семью на Запад и осел на Лазурном берегу. Время он проводил в основном там, где проводят его все русские миллионеры, а именно в казино «Руль» на Променад-дез-Англе в Ницце. Когда мы туда зайдем, ты увидишь, что в «Руле» играют практически одни наши соотечественники, густой русский мат висит над столами, а ставки совершенно безумные.

Итак, он приехал на Ривьеру. Что прежде всего делает русский человек, оказавшись в раю? Он реализует голубые мечты своего нищего детства. Дьяконов купил виллу в Ницце. Этого ему показалось мало – он приобрел квартиру в роскошном жилом комплексе в самом центре Монте-Карло, где

– Не следует думать, что все новые русские, приехав на Лазурный берег, сплошь и рядом превращаются в лохов и становятся жертвами французских аферистов. Вот история, из которой видно, кто есть кто на самом деле.

Однажды мы с тем же Володей Дьяконовым решили поехать на пляж в Сен-Жан-Кап-Ферра, а говоря по-русски, в город Святого Вани. Это фешенебельное курортное местечко на мысе Ферра между Ниццей и Монте-Карло, там расположены шикарные гостиницы и виллы, которые стоят запредельные суммы. И там же есть несколько замечательных пляжей, которые мы облюбовали себе для отдыха. Мы приехали на стоянку возле виллы Лидо, поставили наши машины рядом – его роскошный вишневый «Мерседес-600» и мой черный «БМВ». И о чем-то разговаривая по-русски, пошли к пляжу. И вдруг:

– О, как приятно слышать русскую речь!

Эту фразу произнесла молодая и очень милая женщина восточной внешности, которая неожиданно выросла на нашем пути. Мы ей заулыбались, она в ответ улыбнулась нам. Разговорились. Она назвала свое имя – Фарида. И французскую фамилию, которой мы не придали никакого значения. Фарида сказала, что провела свое детство в Москве. Мы заинтересовались этим, тем более что женщина была очень симпатичная. Сказали, что мы идем на пляж, и спросили: а вы куда? Она ответила: я тоже на пляж, я просто подходила к своей машине. Мы решили расположиться рядом с ней и заодно поболтать. Она подвела нас к своему пляжному зонтику и, улегшись в своем шезлонге, начала свой рассказ.

Оказалось, что она дочь арабского мультимиллионера, который был послом, ну, скажем, Египта в России в течение долгих лет. Потом он подал в отставку, но остался в Москве в должности главного египетского торгпреда и вел крупный египетско-советский бизнес. И все эти годы Фарида жила в Москве. Отец настоял на том, чтобы она обучалась не в «американ скул» для детей дипломатов, а в русской школе. Конечно, для нее была выбрана замечательная школа в районе Патриарших прудов, в которой учились дети всех партийных шишек Москвы. И Фарида не только училась в этой школе, но была принята в пионерки, стала звеньевой, а затем и комсомолкой и закончила эту школу с серебряной медалью. После чего отец уехал из Москвы, а Фарида поехала учиться в Сорбонну, получила там высшее образование и вышла замуж за француза, владельца авиационных заводов, фамилию которого я называть не стану, потому что ты ее все равно не знаешь, хотя любой француз знает это имя, как сегодня в России любой русский знает Березовского или Потанина. Это один из богатейших людей Франции. Она прожила с ним несколько лет, родила троих детей, а в настоящий момент они находятся в стадии развода. Теперь она собиралась обосноваться на Лазурном берегу, куда приехала не далее как вчера, и хочет присмотреть здесь какую-нибудь приличную виллу. Тут Володя ткнул меня в бок и сказал ей:

– Одна моя знакомая студентка Сорбонны, русская по происхождению, приехавшая учиться во Францию из Москвы, рассказала мне такую историю. Поскольку денег у студенток нет, она подрабатывала переводчицей. А объявление о том, что она, студентка Сорбонны, может поработать в этом качестве, она писала от руки и вывешивала в «Глобе», в магазине русской книги в Латинском квартале. Она считала, что, если она будет давать подобные объявления в газету, то ее могут неправильно понять, примут за проститутку. А в книжный магазин ходят люди интеллигентные, и если кому-то нужна переводчица, то это и будет работа переводчицей, а не что-то еще. И периодически она действительно получала такую работу по сто франков в час или по пятьсот в день, которые были нелишними в ее студенческой жизни.

И вот однажды ей позвонил человек, который оказался новым русским, приехавшим во Францию прогуливать нажитые в России деньги. Первое задание, которое он ей дал, – помочь ему купить квартиру в Париже. И она полдня шаталась с ним по агентствам недвижимости, переводила, вела переговоры. Затем, расплатившись за работу, он пригласил ее пообедать. Они пошли в тихий ресторанчик на берегу Сены, пообедали и познакомились поближе. Он сказал, что он одинокий человек, Франция ему нравится, но он еще не решил, будет ли он жить в Париже или на Лазурном берегу, про который много слышал, но никогда там не был. Поэтому он осторожно спросил, не хочет ли она поехать на Лазурный берег и поработать с ним там. А у нее в этот момент наступали каникулы в Сорбонне, и она согласилась. Он взял машину напрокат, и они отправились в Ниццу, куда считают за обязанность приехать все русские, хотя на Ривьере есть и другие не менее замечательные места. Но Ницца – с давних пор мечта всех русских туристов.

Они приехали туда к ночи и пошли снимать гостиницу. При этом она сделала у портье не совсем точный перевод того, что он просил, но точный, как она считалa, по их взаимоотношениям. То есть, зайдя в гостиницу, которая ему понравилась, он попросил номер. А она попросила номера. И поскольку он по-французски нe говорил, то им дали два разных ключа, чему он несколько удивился. Но виду не подал. И спали они в разных номерах. Зато на следующий день они пошли в агентство недвижимости, и он снял большую и роскошную квартиру с окнами на море. И в этой квартире они поселились вмеcте. Там были две спальни и одна гостиная. И каждый из них занял свою спальню. Но поскольку они вмеcте проводили все время, то не надо объяснять, что через какое-то время оба оказались в одной постели, чему она не особенно противилась, потому что парень, по ее словам, был довольно симпатичный, несмотря на то что новый русский. То есть пальцы веером не распускал, даже прочитал какое-то количество книг, и с ним было о чем поговорить.

Итак, они стали любовниками, но при этом ее занимало, как бы он не воспринял это неправильно и не перестал ей платить за ее работу. Поэтому она сказала:

– Милый, ты совершенно замечательный парень, мне с тобой очень хорошо. Но все-таки я приехала сюда работать твоей переводчицей.

– Эти две девушки познакомились на конкурсе «Мисс Россия». Одна из них была, скажем, «Мисс Омск», а другая, допустим, «Мисс Томск». И одна из них была блондинка, а другая брюнетка. Но на этом разница между ними и кончалась. Потому что обе они были по 180 см ростом и с параметрами 90-60-90 – я имею в виду параметры женской фигуры. То есть обе роскошные красавицы и конкурентки на этом конкурсе. Но победила третья девушка, а эти две стали «Вице-мисс России». Победительницу конкурса увенчали короной, а они получили по диадеме и конверту с каким-то количеством премиальных. Затем на сцену выходили спонсоры и говорили, что они дарят новой «Мисс Россия» какие-то видеомагнитофоны, наборы косметики, наборы белья. А один из спонсоров сказал:

– На «Мисс Россия» так много свалилось подарков, что я хочу восстановить справедливость. Пусть девушки, которые заняли второе и третье места, тоже получат свою порцию счастья. Наша фирма дарит им путевки для отдыха во Францию, на Лазурный берег.

Весь зал зааплодировал, а девчонки прослезились и обрадовались, потому что они надеялись на первое место и, конечно, завидовали победительнице. После завершения официальной части был банкет, на котором этот спонсор подошел к ним и сказал:

– Девчонки, вы мне обе так понравились, вы были такие трогательные, мне так жалко, что вы не победили. Каждая из вас могла быть «Мисс России». Вот я и решил вас утешить, вы прекрасно проведете время в этом путешествии.

И целый вечер они провели втроем – этот юный банкир, ему было лет 25, и эти две очаровательные девчонки. Он им дал свои телефоны и сказал, чтобы они ему позвонили. Но желательно, чтобы позвонили вмеcте, потому что оформлять в поездку нужно обеих сразу. Поскольку никакого желания возвращаться в свои Омск и Томск у девчонок не было, они не стали откладывать дело в долгий ящик и на следующий же день позвонили ему. Хотя банкира не было на месте, его секретарша сказала, чтобы они немедленно приехали в банк с фотографиями и заграничными паспортами. И то и другое у них было. Надеясь на победу в конкурсе и вытекающие из этой победы загранпоездки, они еще в Омске и Томске обзавелись заграничными паспортами. Поэтому они тут же примчались в тот банк. Секретарша попросила их заполнить анкеты, взяла фотографии и сказала, что их паспорта уходят во французское посольство на визу.

Мы сидели на пляжной веранде ресторана «Bijou Flag» в городишке Жюан-Ле-Пэн и праздновали свою первую творческую победу – я взял на аперитив двойной коньяк, а Саша свое неизменное «Шабли». Но радость успеха была, конечно, отягощена этой мерзкой четырехграммовой пулей, и даже французский коньяк не веселил ни желудок, ни душу. Что делать? Лететь домой, показать жене эту пулю и сказать, что из-за нее я бросил и Стефановича, и пятисерийный французский телефильм? Или остаться, сочинять для французов «любовь по-русски» и ежеминутно ждать очередного выстрела из-за угла?

Не знаю как у других, но у меня коньяк и стрессовые ситуации пробуждают не один, а сразу два внутренних голоса. «Ну, Тополь, что ты решишь? В кусты или грудью на амбразуру?» – вопрошал один. «А ты, писатель? – отвечал ему второй. – Конечно, в минуту опасности ты, бесплотный, исчезнешь, а голову под пулю подставлять мне, грешному!» «Во-первых, – заметил писатель, – не смей больше пить за счет моих гонораров…» «Да? – усмехнулся плотский Тополь. – Garson! One more cognac, please! [3] – и вновь повернулся к себе, писателю. – Понял? А пидоры, которые хотят нас убить, пусть утрутся! Я не стану из-за них сбегать из Франции! В конце концов, кто они такие? Жалкие дилетанты, даже снайперской винтовкой не умеют пользоваться! Так неужели два таких талантливых мужика, как мы с Сашей, не сумеем от них отвязаться? Сегодня мы разыграем мой трусливый отлет из Ниццы в США (я для этого уже сделал несколько телефонных звонков и по мобильному телефону, и по телефону-автомату и даже зарезервировал себе билет на вечерний рейс в Майами), а затем проселочными дорогами махнем в Женеву! Но ты в эти разборки не лезь, занимайся своим делом. По-моему, ты давно хочешь спросить Стефановича о чем-то…»

– Саша, а откуда ты взялся?

– В каком смысле?

– Ну, не в физиологическом, конечно. В духовном. Я не помню, чтобы гедонизму нас учили в школе или во ВГИКе…

– Моим учителем во ВГИКе был великий кинорежиссер и педагог Лев Владимирович Кулешов, совершенно легендарная личность. В январе 1999 года в Доме кино был вечер, посвященный столетию со дня его рождения. Показали фильм о Кулешове, выступали его ученики, говорили, какой это был подвижник искусства, как его травили при Сталине, не давали снимать, издевались над его женой, великой актрисой Александрой Сергеевной Хохловой. Потом играли на виолончелях – довольно печальную мелодию. То есть отдали дань памяти этому замечательному человеку.

Но у меня все это вызвало противоречивые чувства. Потому что я Кулешова знал совершенно другим. Не скрою, я был на нашем курсе его любимым учеником. У нас был странный альянс – ему было за шестьдесят, а я был самый юный и задиристый студент, который периодически попадал в разные переделки. И тогда он меня страшно ругал и воспитывал, но всегда отмазывал от неприятностей, благоволил ко мне, рассказывал истории из своей жизни и приглашал домой, что не соответствовало стандартным отношениям между престарелым учителем и 19-летним студентом.

Но Лев Владимирович был великий режиссер, а у великих свои стандарты. В семнадцать лет он стал художником в фирме Ханжонкова, в восемнадцать снял свой первый фильм – то есть Стивен Спилберг практически повторил его путь. Кулешов сделал такие открытия в области кино, что наши ведущие кинематографисты во главе с Сергеем Эйзенштейном в предисловии к его книге «Основы кинорежиссуры» написали: «Мы делаем картины, а Кулешов создал кинематографию». Во всем мире Льва Владимировича ценили наравне с Гриффитом, а за открытие «эффекта Кулешова» он вошел в историю кино. То есть человек выдающийся, безусловно. Но мне он запомнился не только как замечательный режиссер, которого то хвалили, то хулили, но и как остроумный человек, заядлый автогонщик, первый любовник Москвы и гурман. Эти его качества вызывали у меня восторг.

Когда я первый раз пришел в гости в его квартиру на Ленинском проспекте, меня поразила одна вещь. На стене у этого патриарха, забывшего, как мне казалось, все бренные радости жизни, висела большая фотография обнаженной женщины с распущенными волосами, которая, стоя на коленях и подавшись вперед своей прекрасной грудью, как бы отдавала свое страстное тело фотографу. И на фотографии надпись: «Дорогой Лева! Запомни меня такой навсегда! Твоя Лиля». Я просто раскрыл рот, когда это увидел. И хотя мой юношеский взгляд с понятным любопытством опускался по этой фотографии все ниже, я усилием воли возвращал его к лицу этой женщины, потому что оно показалось мне знакомым. Я стал к ней приглядываться, но – нет, не мог вспомнить, кто это. Набравшись наглости, я спросил:

– Лев Владимирович, а кто эта красивая дама?

– Елена Сергеевна прожила долгую жизнь и умерла в 1970 году. Ее мать тоже была долгожительницей, и с этим связана такая история. Когда ее матери было около 75 лет, она стала чувствовать себя плохо. Вызвали доктора, и тот, отозвав Елену Сергеевну в дальнюю комнату, сказал:

– Знаете, положение абсолютно безнадежное, готовьтесь к худшему, ночью она умрет. А я сейчас пойду, мне здесь уже делать нечего. Я приду утром и выпишу вам справку о смерти.

С этими словами он надел пальто и ушел.

Елена Сергеевна подошла к постели матери. Было видно, что та действительно умирает. Силы ее покидали, она уже плохо слышала, плохо понимала, что ей говорят. Жизнь из нее уходила. Елена Сергеевна рассказывала мне:

– Я не знаю почему, что мне дало этот толчок, но я стала говорить с ней о политике, стала ругать коммунистов. И вдруг угасающее сознание начало возвращаться к умирающей, она стала реагировать, мигать глазами, потом повернула лицо, начала кивать головой, а потом стала поддакивать и говорить: «Да-да, правильно! Это мерзавцы, сволочи! Они уничтожили нашу страну, лучших людей! Не будет им прощения никогда!» Поднялась на постели и стала проклинать большевиков вмеcте с их ВКП(б). А чем больше мама проклинала коммунистов, тем больше я заводилась и рассказывала ей все, что мы от них вытерпели. И что терпела от них Россия. Тогда умирающая поднялась, села и стала жестикулировать, продолжать эту тему, посылая проклятия коммунистической партии и всем ее вождям, начиная от Ленина и Троцкого до Сталина.

– Не знаю, что ты выкрутишь из этого материала, но так и быть – слушай. Только имей в виду, что тут будут такие специфические подробности быта российской эстрады, каких не понять никаким французам…

Идея познакомить нас пришла в голову замечательному поэту-песеннику Лёне Дербеневу, с которым я дружил и сотрудничал по нескольким фильмам. Это был необыкновенный человек. Помимо того, что он был автором прекрасных песен, которые пела вся страна, он еще был и необыкновенно остроумным. Доказательством тому служат две его частушки, за которые он должен войти в историю русской литературы и общественной мысли. Одна такая:

И вторая: