Вряд ли можно найти лучший отправной пункт для описания союза магии и науки в Римской империи и исследования вопроса о том, как этот союз повлиял на науку Средних веков, чем «История природы» Плиния. Это утверждение, которым много лет назад я начал главу, посвященную «Естественной истории» Плиния Старшего в моем более кратком исследовании роли магии в интеллектуальной истории Римской империи, по-прежнему сохраняет свою силу. Несмотря на то, что я описывал тогда, как Плиний смешал магию с наукой, я не вижу способа сделать мою нынешнюю работу всеобъемлющей и завершенной без включения в нее более подробного анализа этой книги Плиния.

«Естественная история» Плиния, появившаяся около 77 года нашей эры, была посвящена императору Титу и является, пожалуй, самым важным дошедшим до нас источником по истории древней цивилизации. Её тридцать семь книг, написанных в очень сжатом стиле, представляют обширное собрание самой разнообразной информации. Любой ученый, изучающий древнюю живопись, скульптуру и другие искусства; географию Римской империи; Римские триумфы, гладиаторские бои и театральные представления; индустриальные производства древности; Средиземноморскую торговлю; Итальянское сельское хозяйство; добычу полезных ископаемых в Испании; историю Римских монет; колебание цен в древности; представления язычников о бессмертии; состав древних прохладительных напитков; религиозные ритуалы древних римлян; или какой-нибудь другой вопрос, всегда найдет что-то полезное для себя у Плиния. Он стремился не только описывать, как обстояло дело со всем этим в его время, но и сообщать о том, откуда что взялось. Более того, он подробно описывает много интересных политических событий и просто истории, а также рассказывает об экономической, социальной, художественной и аристократической жизни древних римлян. Однако, изучать подробно какую-либо одну проблему по этой книге очень трудно и достойно сожаления, что у неё нет подробных аналитических индексов. Добавим, что, хотя труд Плиния — это простое собрание сведений, автор высказывает свои соображения и резко критикует роскошь, пороки и неинтеллектуальный характер своего времени. Он разделял взгляды Ювенала, создавшего картину деградирующего Римского общества, поскольку сам был человеком высокого морального уровня.

Наверное, это просто совпадение, что два средневековых манускрипта 14 века завершают «Естественную историю» серединой семьдесят шестой главы из ее последней книги словами:

«Experimenta pluribus modis constant…Primum pondered»

[17]

. Но, хотя Плиний, по самой природе своего труда, использует многочисленные источники, он часто демонстрирует понимание того, (как и полагается человеку, изучающему природу), что для постижения истины необходимо наблюдать и изучать все на своем собственном опыте. Многие высокопоставленные римляне заявляли, что они доходили со своими армиями до самых Атласских гор, но Плиний неоднократно доказывал, опираясь на свой собственный опыт, что это ложь. Этот пример навел его на мысль, что люди легче всего верят в ложь, если фальшивые сведения сообщает уважаемый всеми автор. В других местах Плиний называет опыт лучшим учителем и сравнивает болтовню и школьные уроки с одиноким собиранием трав в нужное время года. То, что на Земле суша везде окружена водой, не требует аргументов, поскольку это было установлено опытным путем. И, если бы саламандра действительно помогала погасить огонь, то это было бы уже давно установлено в Риме. С другой стороны, в «Естественной истории» мы находим такие утверждения, которые Плиний мог сам бы проверить на опыте и установить, что они ложные, например, то, что яичную скорлупу нельзя разбить или раздавить, если не наклонить немного яйцо набок. Иногда он приводит факты из своего собственного опыта, а в других случаях ссылается на опыт других.

Слово, которое Плиний использует для обозначения опыта — это эксперимент. Во многих случаях оно вовсе не означает целенаправленный, специально подготовленный научный эксперимент, как мы понимаем его в наши дни, а просто обычный опыт, полученный в ходе повседневной жизни. Нам также сообщается о том, что советуют

experti

(эксперты), то есть опытные люди. Тем не менее, в некоторых отрывках слово «эксперимент» используется в значении, близком к современному. Это происходит в тех случаях, когда он говорит о проверке какого-либо утверждения. Например, способ определения, протухло ли яйцо, во время которого его опускают в воду и смотрят — утонет оно или нет, называется у Плиния экспериментом. То, что лошади радостно ржут, увидев картину лошади, написанную Апеллесом, подтверждает то, что он выдающийся художник. Это — художественный эксперимент. Выражение «религиозный эксперимент» Плиний применяет к испытанию, которое доказало, что Клавдия — девственница. Этим словом Плиний называет и способы определения качества мазей, не прокисло ли вино, а также различные способы проверки подлинности лекарств, драгоценных камней, металлов и грунтов. Дважды оно используется при опускании зажженной лампы в огромную бочку с вином или в колодец для того, чтобы определить, нет ли там ядовитых газов. Если лампа гаснет, значит вино и вода из этого колодца опасны для жизни. Плиний также предлагает проводить специальные эксперименты, помогающие найти под землей воду или сделать прививку деревьям.

Плиний кратко рассказывает о происхождении магии и ее распространении, но этот рассказ весьма путанный и недостоверный, поскольку он говорит о существовании двух Заратустр, отделенных друг от друга пятью или шестью тысячелетиями, и двух Осфанах, один из которых сопровождал Ксеркса, а другой — Александра Македонского в их походах. Он заявляет, что не ясно, существовал ли один Заратустра, или их было двое. В любом случае, многие века магия процветала на Земле, и была создана в Персии Заратустрой. Другие колдуны Мидии, Вавилонии и Ассирии для Плиния — просто имена; позже он упоминает и других — например, Аполлобека и Дарадана. И, хотя он утверждает, что магия появилась на востоке, он не делает никакого различия, как многие другие авторы, между магами Персии и обычными колдунами; не употребляет он и слово магия в двух смыслах. Тем не менее, Плиний говорит о том, что были и другие люди, которые относились к магии более доброжелательно, чем он.

Далее Плиний рассказывает о том, как магия распространилась среди греков. Он удивляется, почему в «Илиаде» о ней не говорится ничего, а в «Одиссее» — очень много. Он сомневается, стоит ли считать Орфея колдуном, и говорит, что Фессалия была знаменита своими колдуньями, по крайней мере, уже во времена Менандра, который назвал одну из своих комедий в их честь. Но он считает, что именно Осфан, сопровождавший Ксеркса в его походах, познакомил с магией говорящий по-гречески мир, который тут же потерял от нее голову. Чтобы узнать о магии побольше, философы: Пифагор, Эмпедокл, Демокрит и Платон отправились в дальние скитания и по возвращении рассказали о том, что им удалось узнать. Плиний считает, что главную роль в распространении идей магии сыграли работы Демокрита. Это произошло примерно в то же самое время, когда, благодаря трудам Гиппократа, стала развиваться медицина. Некоторые считали книги по магии, приписываемые Демокриту, подложными, но Плиний настаивает, что они были написаны именно Демокритом

[19]

.

Давайте теперь изучим картину магии Плиния, но не его описание или критику, а его собственные идеи, изложенные в весьма многочисленных цитатах из книг, которыми он пользовался, и возможно, из практики магов. Здесь я хочу четко ограничить мой обзор только теми утверждениями, которые Плиний, безо всякого сомнения, приписывал магам или магическому искусству. Самая удивительная вещь в его книге — это то, что он снова и снова цитирует магов, говоря о предполагаемых свойствах, достоинствах и влиянии разных объектов природы: трав, животных и камней. Эти свойства, и вправду, часто помогали получить удивительные результаты, но не менее часто их сочетали в некоторых фантастических ритуалах или суеверных церемониях, совершаемых специальным человеком. Впрочем, во многих случаях, не предлагается никаких особых ритуалов или простых лечебных процедур; иногда даже не упоминается о специальных операциях или результатах. Плиний ссылается на авторитет колдунов, рассказывая о великих, но не определенных достоинствах природных объектов. И в самом деле, маги предстают на страницах книги не как простые кудесники, чаровники или чудотворцы, а как люди, которые пошли дальше других и более подробно — по мнению Плиния, слишком далеко и слишком подробно — изучили природу и медицину. В одних случаях, их высказывания цитируются безо всякой критики, дополняя высказывания других авторов; а в других они являются для Плиния единственным источником информации по тому или иному вопросу.

Плиний тесно связывает с магией возникновение ботаники, называя Медею и Цирцею самыми древними исследователями трав, а Орфея — одним из первых авторов, писавших о растениях. Более того, Пифагор и Демокрит позаимствовали из работ восточных магов описания их свойств. Впрочем, нет никакого смысла приводить здесь названия растений, о свойствах которых Плиний узнал из трудов магов, поскольку мы не знаем их современных названий. Достаточно сказать, что Плиний не возражал против использования этих растений. Не критиковал он и методы их применения, хотя для современного читателя они могут показаться весьма подозрительными. Из одних растений надо сплести венок, другие надо рвать только левой рукой, приговаривая, для чего их рвут, а в одном случае ни за что не надо оглядываться. Анемоны надо заготавливать, как только они появятся из земли, приговаривая при этом, для чего их рвут. После этого их надо завернуть в красную ткань и хранить в тени. Человеку, заболевшему малярией, привязывают их к телу. Гелиотроп вообще не надо срывать — на нем завязывают три или четыре узла, молясь при этом, чтобы больной выздоровел, развязывая их.

Совсем недавно о Галене мало кто знал. В конце 19 века один английский ученый, изучавший историю медицины, сказал: «Гален недоступен английским читателям, поэтому о нем трудно что-либо сказать наверняка». Другой писал: «наверное, нет такого человека, равного Галену по интеллектуальной мощи, которого бы все время неправильно понимали или неверно толковали». Другим препятствием для изучения трудов Галена является то, что Хемрейх и другие опубликовали несколько критических работ, посвященных разбору отдельных трудов Галена, и полное собрание его сочинений, подготовленное Кюхном, более ста лет назад, а с тех пор не издавалось ничего. И это при том, что в этом собрании было очень много ошибок, а некоторые манускрипты, изданные Кюхном, практически невозможно понять. И, наконец, четвертая причина незнания или неправильного толкования идей Галена заключается в том, что он был необычайно плодовит.

Афеней утверждал, что Гален за свою жизнь создал больше трактатов, чем любой другой грек и, хотя многие из них оказались утерянными, (в основном, работы посвященные логике и философии) дошедшие до нас труды Галена на греческом языке и в латинских переводах, насчитывают двадцать томов по тысяче страниц в каждом! А если добавить, что у глав часто нет заголовков или краткого описания их содержания, которое надо медленно и тщательно просеивать, поскольку иногда самые ценные куски информации встречаются совершенно случайно или в тех местах, где их совсем не ожидаешь; и то, что ошибки в напечатанном тексте и обилие специальных терминов, которых не найдешь ни в одном словаре классической латыни, увеличивают трудности читателя. Кроме того, немногие или даже все тексты не представляют никакой ценности для современной медицины, а читать их очень трудно даже человеку, который интересуется историей этой науки, особенно, если у него нет специальных знаний по медицине и хирургии. Поэтому, если учесть все эти препятствия, становится понятно, почему Галена так плохо знают. «Мало кто из врачей или даже ученых современности, — пишет историк медицины Пейн, — может похвастаться тем, что прочитал все собрание сочинений [Галена]; я — уж точно нет. Я могу сказать, что лишь затронул самый край, в основном, работы по анатомии и физиологии»

Хотя работы Галена очень обширны, они дошли до нашего времени, большей частью, в сравнительно поздних манускриптах, а некоторые, возможно, в своей средневековой форме. Сохранившиеся рукописи греческого текста были созданы в основном, в 15 веке. Они демонстрируют энтузиазм гуманистов, которые, возрождая учение Галена в его первоначальном виде, надеялись обнаружить в нем что-нибудь новое и более полезное, чем то, о чем им рассказывали школьные учителя. Однако эти надежды не оправдались; Средневековые авторы уже тщательно проработали все его труды. Доктор Пейн был прав, утверждая, что главный и оригинальный вклад в науку Возрождения внесли люди, которые изучали греческую схоластику. Это произошло потому, что, не найдя новых идей в греческих текстах, они обратились к экспериментальным исследованиям, в пользу которых высказался и сам Гален, и ученые Средних веков. Обширные латинские средневековые переводы его работ были сделаны раньше, чем большинство дошедших до нас греческих текстов. Существуют также версии на арабском и сирийском языках. Что касается последних пяти книг «Анатомических исследований», то единственным манускриптом, дошедшим до наших времен, является еще не опубликованный манускрипт на арабском языке.

Гален придерживается взгляда на природу, который господствовал в Средние века — все природные объекты на Земле состоят из четырех элементов: земли, воздуха, огня и воды. Он также разделял идею, высказанную впервые Гиппократом и поддержанную Аристотелем, что все эти объекты обладают четырьмя свойствами: — они горячие, холодные, сухие или влажные. Из сочетания этих четырех главных свойств рождаются другие, второстепенные. Ни та, ни другая гипотезы в ту пору не нашли еще всеобщей поддержки, и Гален считал необходимым разубеждать тех, кто верил, что человеческое тело и мир природы состоят из одного элемента. Были люди, которые потешались над теорией четырех элементов, заявляя, что холод и жар — это слова из лексикона банщиков, а не врачей. Гален разъяснял, что философы не считают, что какая-либо разновидность земли или какой-либо минерал представляют собой чистый элемент под названием «земля», которая в философском смысле является холодной и сухой субстанцией и к которой больше всего приближаются алмаз и скалистые породы. Все виды земли, которые мы видим — это комплексные субстанции.

Гален отвергал атомарную теорию Демокрита и Эпикура, которые утверждали, что атомы — это неделимые частички, разные по размеру и форме, но не различающиеся по качеству, как должны были бы различаться химические атомы. Он разделяет точку зрения Демокрита на то, что такие свойства как цвет и вкус ощущаются нами благодаря сочетанию атомов, а не заключены в самих атомах. Гален также критикует утверждение о том, что простой перегруппировки «безразличных и неизменных» атомов совсем недостаточно для создания новых свойств соединения, которые часто совсем не похожи на свойства своих составных частей, как в тех случаях, когда «мы изменяем свойства лекарств в искусственно созданных комплексах». Этим он хочет сказать, что чисто физический атомизм Демокрита не может объяснить того, что мы сейчас называем химическим изменением.

Он также, как мы увидим позже, отрицал теорию Эпикура о том, что мир природы подвержен не целенаправленным, а совершенно случайным изменениям.

От привычки Галена давать критические оценки, а не слепо подчиняться авторитетам, от его научных наблюдений и личных экспериментов, от блестящих демонстраций во время вскрытий, от его прогностики и терапии, которые были очень точными и проницательными для того времени, перейдем к рассмотрению обратной стороны картины. Мы изучим какую информацию дают нам его работы посвященные магии и астрологии, вере в оккультные свойства, заклинания, коды, суспензии и тому подобным вещам. Рассмотрим сначала его высказывания о магии и предсказании будущего, выясним, как он понимал эти слова, а потом поговорим о его отношении к другим вопросам, которые можно классифицировать как магические.

Апполоний Тианский и Апулей из Мадавры были не единственными прославленными учеными раннего периода Римской империи, которых обвиняли в занятиях магией. Мы уже упоминали об аналогичных обвинениях, высказанных в адрес Галена завидовавшими ему врачами Рима. Это было сделано во время его первого пребывания здесь. Трудно избежать мысли о том, что все ученые люди того времени могли подвергаться подозрению или обвинению в занятиях магией. Сам Гален писал, что если прогноз врача о течении болезни и ее исходе оправдывается, то большая часть людей воспринимает это как чудо, а на самого врача смотрят как на колдуна. Вскоре после этих слов Гален рассказывает историю о прогнозах течения болезни, которые он делал, и о том, как больные поправлялись, в то время как все другие врачи искренне верили, что они умрут. Один из них с завистью заявлял, что Гален поставил диагноз, пользуясь даром предсказания будущего. Когда же его спрашивали, как он это сделал, этот врач в разное время разным людям давал такие ответы: «Это Галену приснилось, или он сделал прогноз после изучения внутренностей жертвенных животных, или используя символы или астрологию». С течением времени таких обвинений становилось все больше и больше. В результате, как пишет Гален, он перестал сообщать другим свои прогнозы, опасаясь, что врачи и философы возненавидят его еще больше и зарежут его как колдуна и прорицателя. Он стал рассказывать о своих успехах только друзьям. В другом трактате он приводит высказывание Гиппократа о том, что настоящий врач должен уметь предвидеть ход развития болезни, но добавляет, что современные врачи считают такого врача колдуном и чудотворцем. В своем трактате о простых лекарственных средствах он пишет, что не стал проверять, действительно ли крокодилья кровь помогает улучшить зрение, а кровь домашней мыши избавляет от бородавок, потому, что знал другие, более надежные средства для лечения глаз и удаления бородавок. Одним из них был мирмеций, камень, кусочки которого напоминают бородавки. Кроме того, он понимал, что применяя эти средства, он рискует приобрести репутацию колдуна, поскольку завистники уже прозвали его медицинские прогнозы прорицаниями. Это последнее высказывание служит прекрасным примером того, как тесно были связаны с магией некоторые природные вещества, которым некоторые люди придавали волшебные свойства; зато камень в форме бородавки кажется магическим современному читателю.

Гален и сам иногда считал римских врачей колдунами. Некоторых людей, с которыми он не соглашался, он называл «лжецами или колдунами, или я не знаю, кем еще», а тех, кто чрезмерно увлекался в своей терапии пометом мышей, он именовал суеверными людьми и чародеями. В той же работе о простых лекарственных средствах он обещает перечислить травы в алфавитном порядке, как это сделал Помфилий, но не собирается, вослед ему, опускаться до уровня болтливых старух, египетских кудесников и заклинателей, а также поклонников амулетов и других волшебных предметов, которые не только не имеют никакого отношения к врачебному искусству, но и приносят вред. Памфилий, пишет он, никогда не видел трав, о которых он рассказывает, еще меньше проверял их свойства. Он включал в свой труд все, что ему попадалось, нагромождая названия, заклинания и колдовские приемы. Гален обвиняет Ксенократа Афродийского в том, что и он не смог избежать колдовства, и подчеркивает, что люди, создававшие трактаты по медицине, ничего не говорят о поте или о том, что является суеверием и граничит с магией.