Если ты хочешь отыскать Вишнёвый переулок, просто-напросто спроси у полисмена на перекрёстке. Он слегка сдвинет каску набок, задумчиво почешет в затылке, а потом вытянет палец своей ручищи в белой перчатке:

— Направо, потом налево, потом опять сразу направо — вот ты и там! Счастливый путь!

И будь уверен, если ты ничего не перепутаешь, ты окажешься там — в самой середине Вишнёвого переулка: по одной стороне идут дома, по другой — тянется парк, а посредине ведут свой хоровод вишнёвые деревья.

— А он обязательно будет дома? — спросила Джейн, когда все трое — она сама, Майкл и Мэри Поппинс — вышли из автобуса.

— По-твоему, мой дядя пригласил бы нас к чаю, если бы сам собирался уходить? Интересно! — сказала Мэри Поппинс, явно оскорблённая этим предположением.

На ней было синее пальто с серебряными пуговицами и синяя шляпка в тон, а в те дни, когда она была так одета, обидеть её ничего не стоило.

Мисс Ларк жила в соседнем доме.

Но, прежде чем мы пойдём дальше, надо обязательно рассказать тебе, что это был за дом — соседний дом. Это был очень большой дом, самый-самый большой во всём Вишнёвом переулке. Даже Адмирал Бум не мог скрыть, что он завидует мисс Ларк, хотя в его собственном доме — ты помнишь? — трубы были как на настоящем пароходе, а в палисаднике стояла мачта с флагом. И всё-таки соседи то и дело слышали, как он, проходя мимо дома мисс Ларк, ворчит:

— Лопни моя селезёнка! И зачем ей такие хоромы?

У Джейн болело ухо. Она лежала в постели, и голова у неё была повязана цветным платком Мэри Поппинс.

— А что ты чувствуешь? — поинтересовался Майкл.

— Как будто у меня в голове пушки стреляют, — ответила Джейн.

Утро было чудесное — такое утро, когда всё блестит и сияет чистотой, словно ночью во всём мире сделали генеральную уборку.

Чёткие тени вишнёвых деревьев аккуратно лежали поперек переулка; окна домов вспыхивали и мигали — уже открывались ставни и жалюзи. Но нигде не было слышно ни звука, только звенел колокольчик мороженщика, катавшего свою тележку взад и вперёд.

«Не проходи мимо! Попробуй!» — гласил транспарант, укреплённый на тележке.

Была суббота.

В прихожей Дома Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку мистер Бэнкс деловито постукивал по барометру и сообщал миссис Бэнкс, что собирается делать погода.

— Ветер южный, умеренный; температура нормальная, море спокойно, — сказал он. — Местами возможны грозы и ураганы. Эй, что там ещё?

Тик-так! Тик-так!

Маятник стенных часов в детской раскачивался взад и вперёд. Словно старушка качала головой.

Тик-так! Тик-так!

У Майкла был день рождения, а назавтра у него разболелись зубы. Он лежал в постели и стонал, косясь уголком глаза на Мэри Поппинс в надежде, что она обратит на него внимание.

А она сидела в старом кресле и прилежно перематывала шерсть. Джейн, присев на корточки, держала моток. Снизу, из сада, доносились крики Близнецов, игравших там под присмотром Элин. В детской было тихо и мирно. Клубок в руках Мэри Поппинс всё рос и рос. Часы самодовольно тикали, и этот звук чем-то напоминал кудахтанье курицы, которая только что снесла яйцо.

— Почему у меня болят зубы, а у Джейн нет? — хныкнул Майкл и плотнее обмотал щёку шарфом, который дала ему Мэри Поппинс.