Лучи солнца под аккомпанемент стука колес, стреляющие в окно сквозь просветы деревьев, фотографическими вспышками выхватывали из утреннего полумрака пустые нижние места плацкартного купе, грязный пол с выдутым сквозняком, свалявшимся мусором и свисающий с верхней полки край одеяла. Одеяло принадлежало лежавшему под ним единственному обитателю этого купе, молодому человеку лет двадцати-двадцати пяти. Контуры фигуры пассажира еще сохраняли черты безмятежно спящего человека, но рвущиеся внутрь световые потоки, уже разбудили его.

«Ну, вот и новый день!», – просыпаясь, равнодушно подумал, юноша. Не открывая глаз, он ухватился на ощупь за вешалку для полотенца, и повернулся к стенке, надеясь избавиться от надоедливых солнечных бликов. Вставать не имело смысла. Вагон поезда «Москва-Владивосток», в котором от самой Москвы «яблоку негде было упасть», после Улан-Удэ внезапно опустел, и проблема с постоянной очередью в туалет отошла на задний план. К тому же незаметно закончились деньги. Лежащий под подушкой последний червонец «кровь из носа» нужно приберечь на дорогу из Владивостока. Молодой человек вздохнул: самое большее, что он может себе позволить, это стакан чая у проводника. А впереди еще сутки дороги! Сейчас бы опять заснуть. Но сон не шел. Как всегда, в самый не подходящий момент, проводники включили радио и голос диктора из репродуктора, срываясь и хрипя, пропадая в атмосферных помехах начал что-то перечислять. Пассажир прислушался: «В первом полугодии 1984 года сдан в эксплуатацию ряд новых участков магистральных газопроводов протяженностью около одиннадцати тысяч километров. Досрочно введен в действие магистральный газопровод Уренгой-Центр-1. На Байкало-Амурской железнодорожной магистрали досрочно завершено строительство главного железнодорожного пути и открыто…». Что открыто, он не узнал. Радио внезапно выключилось. Но того, что оно успело сообщить, было достаточно для привыкшего к трудностям и лишениям человека, чтобы забыть унылую перспективу жизни на ближайшие сутки и вспомнить своего одноклассника по школе Пашу Кириллова, который после окончания железнодорожного техникума поехал на БАМ. «Это где-то рядом! Глухие, безлюдные места. Мошка, таежный гнус. Говорят, еще не женился. Наверное, у него кто-то есть. Без «солнышка лесного» здесь умрешь от скуки. Интересно, какая у него девчонка? Такая же, какие нравились ему в школе?». Он попытался представить ее, но вместо этого вспомнил свою девушку и события, не такого уж далекого прошлого. Чуть больше месяца отделяло его от тех дней, а кажется, пролетела целая вечность.

Очередной выпуск инженер-механиков флота. На Адмиралтейском проезде перед трибуной стройные шеренги молодых офицеров. Среди них он, лейтенант-инженер Бобылев Василий, выпускник факультета ядерных энергетических установок. Черное и белое – обрамленное золотом нашивок. В глаза отдает своей белизной еще не успевшая пожелтеть слоновая кость рукояток именных кортиков – старинного оружия морского абордажного боя. Сзади, за фигурной решеткой парка сплошной стеной родственники, знакомые и просто приглашенные. Только что закончил свои поздравления заместитель главнокомандующего Военно-морским флотом. Аплодисменты сменились тишиной, в которой изредка слышатся отдельные негромкие голоса и щелканье затворов фотоаппаратов.

– К торжественному маршу! – раздается эхом от стен Адмиралтейства неестественно громкий голос заместителя начальника училища, и черно-белые коробки мгновенно повинуясь ему, поворачивают по направлению движения.

– На одного линейного дистанции, – линейные застучали каблуками с подковками, ударами прикладов карабинов, – равнение налево, шагом марш!

Он проснулся от громких звуков духового оркестра и выкриков, напоминавших пение. Прислушавшись, смог разобрать слова:

«Строевые занятия, – сообразил Бобылев, – до обеда часик можно еще поспать!» – но, вспомнив о пакете с завтраком, решил вставать. Потягиваясь, подошел к окну. Прямо напротив окна, внизу, на асфальтированной аллее, расположился оркестр, мимо которого, строевым шагом, горланя песню, чеканила шаг очередная коробка. Часы показывали половину девятого. Умывшись, он спустился на первый этаж за чайником. Заодно решил взять и утюг. Внизу шла пересменка, и пришлось долго ждать, пока им займутся. Новая дежурная, окинув Василия недовольным взглядом, мол, что он здесь делает, когда все на плацу, выдала утюг и чайник.

С удовольствием, съев половину завтрака (вторая должна была заменить обед), Василий занялся хозяйственными делами: стиркой белья, глажением, доставанием из сумок и размещением в шкаф и тумбочку своих вещей. Наткнулся на письма Лены, все бросил и сидел, перечитывая их, вспоминая все то немногое, что было связано с ней. Наконец стал собираться. Долго выправлял поля фуражки с белым верхом и погоны тужурки, смятые долгим лежанием в чемодане. Оделся. Посмотрел в зеркало. На него смотрел незнакомый, с серьезным выражением лица, стройный молодой офицер в морской форме.

«Пижон!» – довольно хмыкнул Василий и направился к двери.