ПРЕЖДЕ ЧЕМ СОВЕРШИТЬСЯ ВЕЛИКОМУ-ПРЕВЕЛИКОМУ МНОЖЕСТВУ БРОСКОВ, в тайной столице игроков, в городе, который до того надежно укрылся в горах, что о его существовании не подозревал ни один сборщик налогов, и даже географы царей, султанов и генеральных секретарей не означили его на своих алчных картах, в горах под названием Балканы изо дня в день совершалось одно и то же действо. Действо это, внушающее не меньшее доверие, чем церковный благовест, имело своим исходным пунктом банк. Во всяком случае, там на фронтоне, поверх портала, красовалась надпись «БАНКА», и широкая лестница вела под его сень, но с тех самых пор, как была изобретена игра в кости, еще ни один человек не заходил в эту «БАНКУ». Ни разу эта лестница по будням не доставляла к входу клиентов, дабы затем свести их вниз, ни разу не стенала в часы пик под бременем своих обязанностей и, расправляя перышки в обеденный перерыв, не стряхивала пыль, желая уничтожить даже мельчайшие следы своего родства с дорогой. Не было ни клиентов, которые бодро или боязливо переступают порог, ни мыслей, которые сосредоточены вокруг стопки пестрых бумажек, ни профессионально-привычных взглядов со стороны банковских служащих, ни тех порций иллюзий, которые, будучи извлечены из толстокожих вместилищ, молниеносно пересчитываются и равнодушно подаются в окошечко.

О том, что же там все-таки есть, не знали и мужчины, которые изо дня в день чего-то дожидались перед этим зданием, и что бы там ни было, им оно не требовалось. Зато все знали человека, который выходил оттуда: Бай Дан. Он выходил из тени портала, он поправлял свой галстук — протокольное действо, означающее, что Старые горы и на сей раз остались верны себе. Это и было отмеченное барабанной дробью начало всех начал. Кто ранее стоял, прислонясь к колонне, выпрямлялся, кто сидел на корточках, вставал. И вниз по лестнице шествовал квазидиректор банка, бывший на самом деле Великим Магистром игры в тайной столице игроков.

— День добрый, Бай Дан. — Мешанина голосов, мешанина из самоуверенности и сковывающей язык нервозности.

Молодежь еще не обучена, вопросы задает осторожно, но она гордится хотя бы тем, что ей дозволено присутствовать. Она приплясывает вокруг тех, кто уже состоялся, боясь привлечь к себе внимание, стараясь дышать как можно тише, полная надежд… Бай Дан улыбается, слышит голоса, слышит Пенчо, и Димчо, и Элина, и Умеева, устами которого обычно вещает его жена… тебе что, опять туда приспичило, никому не нужная затея, пустая трата времени, дьявольские забавы, и пожалуйста, пожалуйста, вернись сегодня пораньше.

Мужчины движутся вниз по улице, клубок голосов скатывает день, наматывает на себя как значительное, так и банальное, все, что произошло в городе с прошлого вечера. В конце главной улицы процессия сворачивает налево, под арку, к центру города, к южному центру, к кафе игроков. К каменным, высотой в человеческий рост стенам лепятся деревянные дома, с бесстыдством тучности выставив напоказ набитые животы. Это они превратили улицу в хоть и милый, но совершенно никчемный переулочек. А когда они предаются разгулу и затем устают, устают донельзя, то сонливо, нахлобучив крышу на лоб, наваливаются в защитной дремоте на переулочек и делают его настолько узким, что соседи из противоположных домов могут по настроению либо пожать друг другу руки, либо оттаскать друг друга за усы.

ТАК ЯВИЛСЯ НА СВЕТ АЛЕКСАНДАР ЛУКСОВ, сдается мне, что и вы явились точно таким же манером. Из одного броска — в другой. После чего вам пришлось приложить усилия, чтобы, подобно ему, обыграть этот факт наилучшим образом. В его случае бросок оказался удачным, вроде открытия солидного заведения: активные клетки мозга, медленные ноги, белая кожа, черные волосы и жилище на краю Европы, там, где она кончается, так еще и не начавшись. Его мать провидела свое счастье и хотела быть настолько в нем уверенной, насколько это допускает полет фантазии. Еще до родов она так углубилась в мысли о том, какая роскошная жизнь должна выпасть на долю ее дитяти (по-моему, это даже и объяснять не нужно: бочка здоровья и денег, профессия под названием адвокат или врач, и никаких неожиданностей), — а ее соседки тем временем вопили и стонали, — что она совершенно позабыла свою непосредственную обязанность: для начала произвести Александара на свет. Она не замечала его нетерпения, не заметила даже, как он высунул голову, чтобы без посторонней помощи выбраться в зал, выложенный темными изразцами. Пробегавшая мимо медсестра увидела его пушистый затылок, во весь голос окликнула врача и, вынимая ребенка, бормотала себе под нос …

в жизни такого не видела, почему вы молчите, я здесь двадцать лет работаю, но чтобы такое, такое, такого и в самом деле не

… тем самым она допустила перерасход слов, и потом ей их не хватило, когда она взяла новорожденного на руки, по всем правилам осмотрела, и у нее дух занялся, и, не веря собственным глазам, она спросила у врача — что это такое — как это прикажете понимать — вы не могли бы сказать?.. Врач сказать не мог, от растерянности он вообще не мог двинуться с места в отличие от пальцев явившегося в сей мир Алекса, а уж эти пальцы захватывали и рвали на части, впору подумать… нет, нет, всего лишь безобидные прорехи в стерильном воздухе родильного зала… впрочем, так внимательно, как сестра, никто на него и не глядел, та же устремила взгляд на животик младенца, мягкий и свежий, словно только что вызревший йогурт, вполне обычный вид для младенческого живота, если бы не отсутствие чего-то основного, того, что, подобно лонже, привязывает младенцев к месту их происхождения, — отсутствие пуповины. Не иначе Алекс сам ее оборвал своими беспокойными пальцами. Но сработал он при этом халтурно, до того халтурно, что и по сей день место, которое принято называть пупком, смахивает у него на третье ухо. С тех пор как мне стало об этом известно, я только и жду, что сыщется какая-нибудь наделенная богатой фантазией женщина, которая прошепчет в этот пупок слова любви.

Очередная накладка: нас до сих пор не представили друг другу. Итак, с вашего разрешения: меня называют Бай Дан, так давно называют, что я уже почти успел позабыть имя, перешедшее ко мне по наследству и данное мне при крещении. Бай Дан. Дан — это от Йор-дан, а словом Бай обозначают человека, которого подозревают в причастности к игре в кости. В причастности интимной, почти зловещей. Укротитель случая — так любят они шептать у меня за спиной. Маг и волшебник — часто слышу я их слова. Но они сильно преувеличивают. Я отнюдь не полностью застрахован от сюрпризов, приносимых костями, я и сам порой дивлюсь на их определенность и предопределение.

Однако недооценивать кости нельзя. Скажу, к примеру, хоть что-то, что может произвести на вас впечатление: они способны заморозить время и потом снова растопить его (отчего человек иногда по щиколотку утопает в лужах, возникших по его собственному недосмотру), они способны превратить белое в черное, но не наоборот (из-за отсутствия спроса), они способны перешагнуть через что угодно и предсказать индекс Доу-Джонса на ближайшую неделю, они могут наизусть произнести все суры и псалмы и каждый день давать им новое толкование.

Итак, когда они берутся за дело, я следую за ними, пока они не закончат свой пробег, возможно — среди поля, а я воспользуюсь случаем и выкопаю картофелину — чем еще прикажете заниматься среди поля, — очищу ее и последую за ароматом хрустящей корочки до ближайшей дороги, а оттуда — в большой, привольный мир…

детский манеж возле кровати, возле гобелена, возле столика, возле двери, возле стены, возле манежа — однокомнатная квартира; скрипит дверь, ведущая в остальные однокомнатные квартиры на пятом этаже дома в Старом городе. Дом приметный, известен во всем квартале как