Танцор сидел на скамейке, отхлебывал «Туборг», приятно холодящий и слегка пощипывающий гортань, и, словно чеширский кот – самое виртуальное на свете существо, жмурился от удовольствия. Как ни крути, а весна даже и в Москве весна. А тем более в таком культовом месте, предназначенном исключительно для праздности, как скверик между нерукотворно-бронзовым Пушкиным и кино имени его же, призывавшего милость к падшим.

И не просто сидел на скамейке, но еще и наблюдал бесплатное представление, искусно срежиссированное всем ходом отечественной истории последнего десятилетия.

Рядом с Пушкиным – нашим Пушкиным, православным – американский проповедник, окруженный курятником квохчущих сестер, сплошь конопатых и с первого взгляда непроходимо глупых, при посредничестве переводчика наставлял москвичей на путь истинный, раздавая налево и направо яркие глянцевые буклеты, которые издали были неотличимы от какого-нибудь «Плейбоя», а то и «Пентхауса».

Прохожие, относясь к происходящему с нормальным столичным безразличием, останавливались лишь для того, чтобы взять баптистский печатный орган, не обременяя себя даже кивком головы или улыбкой, не говоря уж о «Сэнк ю вэри матч».

Как и предрекал покойный Безгубый, Осипов стал Следопытом. Потому что оставаться Осиновым не имело никакого смысла. Майор Завьялов, узнав о самоуправстве молодого лейтенанта, пришел в ярость и уволил его из Управления «Р» в сорок пять минут. Сорок две из них ушло на сквернословие и стучание кулаком по столу. Трех минут хватило на то, чтобы подписать третий рапорт, потому что два первых он порвал яростным росчерком пера.

Следопыт по этому поводу особо кручиниться не стал. За полтора года он обзавелся необходимыми связями, прекрасно изучил царившие в электронном криминале нравы, обеспечил себя необходимой аппаратурой. Главным оружием был, конечно же, шестнадцатипроцессорный мэйнфрейм, который удалось восстановить после атаки Танцора.

Но главное, чего добился Следопыт за полтора, года службы в милиции, – не нажил врагов в среде преступников, работающих в сфере высоких информационных технологий. Во-первых, он не столько служил, сколько прислуживал майору Завьялову. Во-вторых, особо не усердствовал в борьбе с торговцами контрафаксной продукцией, прекрасно понимая, что искоренение компьютерного пиратства неизбежно повлекло бы за собой возврат страны в мрачное прошлое логарифмических линеек, таблиц Брадиса, печатающих машинок «Москва» и громоздких калькуляторов «Элка», уже десять лет почивающих в музее счетно-решающей техники, словно Ленин в мавзолее.

Следопыт прекрасно понимал, что ни у одного русского юзера рука не поднимется выложить несколько сотен долларов за такой нематериальный продукт, как лицензионный программный пакет, который он привык покупать на Горбушке максимум за четыре доллара. Если же прикрыть продажу пиратских копий майкрософтовских Виндовозов, то в России полностью прекратится всякая компьютерная жизнь. Юзер, поставленный перед фактом необходимости жить не по лжи, конечно, положит в карман несколько сотен долларов и, конечно, поедет в сверкающий витринами магазин «Мир ПК». Однако по дороге свернет в кабак и пропьет эти несколько сотен долларов дотла. И с этим ничего поделать невозможно.