— О, Георгъ, какъ я люблю тебя!

— Я знаю это, Марія, и Богъ да благословитъ твое нѣжное сердце, но только отчего твой отецъ такъ суровъ и непреклоненъ?

— Георгъ, онъ не глупъ, но искусство считаетъ глупостью… Онъ имѣетъ кой-какое понятіе въ москательныхъ товарахъ и ему кажется, что ты уморишь меня съ голоду.

— Будь проклята его премудрость: она отзывается высокой проницательностью!

— О, зачѣмъ я не безсердечный лавочникъ, наживающій капиталъ, а Богомъ одаренный скульпторъ, не имѣющій что кушать!

— Любезнѣйшій господинъ, всякая болтовня излишня. Противъ васъ я ничего не имѣю, но не могу же выдать мою дочь за пудингъ изъ любви, искусства и голода, — а кромѣ всего этого, мнѣ думается, вы ей ничего предложить не можете.

— Сударь, я бѣденъ, — я и не отрицаю это, — но развѣ слава ничто? Всѣми уважаемый Баллами Фудль изъ Арканзаса признаетъ мою статую Америки за выдающееся произведеніе скульптуры и онъ вполнѣ увѣренъ, что мое имя будетъ впослѣдствіи знаменито…

— Болванъ! Ну, что понимаетъ этотъ оселъ изъ Арканзаса въ подобныхъ вещахъ! Слава тутъ не при чемъ, вся суть въ рыночной цѣнѣ вашего мраморнаго пугала. Чтобы сдѣлать его, вамъ пришлось работать полгода, и за это вамъ никто не дастъ болѣе 100 долларовъ. Нѣтъ, сударь! Принесите мнѣ 50 тысячъ долларовъ и тогда можете получить мою дочь, — иначе я ее выдамъ за молодого Симпера. Въ вашемъ распоряженіи ровно полгода, чтобы собрать эту сумму. А пока до свиданія, сударь!

— О, я несчастный!