Парижанинъ мало путешествуетъ; онъ обыкновенно знакомъ только съ роднымъ языкомъ, читаетъ только произведенія отечественной литературы и, вслѣдствіе этого, замѣтно одностороненъ и самодоволенъ. Но будемъ справедливы: имѣются, конечно, французы, которые знаютъ и иностранные языки, это — кельнеры. Въ числѣ другихъ они знаютъ и англійскій, т. е. знаютъ его на европейскій манеръ, — они умѣютъ говорить на немъ, но не понимаютъ, что имъ говорятъ. Смыслъ ихъ рѣчей усвоивается довольно легко, но облечь англійскую фразу въ такія выраженія, которыя могли бы понять они, почти граничитъ съ невозможностью. Они думаютъ, и даже готовы утверждать, что поняли васъ совершенно; но, на самомъ дѣлѣ, они ничего не понимаютъ. Я имѣлъ нижеслѣдующій разговоръ съ однимъ изъ такихъ субъектовъ; дабы сохранить его дословно, я тогда же записалъ этотъ разговоръ:

Я. Это — прекрасные апельсины. Откуда они?

Онъ. Прикажете еще? Я сейчасъ принесу.

Я. Нѣтъ, больше не надо, — я только хотѣлъ знать, откуда они, — гдѣ они росли?

Онъ (съ невозмутимой физіономіей, но въ нѣсколько повышенномъ тонѣ). Вотъ что!?