Есть женщины, при одном имени которых у мужчины меняется выражение лица: глаза становятся суровыми или озаряются нежностью, или же выражают страдание, — но лицо его меняется — это несомненно. Подобные женщины имеют необыкновенную силу; их влияние, даже когда они находятся вдали, могущественно. Такие женщины не принадлежат к числу избранных и светлых существ, умеющих создать счастливый уголок на земле; они имеют власть, а к власти всегда следует подходить с опаской, так как в ней часто таится угроза.

Лайла Гревиль читала и перечитывала письмо, сидя в своей прекрасно обставленной комнате, — и улыбалась.

Стоял июнь, и ее записная книжка была заполнена приглашениями. Развлечения чередовались непрестанно — на сегодняшний вечер у нее было четыре специальных приглашения, — но она предпочла провести время за городом, поехав туда в двухместном автомобиле с мужчиной, написавшим письмо, которое она держала в руках. Это был молодой человек двадцати семи лет, находящийся в стесненных обстоятельствах.

Лайле исполнилось тридцать два года; она была очень богата, так как удачно вышла замуж. Робин Вейн был для нее любимым развлечением; она вспоминала о его существовании, когда находила возможность уделить ему немного свободного времени.

Он увлекся ею во время войны, когда она распределяла улыбку и кофе в Красном Кресте, а он изредка приезжал в короткий отпуск и возвращался обратно во Францию. Об одном таком отпуске, длившемся всего два дня, он не сообщил своим родным в Англии. Он провел эти два морозных январских дня с Лайлой, выражая ей свое обожание и глубоко веря в то, что она прекраснейшая звезда на том клочке неба, который мы называем нашей жизнью.

Лорд Гревиль отпустил секретаря с любезной, немного рассеянной улыбкой, обождал некоторое время, а затем нажал кнопку звонка на письменном столе.

Явившемуся на зов слуге он сказал:

— Пришли ко мне Кри, пожалуйста.

Он зажег сигару, но забыл закурить ее. Она потухла еще до того, как раздался робкий стук в дверь. Вошел маленький безупречно одетый человек с неприятным взглядом и безвольным ртом. Лорд Гревиль поразился, как мог подобный субъект попасть к нему на службу — быть может, его принял секретарь. Он взглянул на него и спросил:

— Вы мне желали что-то сообщить?

Был уже почти час ночи, когда двухместный автомобиль подъехал к воротам большого дома.

— О… вы испугали меня, — воскликнула Лайла, увидев Кри.

— Извините, — ответил он и предупредительно распахнул дверцу машины.

— Я подожду, пока вы войдете, — коротко сказал Робин, стоя возле Лайлы на тротуаре.

Лайла пробормотала несколько слов прощанья — она испытывала чувство страха, и оба мужчины знали об этом. Сумерки летнего вечера скрыли хитрую улыбку Кри; он отворил перед Лайлой дверь и, пропустив ее вперед, тихо прошептал Робину:

Проводив инспектора Лауренса до автомобиля, Гревиль затворил тяжелую входную дверь и начал медленно подниматься по широкой лестнице. Дворецкий шел вслед за ним. Его вопрос: «Не будет ли еще каких-нибудь распоряжений, милорд?» — заставил Гревиля вздрогнуть. Он обернулся и ответил:

— Да, принесите, пожалуйста, несколько сандвичей и коньяк в гостиную ее сиятельства.

Он глядел в течение минуты на удаляющуюся спину слуги и прошел в комнаты Лайлы. Гревиль подошел к ней и спросил заботливо:

— Вы, вероятно, очень потрясены, мое бедное дитя. Седл сейчас принесет вам сандвичи и немного коньяку.

Он сел возле нее и вынул свой портсигар.

Когда Мартин Вейн вышел из пульмановского вагона на вокзале «Виктория», он был готов целовать неприветливые стены этого здания. Он вернулся домой после трех лет изнурительной работы, чтобы отдохнуть, осмотреться и пожить немного с Робином. Он не ожидал, что Робин будет встречать его, так как написал ему из Марселя и получил в ответ телеграмму: «Радуюсь твоему возвращению. В течение недели дела требуют непрерывных поездок. Робин». Поэтому Мартин не испытал разочарования и начал неторопливо указывать носильщику на свой багаж.

— Этот чемодан и тот, и ящик для ружей с инициалами «М» и «В» в красном кругу.

Наконец, он сел в такси, положив часть чемоданов рядом с собой, а остальную часть укрепив позади машины, и поехал в Кенсингтон.

В этот июньский вечер Лондон казался Мартину раем; во всяком случае, он не желал в данный момент попасть в лучшее место и улыбался от радости при виде старых знакомых домов.

Музей естественной истории! Он помнил, словно это было вчера, как водил по праздничным дням Робина глядеть на доисторических животных, или, вернее, на их кости. Он сам так же, как и Робин, увлекался всеми странными, удивительными, чужеземными вещами.