Не знаю, сколько времени провел я на скамье маленького челнока, думая, что, будь у меня только силы, я выпил бы морской воды, чтобы сойти с ума и поскорее умереть.

В таком положении вдруг увидел я на линии горизонта, не придавая тому большего значения, чем какой-либо картине, парус, направляющийся ко мне.

Без сомнения, я бредил, а между тем ясно припоминаю все то, что произошло. Помню ужасное волнение моря, причинявшее мне головокружение, и постоянное ныряние судна на горизонте. Я твердо был убежден в своей смерти и с горечью раздумывал о бесполезности столь поздно являющейся помощи только ради того, чтобы застать меня еще в живых.

В продолжение некоторого промежутка времени, который показался мне бесконечным, следил я за приближением ныряющей шкуны. Это было небольшое судно с латинскими (косыми) парусами, оно лавировало, так как шло прямо против ветра. Мне даже не пришла в голову мысль обратить на себя его внимание. Начиная с момента, в который я ясно различил судно, и до той минуты, когда я увидел себя в каюте, обо всем случившемся за этот промежуток времени у меня сохранились смутные воспоминания. Смутно помню еще, что меня приподняли до шкафута. С высоты капитанского мостика как будто глядело на меня грубое красное лицо с веснушками, рыжими волосами и бородою, пред моим взором промелькнуло также другое сильно загорелое лицо с необычайными глазами. Немного спустя, кажется, влили мне сквозь стиснутые мои зубы какую-то жидкость. Все это я видел как в каком-то кошмаре; далее ничего не помню.

Очень долго пролежал я в бессознательном состоянии. Каюта, в которой я очнулся, была очень узка и грязна. Довольно молодой блондин с торчащими светлыми усами и с отвисшей нижней губой сидел около и держал меня за руку. С минуту смотрели мы друг на друга, не говоря ни слова. В его серых, влажных глазах не было никакого выражения. В это время, прямо над моею головою, я услышал какой-то шум, как будто от передвижения железной кровати, вслед затем глухое и сердитое рычание какого-то большого животного. Одновременно с этом заговорил блондин. Он повторил свой вопрос:

В тот же день вечером нашим взорам представилась земля, и шкуна приготовилась причаливать к берегу. Монгомери объявил мне, что этот безымянный остров — цель его путешествия. Мы находились еще слишком далеко, так что невозможно было различить очертания острова: видна была только темно-синяя полоса на серо-голубом фоне моря. Почти вертикальный столб дыма поднимался к небу.

Капитана не было на палубе, когда часовой с мачты крикнул «земля»! Излив в брани весь свой гнев, капитан, шатаясь, добрался до каюты и растянулся спать на полу. Командование судном перешло к его помощнику. Это был худощавый и молчаливый субъект, которого мы уже раньше видели с бичем в руках; казалось, он также находился в очень дурных отношениях с Монгомери и не обращал ни малейшего внимания на нас. Мы обедали вместе с ним в скучном молчании, и все мои попытки вовлечь его в разговор не увенчались успехом. Я заметил также, что весь экипаж относился весьма враждебно к моему товарищу и его животным. Монгомери постоянно старался отмалчиваться, когда я расспрашивал об его жизни и о том, что он намерен делать с этими животными, но, хотя любопытство мучило меня все сильнее и сильнее, тем не менее, я ничего не добился.

Мы остались на палубе и продолжали разговаривать до тех пор, пока небо не усеялось звездами. Ночь была совершенно спокойна, и ее тишина изредка лишь нарушалась шумом за решеткой на носу шкуны или движениями животных. Пума из глубины своей клетки следила за нами своими горящими глазами; собаки спали. Мы закурили сигары.

Монгомери принялся говорить о Лондоне тоном сожаления, предлагая мне различные вопросы о новых переменах. Он говорил, как человек, любивший жизнь, которую вел прежде, и принужденный внезапно и навсегда покинуть ее. Я, по мере моих сил, отвечал на его расспросы о том и о другом, и во время этого разговора все то, что было в нем непонятного, становилось для меня ясным. Беседуя, я, при слабом свете фонаря, освещавшего буссоль и дорожный компас, всматривался в его бледную, странную фигуру. Затем мои глаза обратились на темное море, ища маленький островок, скрытый во мраке ночи.

Этот человек, как мне казалось, явился из бесконечности и исключительно для того, чтобы спасти мне жизнь. Завтра он покидает корабль и исчезнет для меня навсегда. Однако, каковы бы ни были обстоятельства жизни, воспоминания о нем не изгладятся из моей головы. В настоящее время, прежде всего, он, образованный человек, обладал странностями, живя на маленьком неизвестном острове, в особенности, если прибавить к этому необычность его багажа.