Из зала все вынесли. Кто-то украсил стены мрачного вида ветками вечнозеленых растений. Кто-то другой, вероятно, решил, что мишура немного поднимет настроение. Столы у стены, словно длинная, застеленная белой скатертью стойка бара, были уставлены тарелками с бутербродами, разноцветными пирожными, пирожками с сосисками, кувшинами с лимонным и апельсиновым соком, вазами с цветами и кофейниками. Сама же комната напоминала ожившую палитру. Издалека казалось, что целая стая скворцов распевает свои вечерние песни.

В колледже святого Меррина праздновали окончание семестра.

Мисс Бенбоу, преподавательница математики, слушая скучный рассказ Авроры Трегг о непревзойденных умственных способностях ее щенка, не спеша оглядывала комнату, мысленно составляя список тех, с кем обязательно следует поговорить сегодня вечером. В дальнем конце комнаты она заметила Диану Брекли, которая на несколько мгновений осталась одна. Диана, несомненно, была среди тех, кто заслуживал похвалы и самых теплых поздравлений, поэтому, воспользовавшись короткой паузой в восторженном повествовании Авроры, мисс Бенбоу похвалила сообразительного щенка, пожелала ему всего самого наилучшего в будущем и поспешно ретировалась.

Проходя по комнате, она неожиданно взглянула на Диану глазами постороннего человека школьница превратилась в прелестную девушку. Возможно, дело в том, как она одета. Простое голубое платье, казалось, ничем не выделяется среди остальных, но если рассмотреть его повнимательнее, совсем недорогое – мисс Бенбоу знала это совершенно точно – и все же в нем есть стиль. Диана всегда одевалась со вкусом, а еще обладала качеством, благодаря которому вещь стоимостью в три гинеи казалась дорогой. Мисс Бенбоу улыбнулась, отметив, что, пожалуй, этот редкий дар достоин уважения. Неожиданно она подумала, что внешность является одним из талантов Дианы. Впрочем, ее нельзя, собственно, назвать хорошенькой. Хорошенькие девушки прелестны, как цветы в мае, но весной их такое множество! Ни один человек, владеющий чувством языка, не назвал бы Диану хорошенькой…

Восемнадцать – всего восемнадцать – было тогда Диане. Довольно высокая – пять футов и десять дюймов – стройная и хрупкая. Темно-каштановые волосы с легким красноватым оттенком. Линии лба и носа не в чистом виде греческие, но их так и хотелось назвать классическими. Едва заметно подкрашенные губы – все-таки она пришла на вечеринку – выгодно выделяли их обладательницу среди множества пурпурных бутонов. Рот сам по себе ничего не обещал постороннему наблюдателю, однако при случае волшебно улыбался, не слишком часто, впрочем. А стоило вам подойти к Диане поближе, как вы окунались в ее чудесные серые глаза, оторваться от которых было почти невозможно. Они смотрели на вас и оценивали, поражая своей спокойной уверенностью. Поскольку обычно мисс Бенбоу обращала внимание на способности девушки, а не на ее внешность, она с некоторым удивлением вдруг поняла, что Диана стала настоящей «красавицей», как было принято говорить во времена молодости ее родителей.

Диана так никогда и не узнала, что новое платье чуть не стоило ей желаемой работы. Нет, с ним все было в порядке – в полном порядке. Оно было сшито из тонкой шерсти мягкого зеленого цвета, который так шел к ее каштановым волосам, и, как и все, что носила Диана, казалось немного дороже своей настоящей цены. Но, несмотря на то что молодые ученые в отличие от представителей мира искусства, не носят никакой специальной одежды, выделяющей их среди простых смертных, они, тем не менее, имеют тенденцию принадлежать к двум основным типам: те, кто носят не очень хорошо скроенную аккуратно-приличную одежду, и те, кто вообще не считают нужным обращать внимание на такие пустяки. Диана, вне всякого сомнения, не относилась ни к тому, ни к другому типу. Ее внешний вид вызвал у Френсиса Саксовера опасения.

Его вполне удовлетворили характеристики Дианы, ее оценки и рекомендации говорили сами за себя, да и письмо, которое девушка написала руководителю «Дарр Девелопментс», произвело на него благоприятное впечатление. Вполне можно было бы сказать, что все обстоятельства складывались в пользу Дианы, пока она не предстала перед Френсисом Саксовером собственной персоной – вот тогда-то в его сознании и загорелся тревожный сигнал.

Потому что за десять лет управления «Дарр Девелопментс» Френсис Саксовер научился быть даже немного слишком осторожным. Намереваясь стать – и добившись в этом успеха – вдохновителем и разумным руководителем удачного предприятия, Френсис не предполагал, что судьба уготовила ему роль патриарха, возглавляющего некую общину, созданную его собственными стараниями. Так что он рассматривал кандидатов, оценивая их сразу с нескольких сторон. Как раз сейчас патриарх с сомнением поглядывал на симпатичную и со вкусом одетую мисс Брекли.

Она выглядела так, что вполне могла стать причиной возникновения одной из тех ситуаций, которые уже не раз заставляли Френсиса обращаться к жене Кэролайн с предложением заменить слово «Девелопментс» в названии их предприятия на «Лагерь отдыха, или место, где утешаются одинокие сердца».

Сама Диана никак не могла понять, почему после целого ряда благоприятных предзнаменований и весьма многообещающего начала она стала опасаться за исход собеседования. Конечно же, причина колебаний Френсиса Саксовера была бы ей ясна, если бы она смогла хотя бы краешком глаза заглянуть в сознание своего возможного начальника – там проносились воспоминания о нескольких инцидентах, произошедших за десятилетнюю историю мирного существования «Дарра».

Однажды утром дверь комнаты, в которой работала Диана, резко распахнулась. Она оторвалась от микроскопа и увидела, что в дверях с блюдцем в руках стоит расстроенный Френсис Саксовер.

– Мисс Брекли, – сказал он, – мне сказали, что вы добровольно взяли на себя обязанность следить за тем, чтобы Фелиция могла ночью перекусить. Если в этом действительно есть необходимость – в чем лично я сильно сомневаюсь, поскольку она даже не притронулась к вашему дару, – не будете ли вы так любезны ставить это блюдце в сторону от того места, где ходят люди? Я уже в третий раз чуть не наступил на него!

– Ой, мне очень жаль, доктор Саксовер, – извинилась Диана. – Как правило, я не забываю убрать его, когда прихожу на работу. К тому же она обычно все съедает, вы же знаете. Возможно, ее испугала гроза, которая разразилась прошлой ночью.

Она взяла блюдце и поставила на скамейку.

– Я обязательно позабочусь…

– Я рад, что вам обоим удалось выбраться, – сказал Френсис своим детям.

– Мне не следовало бы здесь находиться, но твое приглашение звучало достаточно настойчиво, – проговорил Пол.

– Дело очень важное, однако у меня есть сомнения относительно его срочности. Я рассчитывал, что к настоящему моменту все прояснится, только вот четвертый участник нашего квартета задерживается. Не знаю, помните ли вы ее. Она рассталась с «Дарром» около пятнадцати лет назад – Диана Брекли.

– Мне кажется, я ее помню, – ответил Пол. – Высокая, довольно красивая, не так ли?

– А я помню ее прекрасно, – перебила его Стефани. – Я была влюблена в Диану. Мне казалось, что она самая красивая и самая умная, после тебя, конечно, папочка. Я так горевала, когда она уехала.

Стефани вышла из лифта и принялась искать в сумочке ключ от своей квартиры. На неудобном стуле, поставленном на площадке исключительно для уюта, а не для того, чтобы на нем сидели, устроился кто-то очень большой. Когда Стефани подошла к двери, человек встал и приблизился к ней. Задумчивость мгновенно покинула лицо девушки, она узнала человека, вспомнила свое обещание и ужасно расстроилась – и все за единую долю секунды.

– О Господи! – не к месту воскликнула она.

– Вот уж это точно, – мрачно произнес молодой человек. – Я должен был зайти за тобой час назад. Что я и сделал.

– Мне страшно стыдно, Ричард. На самом деле я…

– Только ты забыла.

– Я бы хотел написать об этом статью. Там происходит что-то интересное. Не сомневаюсь, – сказал Джеральд Марлин.

– Очень модное заведение, «Нефертити». Тут нужно быть абсолютно уверенным в своих источниках, – ответил редактор «Санди Проул».

– Естественно. Именно такое заведение и заинтересует наших читателей, в особенности скандал. Скандал из жизни богатых.

– М-м, – с сомнением промычал редактор.

– Послушайте, Билл, – продолжал настаивать на своем Джеральд. – Эта женщина по фамилии Уилберри вытрясла из них пять тысяч фунтов. Пять тысяч – я сильно сомневаюсь, что ей удалось бы получить столько же, обратись она в суд. Конечно, крылышки ей малость подрезали: она хотела получить десять тысяч. Вы же не станете спорить: это дурно пахнет.

Секретарша остановила Пола, когда он уже собирался уйти из офиса.

– Вас просит к телефону доктор Саксовер, сэр.

Пол вернулся и взял трубку.

– Это ты. Пол? – голос Френсиса звучал холодно.

– Да, отец.

Среди почты, полученной Френсисом Сакеовером в понедельник утром и лежащей возле его тарелки с завтраком, выделялся пухлый конверт, адрес на котором был написан незнакомым почерком. Вскрыв конверт, он обнаружил вырезку из газеты и короткое письмо:

Дорогой Френсис!

Зная, что по воскресеньям в «Дарре» принято изучать лишь первые полосы «Обзервера» или «Таймс», я предполагаю, что эта статья не попала вам на глаза. Думаю, вам стоит ознакомиться с ее содержанием.

Дело в том, что ловушка, в которую я намеревалась заманить тех, кто страдает излишним любопытством сработала – надеюсь, результаты не заставят себя долго ждать. К тому же нам повезло, что правая рука Флит-стрит* не ведает, что делает левая и что я, возможно, возмущена поведением Б.

Извините за короткую записку, я ужасно спешу.

Проходя через приемную в свой кабинет, Диана остановилась.

– Доброе утро, Сара. Есть сегодня что-нибудь интересное?

– В почте нет, мисс Брекли, – ответила мисс Толлуин, – а вообще есть. Вы, наверное, еще не видели этого.

Она держала в руках номер «Рефлектора». Как и обычно журнал был скорее похож на слоеный пирог, чем на информационное издание. Жирные заголовки, набранные шрифтами разных размеров и видов, сразу привлекали внимание. А вот объявление, на которое указывала пальцем мисс Толлуин, не бросалось в глаза.

В нем говорилось:

Их обогнал черный фургон. На боку крупными буквами было написано «Полиция». Из окошка высунулась рука и решительным жестом показала, что им следует остановиться.

– Какого дьявола?.. – спросил Ричард, притормаживая.

– Ну мы же ничего плохого не сделали? – удивленно проговорила Стефани.

Как только они остановились, подъехал другой фургон, на котором ничего не было написано. Дверца распахнулась, и из фургона вышел человек. Он посмотрел назад и спросил:

– Все правильно, Чарли?

В четверг утром Диана взялась за пачку газет с нетерпением восходящей звезды на следующей день после премьеры. Однако по мере того как она просматривала их, ее энтузиазм заметно убавлялся.

«Таймс» вообще проигнорировала ее пресс-конференцию – ну, откровенно говоря, трудно было рассчитывать на интерес со стороны консерваторов. В «Гардиан» – тоже ничего. И в «Телеграф»… А вот это уже несколько странно: ведь на встрече было немало людей с громкими титулами.

В маленькой заметке на женской страничке «Нью Кроникл» говорилось, что знаменитый косметолог с улицы Мейфер заявила о новом виде лечения, позволяющем сохранить красоту юности.

«Мейл» писала:

«Если пример знаменитого салона красоты, находящегося в Вест-энде и объявившего о новом виде лечения с помпой, которая обычно сопровождает показ очередных коллекций известного модельера, получит широкое распространение, можно легко себе представить, что скоро наступит время парадов новой моды на лица – осеннезимнего, или весенне-летнего сезона, которыми будут руководить наши ведущие косметологи».

Воскресные газеты словно прорвало. Заголовки в понедельник гласили:

«ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕОТРАЗИМЫ В ВОСЕМЬДЕСЯТ?» – «Миррор».

«МЕСТА ДЛЯ МОЛОДЕЖИ В ПАРЛАМЕНТЕ?» – «Скетч».

«ДОРОГУ СТАРИКАМ!» – «Мейл».

«ПРИОРИТЕТ ДОМАМ И ЛЮДЯМ» – «Экспресс».

– Вы где? – спросила леди Тьюли.

– Здесь. Заходите, Дженет, – донесся голос Дианы.

Дженет Тьюли подошла к окну:

– Ой, Диана, какой прелестный сад, и прямо тут. Кто бы мог подумать?

– Я люблю мой садик, – сказала Диана, выпрямляясь и снимая перчатки. – Хорошо, что вы смогли до меня добраться.