Я не знаю точно, кто виноват в том, что нас не приняли, Руби или я. Скажем так, ни одна из нас на собеседовании не блистала. Я поняла, что у нас неприятности, как только она меня разбудила, в шесть утра. Ее настроение было черно, как те ковбойские сапожки, которые она упрямо надела, отправляясь в постель накануне вечером. Руби не позволила мне причесать ее слева, и в результате я вышла из дома, держа за руку крошечный паноптикум: наполовину очаровательный ангелочек в ленточках, наполовину всклокоченный бесенок из преисподней. Она облачилась в футболку с Суперменом, малиновую мини-юбку и ярко-желтые сабо, что усугубляло эффект. Руби пропустила мимо ушей мои просьбы и совершенно не интересовалась моими объяснениями, а я рассказывала, почему для поступления в Гарвард, Свартмор или любой другой достойный колледж нужно выбрать правильный детский сад. Кончится тем, что она окажется в Слиппери-Рок,

[1]

как ее отец. Даже будь ей не два с половиной года, моя речь вряд ли произвела бы на нее большое впечатление. Ее отец, не будучи выпускником «Лиги Плюща»,

[2]

зарабатывал примерно в десять раз больше, чем ее мать, которая таким выпускником являлась. И его карьера сценариста оказалась не в пример удачнее моей карьеры федерального защитника.

К тому времени, как мы сели в машину, настроение у всех троих — мамы, папы и детки — было похожим. Плохим. Очень-очень плохим. Питер был раздражен потому, что ему пришлось встать раньше одиннадцати. Руби — потому, что я выключила «Домик на колесах»,

[3]

заставила ее съесть хлопья и выйти из дома. Я сердилась на Руби за то, что она была такой упрямой маленькой надоедой, на Питера — за то, что он не помогал мне готовить ее к собеседованию, и на саму себя — потому что набрала пятьдесят пять фунтов за первые тридцать две недели своей второй беременности. Я уже выросла практически из всей своей одежды для беременных, и единственная вещь, которая еще на меня налезала — это старая, выцветшая черная блуза, которую я носила, еще когда была беременна этим маленьким ангелом ада.

Пока мы ехали по бульвару Санта-Моника, я отчаянно пыталась дать Руби последние наставления.

— Послушай, Персик, это очень важно. Постарайся сегодня быть хорошей доброй девочкой, ладно?

— Нет.

Руби заснула в машине по дороге домой, а мы с Питером сидели тихо, погрузившись в размышления. Я прикидывала, что он, вероятно, думает о своем последнем сценарии, третьем по счету в жутком сериале о банде городских мародеров-каннибалов. Определенно, пока это самый значительный из всех его фильмов, и Питеру было очень трудно сделать так, чтобы текст удовлетворил все заинтересованные стороны, включая режиссера, который практически не говорил по-английски, и владельца студии с его артистическими замашками.

Семь лет назад, когда мы с Питером встретились в Нью-Йорке, он работал в культовом магазине видеокассет «Фильмомания» в Ист-Виллидж, а в свободное время писал сценарии фильмов ужасов. Вообще-то, сценарии он писал и на работе вместо того, чтобы обслуживать покупателей. После нашего первого разговора я пригрозила нажаловаться его начальству, а он предложил вместо этого выпить пива. Я до сих пор не понимаю, почему согласилась на его приглашение. Видимо, это было как-то связано с нежным и сексуальным выражением его серых глаз.

К тому времени, как мы с Питером встретились, я уже неплохо зарабатывала в престижной нью-йоркской адвокатской конторе. Я вышла за него замуж через шесть месяцев после той первой кружки пива, абсолютно уверенная, что буду содержать его до конца наших дней. Через три недели после медового месяца (мы валялись на пляже и шатались по джунглям Коста-Рики) Питеру позвонил агент. Ужастики неожиданно вошли в моду, и один из самых знаменитых на тот год продюсеров положил глаз на сценарий Питера для «Пожирателей плоти-1».

[5]

Мой муж получил за него больше, чем я зарабатывала за год.

К моей большой радости, успех Питера позволил мне уйти с работы. Коротким и, в общем, единственным ответом на вопрос, почему я стала корпоративным адвокатом, были деньги. Я окончила Гарвардский юридический колледж, имея в активе семьдесят пять тысяч долларов долга. Фирма «Делакруа, Свенсон и Джерард» предложила мне начальный годовой оклад чуть ниже девяноста тысяч. После двух лет работы я сократила долг до каких-то пятидесяти тысяч — это больше, чем закладная моих родителей, но ежемесячные выплаты отдавать гораздо легче, чем когда я только начинала.

За эти два года я отпахала шесть тысяч часов, представляла интересы производителя асбеста и хозяина свалки токсичных отходов, а также помогла обанкротить один профсоюз. Мой дедушка, организовавший профсоюз работников текстильной фабрики, должно быть, переворачивался в гробу. Я три недели не вылезала со склада в Джерси-Сити, роясь в документах, и провела месяц в конференц-зале отеля «Хилтон» при аэропорте Детройта, выслушивая вранье управляющих. Мне так часто приходилось оставаться на работе до утра, что какое-то время Питер был уверен, будто я ему изменяю. Обеды во французском ресторане «Лютес» и машины из «Линкольн-таун-кар», ежедневно отвозившие меня домой, не могли возместить страдания, которые мне приходилось испытывать в каждый из четырнадцатичасовых рабочих дней. К тому времени, как у Питера случился финансовый прорыв, я уже более чем готова была уволиться.