«…Господам столичным охотникам очень хорошо должно быть известно, что такие бесплодные, хотя и дорого стоящие, экскурсии оканчиваются выстрелами в пустые бутылки вовсе не потому, чтобы в лядине не было ни птиц, ни зверей. Как известно, в противном уверяют охотников все местные обыватели-мужички, разделяющие с ними трудности экскурсии. Один, например, Родион Миловидов, сам видел целое полчище тетеревов в то самое время, когда барин, около которого он хлопотал, сидел в шалаше и ничего не видал. Если же Родион и не убил ни одного тетерева, то именно потому, что
«поопасился»
барина потревожить, «как бы, мол, не осерчали, зачем разбиваешь охоту, – а то тетеревей было даже до пропасти, вот это самое место»…»
Всякому петербургскому ружейному охотнику должны быть хорошо известны те места, преимущественно в Новгородской губернии, которые называются
лягами,
или
лядинами,
куда господа столичные охотники ездят бить медведей, зайцев, лисиц, тетеревов, вальдшнепов, бекасов и вообще всевозможных зверей и птиц и откуда возвращаются в столицу, в большинстве случаев не пролив ни единой капли птичьей или звериной крови и не выпустив из своих превосходных ружей ни единого превосходного патрона, если не считать нескольких выстрелов в пустые бутылки от рейнвейна, опорожненные за завтраком и очень часто (надо отдать честь искусству господ столичных охотников) разбиваемые в мелкие дребезги на лету…
Господам столичным охотникам очень хорошо должно быть известно, что такие бесплодные, хотя и дорого стоящие, экскурсии оканчиваются выстрелами в пустые бутылки вовсе не потому, чтобы в лядине не было ни птиц, ни зверей. Как известно, в противном уверяют охотников все местные обыватели-мужички, разделяющие с ними трудности экскурсии. Один, например, Родион Миловидов, сам видел целое полчище тетеревов в то самое время, когда барин, около которого он хлопотал, сидел в шалаше и ничего не видал. Если же Родион и не убил ни одного тетерева, то именно потому, что
«поопасился»
барина потревожить, «как бы, мол, не осерчали, зачем разбиваешь охоту, – а то тетеревей было даже до пропасти, вот это самое место». Зайцев, или, как говорят здесь, зайц
о
в, Иван Харитонов также настиг целую стаю, «хошь руками бери», да на грех у него ружье не далеко бьет и порох «крупен», «поопасился у господ увспросить пороху, а то бы, ежели бы с хорошим ружьем, так он одним ударом в клочья бы всю стаю расшиб; главная причина – ружье оченно неспособно… А кабы, ежели!»
Господам охотникам так же должно быть хорошо известно, что такого рода уверения, начинающиеся обыкновенно после полной неудачи и блещущие удивительной изобретательностью, хоть и страдают известной долею преувеличений, имеющих целью успокоить неудовлетворенных «господ», объяснив неудачу охоты только самыми незначительными случайностями («ружье не хватает», «поопасился вдарить» и т. д.), но не совсем лишены и некоторого правдоподобия, так как не только Иван Харитонов или Родион Миловидов видели «собственными глазами» и зайцев и тетеревов, но и сами господа охотники также видали – хотя, конечно, не в таких, как Миловидов и Харитонов, размерах – и тетеревов и зайцев. «Действительно, – подтверждает свидетельство Миловидова г. N***, –
Такое очень частое появление «из-под самых ног» или «под самым носом» всевозможного зверья и птицы, наряду с собственными, также довольно частыми наблюдениями господ охотников и уверениями местных обывателей, несмотря на почти постоянные неудачи столичных охотников, продолжает удерживать за «лядинами» славу отличнейших для охоты мест.
И точно, есть здесь много всякого зверья и птицы; но отличительные природные свойства, характеризующие местности, называемые лядинами, дают ей полную возможность пропадать из-под носа и из-под ног. Даже подстреленную птицу или зайца иногда бывает очень трудно. а очень часто и просто невозможно разыскать, хотя и видно, куда она упала. Поминутно от местных охотников-крестьян слышишь: «вдарил я в него – только шерсть клочьями разлетелась; побег я, хотел уж руками брать, а он (заяц) очувствовался, прыгнул в прутняк, искал-искал-искал – нет! А уж верно, мертвый лежит где-нибудь!» Природные свойства ляги, так приветливо укрывающие зверя и в такое беспомощное положение ставящие человека, заключаются в следующем.
Примечания
Печатаются по изданию: Сочинения Глеба Успенского в двух томах. Том второй. Третье издание Ф. Павленкова, СПБ., 1881).
Впервые напечатаны в «Отечественных записках» 1880, IX, под заглавием: «Из деревенского дневника. I. «Лядины» новгородские. II. Непорванные связи. III. Подгородный мужик», за подписью: «Г. Иванов». Заглавие журнальной редакции указывает на связь очерков с циклом «Из деревенского дневника». После журнальной публикации при жизни писателя издавались четыре раза: в сборнике «Деревенская неурядица» (т. I, СПБ., 1882) и во всех трех прижизненных Собраниях сочинений. Очерки были сданы в редакцию в мае 1880 года, однако печатание их задержалось. «В сентябре будет рассказ, – писал Успенский 14 июля 1880 года М. И. Петрункевичу, – уже сданный в редакцию еще в мае, но отложенный Салтыковым, несмотря на мою просьбу печатать летом» (Г. И. Успенский. Полное собрание сочинений, т. XIII, стр. 228). М. Е. Салтыков-Щедрин, как это видно из рукописи, подверг очерки значительной правке, с которой Успенский согласился. Впоследствии Успенский о своем отношении к Салтыкову-Щедрину писал: «Я… безусловно подчиняюсь, например, Щедрину. Щедрин – литератор, беллетрист, за которым огромный опыт и огромный труд. Я знаю его, ценю, уважаю и знаю еще, что он может мне указать» (там же, стр. 497). Исправления и сокращения Салтыкова-Щедрина в «Непорванных связях» касались главным образом некоторых противоречивых характеристик в вопросе о разложении крестьянства, о положении общины. Справедливо рисуя социальные противоречия, разъедавшие общину, Успенский вместе с тем склонен был помечтать о крестьянской общине, какой она должна быть. Вот как, например, рисуются Успенским в первоначальной редакции очерков желаемые общинные порядки: «Общинное хозяйство это, во-первых, право всех ртов получать кусок хлеба, как всех душ – получить для хлеба землю; во-вторых, это такого рода хозяйство, где право на хлеб основано на том, что при общинном хозяйстве решительно не найдется в деревне ни калеки, ни глухого, ни увечного, ни дряхлого беспомощного старца, словом никого, до последней девочки или мальчика, который умеет отогнать хворостиной свинью от анбара с хлебом и т. д., – словом, ни единой души человеческой, которая бы не могла участвовать чем-нибудь в общей гармонии труда, которая не была бы впитана этой общинной трудовой машиной, добывающей общинный хлеб» («Глеб Успенский. Материалы и исследования». 1. Издательство АН СССР. М. – Л., 1938, стр. 403). Все это суждение, как и ряд других, удалено Салтыковым-Щедриным, который никогда не разделял народнических упований на общину и считал бесплодным говорить об идеале, лишенном какой-либо реальной исторической почвы. Фактически и Успенский, рисуя действительное положение дел в общине, показывал ту же несостоятельность воззрений народников иа общину. Правдивостью зарисованных Успенским картин деревенской жизни всегда дорожил Салтыков-Щедрин.
В сборнике «Деревенская неурядица» очерки «Непорванные связи» перепечатываются без каких-либо существенных изменений по сравнению с журнальной редакцией. Здесь очерки получили окончательное заглавие, которое ранее принадлежало второму очерку, получившему теперь заглавие «Не в привычку дело». Сохраняется первоначальная концовка, которая свидетельствовала о намерении Успенского продолжить очерки, однако это намерение не было осуществлено.
Существеннее была работа, проделанная при подготовке очерков для включения в Собрание сочинений. Окончательно устанавливается заглавие второго очерка: «Чудак-барин». Производится значительная стилистическая правка, вводится нумерация подглав, устраняются погрешности первых публикаций, есть некоторые сокращения. Как и в тексте «Из деревенского дневника», Успенский устраняет места, слишком резко направленные против народнических воззрений. Устраняются также публицистические рассуждения об историческом прошлом русского крестьянина-общинника. При всех этих изменениях, однако, здесь, как и в очерках «Из деревенского дневника», сохраняются в неприкосновенности правдивые картины крестьянской жизни, показывающие иллюзорность народнических и либеральных представлений о деревне.