Воплощенное Слово
Моя духовная наставница Домна Федоровна Калитвина — донская казачка, происходящая из семьи казаков-характерников (так называют хранителей знания о Казачьем Спасе). Она привела меня на Путь Спаса, и шаг за шагом, посредством духовных практик, молитв и медитаций, посвящала меня в тайную традицию, существующую на Донской земле вот уже более пяти веков. О первых ступенях моего опыта в познании Спаса рассказывают две предыдущие книги: "Путь Спаса" и "Справный дом".
До сих пор мое повествование о Казачьем Спасе было во многом описательно: в первых книгах я рассказала вам об истории моего знакомства с семейством Калитвиных, начале обучения, поездках на Дон и житейских ситуациях, которые решались при помощи Спаса.
У тех, кто прочел "Путь Спаса" и "Справный дом", могло сложиться впечатление, что Казачий Спас состоит лишь из выполнения некоторых ритуалов и соблюдения неких правил. В этих книгах не было главного — объяснения сути Казачьего Спаса. Скажу честно, такой ход я сделала намеренно. Я хотела, чтобы у вас был выбор и вы, прочитав о моем личном опыте, спросили себя: нуждаетесь ли вы в этом знании, притягивает ли вас Путь Спаса, чувствуете ли вы в душе свет Спаса? И если вы сейчас читаете эти строки, то ответ очевиден.
Дорогой мой читатель! Твое внимание и терпение очень скоро будет вознаграждено. Дело в том, что книга, которую ты держишь в руках, является ключом ко всей тайной традиции Казачьего Спаса.
До этого момента я нигде не касалась четкого определения, что же такое Казачий Спас, из каких ключевых понятий состоит это Знание.
Глава 1. Славяне — словом владеющие
В сумраке высокий купол собора Вознесения Господня казался почти бесконечным, уходящим прямо в небо. Этой бесконечностью темное пространство храма точно давило сверху и изнутри, прижимало к каменному полу, распластывало по расписанным стенам. Несмотря на то, что время было предполуденным, стоящим на литургии казалось, что уже ночь. Дневной свет не лился в окна: небо, готовое в любой момент разродиться весенней грозой, с утра чернело и хмурилось; люстры в соборе во время Страстной Седмицы не зажигали, а горящие свечи, разбросанные по храму частыми островками золотого огня, лишь сильнее оттеняли давящий сверху мрак.
Хор уже трижды пропел:
— Вечери Твоея Тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими, не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник, исповедую Тя: помяни мя, Господи, во царствии Твоем.
Скрестив на груди руки, я ждала своей очереди к Евхаристии сразу за Домной Федоровной, за мной — Алексей Петрович, за ним — Федор и Ирина. Молящиеся глухо, плотно, негромко пели причастную песнь "Тело Христово примите, источника бессмертного вкусите". Я не пела, а лишь повторяла про себя слова: простой напев в исполнении казаков был так строен, так ровен, так ритмичен, что мне хотелось молча раствориться в нем. Причащал только один священник, а причастников в Великий Четверг было много (что не удивительно: сегодня в Церкви вспоминали Тайную вечерю); перед нами в очереди к причастию стояло полхрама.
Внезапно мной овладело какое-то смутное волнение. Я глянула поверх голов и вдруг ясно увидела прозрачную золотую дымку, как бы повивающую толпу и тонкой струйкой уходящую вверх, в бесконечность купола (а может, спускающуюся оттуда?). В оцепенении я не заметила, как подошла моя очередь.