Сэм Клеменс шагал взад и вперед по кормовому палубному настилу «Дрейрага» («Кровавого»), покуривая длинную зеленоватую сигару. Он переложил подзорную трубу в другую руку и, остановившись около рулевого Ари Гримальфссона, ни слова не понимавшего по-английски, задумчиво произнес:

— Воскрешение, подобно политике, способно уложить в одну постель самых разных партнеров. К сожалению, такой сон не приносит отдыха.

Ари холодно посмотрел на Сэма. Наморщив лоб, Клеменс изложил свою мысль на ломаном старонорвежском, но она не стала рулевому понятней.

Сэм выругался по-английски, обозвав Ари тупоголовым варваром. Три последние года Клеменс днем и ночью практиковался в норвежском десятого века, однако большинство мужчин и женщин на борту «Дрейрага» с трудом понимали его.

— Гек Финн, у которого за спиной девяносто пять прожитых лет, плюс или минус несколько тысячелетий, — пробормотал Клеменс, адресуясь к собственной персоне. — Я отправился в путь на плоту с низовьев Реки. Теперь я плыву на дурацком корабле викингов вверх по Реке. Что дальше? Когда же осуществится моя мечта?

Из-под палубного настила раздался голос, бормотавший что-то невнятное. Он был схож с рычаньем зверя, таким мощным, что волосы на затылках людей встали дыбом, хотя они слышали этот рык тысячи раз.

Ступени бамбуковой лестницы заскрипели под весом огромного тела, заскрипели так громко, что перекрыли свист ветра в кожаных канатах такелажа, хлопанье парусов, крики команды и шипение воды, разрезаемой носом корабля.

Голова, появившаяся над краем палубы, выглядела куда более устрашающей, чем нечеловеческий, могучий голос, предшествовавший ее появлению. Скошенный лоб переходил в приплюснутый череп, покрытый рыжими волосами. Выступающие надбровные дуги нависали над маленькими, темно-синими глазами. Широкие скулы, тонкие губы, вывернутые наружу, могучие челюсти придавали созданию сходство с гориллой. Нос, однако, не гармонировал с остальными чертами лица, на котором более уместным выглядел бы плоский нос с широкими, открытыми для всеобщего обозрения ноздрями. Вместо этого под узким лбом торчала ужасающе комическая пародия на человеческий нос, подходившая его лицу не более, чем хобот к морде обезьяны.

Плечи Джо имели чудовищную ширину. Впереди себя он с достоинством нес объемистое брюхо размером с пивную бочку. Его руки и ноги казались короткими в сравнении с длинным туловищем, хотя тазобедренный сустав располагался на уровне подбородка Клеменса. Рукой, вытянутой на полную длину, Джо мог удерживать Клеменса в воздухе в течение часа без малейшего намека на дрожь.

Он не нуждался в одежде ни для защиты от холода, ни скромности ради. Последнее понятие вообще было ему незнакомо, пока он не соприкоснулся с расой Гомо Сапиенс. Ржаво-красные волосы, более густые, чем у человека, но не такие плотные, как у шимпанзе, покрывали его тело. Кожа под ними имела грязновато-розовый цвет.

Сэм Клеменс очнулся только к утру следующего дня. «Дрейраг» каким-то образом миновал огромные волны, прокатившиеся по руслу Реки и прилегающим равнинам. Корабль проскочил в теснину между двумя утесами и застрял на мелководье, в небольшой расщелине в основании подступавшей вплотную к Реке горы. Когда вода схлынула, полуразрушенный корабль оказался на суше.

Скованные ужасом люди жались в холодной грязи, покрывшей останки судна, пока ветер яростно таранил беспокойную поверхность Реки. Мрачное небо цвета стылого железа нависало над ним. Постепенно ветер стих и с Низовья потянуло теплом.

Пятеро уцелевших на палубе «Дрейрага» начали с усилием шевелиться, окликая друг друга охрипшими голосами. Сэм почти физически ощущал, как слова с трудом срываются с его застывших губ. Запинаясь, Клеменс рассказал своим спутникам о светящемся объекте, который он наблюдал на небе за час до начала урагана. Где-то внизу по Реке, может быть, милях в двухстах, упал гигантский метеорит. Огромное количество тепла, выделившегося при его ударе о землю, породило пертурбацию обычно спокойной атмосферы в долине Реки. Волны, едва не погубившие «Дрейраг», могли показаться игрушечными в сравнении с водяным Монбланом, возникшим вблизи точки удара. Им повезло; они находились на окраине яростного возмущения стихий.

Из-под палубного настила показались люди, мужчины и женщины, спасавшиеся в трюме «Дрейрага». Некоторые норвежцы смогли подняться на ноги; пошатываясь, они бродили по палубе, что-то бормоча и размахивая руками. Другие ползли вверх по лестницам, тяжело дыша, оглядываясь вокруг налитыми кровью глазами. Кровавый Топор воззрился на остатки своей команды и внезапно взревел:

— Все вниз, вниз! Могут прийти новые волны, еще больше, еще страшнее! Прячьтесь в трюм, скорее, во имя Одина!

Мужчины и женщины почувствовали себя так, как будто бог покинул их. До сих пор благодеяния, источаемые чудесными камнями три раза в день, казались такими же естественными, как восход солнца. Теперь они могли надеяться только на остатки своих запасов — хлеб, рыбу и сыр.

Клеменс побледнел от ужаса. Но фон Ритгофен напомнил о том, что они могли перебраться на восточный берег Реки. Клеменс подошел к конунгу, чтобы обсудить с ним создавшееся положение. Кровавый Топор был в отвратительном настроении, но, истощив свой запас проклятий, все же решил, что нужно делать. Спустя несколько минут, Сэм, Джо Миллер и молодой летчик, забрав чаши, погрузились в челнок. На весла сел Токе Крокссон, рыжеголовый швед с мускулистыми руками гребца и воина. Доставив их на восточный берег, он погнал легкое суденышко обратно.

Шлепая по мокрой земле, троица дотащилась до серой гряды грейлстоунов. Они решили расположиться на ночь на плоской

вершине огромного камня. Его поверхность была чистой; по-видимому, мощные электрические разряды удалили всю грязь.

Клеменс лег на спину и, подложив руки под голову, уставился в ночное небо. Оно отличалось от земного; двадцать тысяч звезд, более ярких, чем Венера, сияли на нем, и светящиеся нити газовых облаков пересекали его из конца в конец. Некоторые звезды были настолько яркими, что их удавалось разглядеть даже в полдень.