Он жил в образах семи разных людей.

Об этом он узнал от женщины, в кабинете которой ему пришлось теперь проводить по часу ежедневно. До того он ничего не подозревал, хотя она и утверждала, что ему все должно быть известно. По ее словам, он все еще мог помнить перипетии происшедшего с ним, и, вполне возможно, действительно помнил. У него, однако, не возникало ни малейших сомнений в ее заблуждении. Ни малейших. Если он хочет жить, он должен убедить ее, что ничего не ведал об этом.

Все это несомненно было весьма странным; я раскрою вам суть дела а потом вы постараетесь убедить меня в том, что все именно так и обстоит.

Если бы ему удалось уверить власти в своей искренности, его не стали бы казнить, хотя ожидавшая его участь была не менее ужасной. Тем не менее в таком случае оставалась хоть и призрачная, но все-таки надежда на то, что когда-нибудь, в отдаленном будущем, кто-то мог решить вернуть его к жизни.

Женщина-психиатр казалась озадаченной и заинтригованной. Он подозревал, что и ее начальникам ситуация представлялась загадочной. Пока они пребывали в этом состоянии, у него сохранялась надежда остаться в живых, а значит — и шансы выбраться отсюда. Однако он знал — или полагал, что знает, — и то, что за все время существования этой странной больницы выбраться из нее еще никому не удавалось.

Он приземлился на спину на мягкий матрас, и по-весеннему зеленые кусты смягчили удар. Не испытывая боли, он на четвереньках выбрался из кустов, встал и несколько секунд стоял неподвижно, выжидал. Потоки дождя быстро пропитали одежду, молнии ярким светом освещали двор, так что любой человек, идущий по дорожке к зданию, сразу же заметил бы его. Вокруг, однако, никого не было.

Дункан оказался первым, кому удалось выбраться из этого здания. Теперь предстояло узнать, сможет ли он также стать первым пациентом странной больницы, которому действительно удалось сбежать из нее.

Он затолкал матрас за обломанные кусты, забросив туда же пластиковое окно. К стоянке около подъезда подрулила какая-то машина, и Дункан поспешил спрятаться в кустах. Из машины вышли мужчина и женщина и, укрывшись под зонтами, побежали по дорожке к главному входу. Машина уехала. Дункан медленно прошел через двор к его северо-восточному углу, затем свернул на Сто двадцать вторую Западную улицу и направился к реке Гудзон. Двигался он с таким видом, словно направлялся по какому-то обычному и вполне законному делу, не сомневаясь при этом, что, попадись ему навстречу патруль органиков, они непременно остановились бы. С непокрытой головой, без плаща он несомненно выглядел подозрительно.

Без происшествий ему удалось добраться до Западной Риверсайд Драйв. Лишь несколько пешеходов и велосипедистов видели его за это время. Дункан направился на юг, чтобы обогнуть выступающую часть Гранте Парка вытянутую узкую и длинную полоску из камней и грязи. Гробница Гранте была разрушена еще во время первого великого землетрясения, случившегося около тысячи облет тому назад, и с тех пор ее так и не восстановили. Он прошел под высокими опорами Риверсайд Драйв и вошел в парк Риверсайд. Еще несколько минут потребовалось, чтобы добраться до реки. Прежде всего нужно было преодолеть длинный пролет высокой каменной лестницы и взобраться на верх гранитной дамбы, построенной для предотвращения затопления Манхэттена. Уровень реки уже на пятьдесят футов превышал самую низкую точку острова, а гигантские шапки полярного льда все еще продолжали таять.

Поверхность дамбы в самом узком месте составляла в ширину около сотни футов. Дункан пересек ее и спустился с другой стороны по лестнице в район порта. Здесь располагалось несколько довольно больших здании, начиненных магазинами, складами и офисами коммерческих судоходных компаний. Между ними ютились маленькие гаражи для частных лодок, в основном принадлежавших членам правительственной элиты. Дункан вошел в ближайший из них, обнаружил там обычную гребную шлюпку и, раскрыв створку двери, вывел шлюпку на открытую воду. Дождь не стихал, продолжая хлестать изо всех сил, и течение быстро погнало судно к противоположному берегу. Добравшись до него, он почувствовал себя разбитым и замерзшим.