Изначально настоящий труд замышлялся как общее исследование российских отношений с Китаем на протяжении трех завершающих четвертей XVIII столетия. Приступая к работе, автор намеревался изучить весь спектр событий и отдельных эпизодов в общении двух народов, в том числе на дипломатическом, деловом и культурном поприще. Китайские прямые и ответные действия предстояло подвергнуть рассмотрению в контексте прямых и ответных действий русских участников отношений. Целью при этом ставилось достижение исторического «синтеза» этих различных по тому же историческому опыту обществ, представители которых вступают в общение. От такой изначальной цели, однако, пришлось отказаться в процессе настоящего исторического исследования. Совсем иной набор предметов исследования пришел на смену тех целей, с которыми автор приступил к делу.

Автору казались важными не сами отношения между этими двумя обществами, их государственными и торговыми представителями, хотя у такого общения на самом деле возникали захватывающие, причем иногда вызывающие восхищение эпизоды, а историческая динамика знакомства двух народов как представителей мира Востока и Запада. Попытка обнаружения смысла как такового в поведении двух народов и описания их обоих со знанием дела оказывается в лучшем случае неудачной. Пришло решение сосредотачиваться прежде всего на России, действиях и решениях русских представителей, а также их устремлениях и динамике российской экспансии.

Основной акцент в российских торговых отношениях с китайцами появился только в процессе исследования. И теперь можно с большой уверенностью утверждать, что в эти первые годы общения русских людей с китайцами ведущей целью большинства их, как представителей государственного, так и частного сектора, считался торговый обмен. Все остальное считалось второстепенным. Тем не менее на торговле, объем которой вырос в XVIII столетии, самым пагубным образом сказалось множество факторов и моментов далекого от экономики свойства. Решениями, принятыми в Санкт-Петербурге, и договоренностями, согласованными российскими и китайскими дипломатами, а также придворными вельможами, не только регулировались, но и время от времени диктовались обстоятельства, сроки и объемы торговли. Такие вопросы, как прохождение границ, обращение с беглецами и переселенцами, пересекавшими установленные границы, обеспечение жильем русских священников и студентов в Пекине, а также определение порядка обмена дипломатической корреспонденцией, в тот или иной момент становились причиной приостановления отношений между Россией и Китаем. Соответственно, всегда тормозился и торговый обмен. Иногда торговля прекращалась на несколько лет. Притом что такие не относящиеся к торговле ситуации прекрасно известны историкам, о них практически ничего не известно обывателю. В этой связи российская торговля с Китаем в настоящем труде рассматривается в контексте не имеющих отношения к торговле событий, решений и факторов.

Русские люди отправились в Китай ради обмена товарами в расчете на прибыль. И государственный чиновник, и купец-единоличник видели в этом предприятии один только барыш. К середине XVIII столетия их усилиями Российскому государству досталась монополия над сбытом разнообразных товаров на территории Китая, а в китайской столице за ним оставалась вся внешняя торговля. Купцам-единоличникам (после 1727 года) осталась одна только приграничная торговля. Таким образом, российскую торговлю с Китаем следует рассматривать как случай соперничества между полной государственной торговой монополией (иногда монополия осуществлялась представителями исключительно государства, а временами ее поручали частным предпринимателям) и частными лицами. При всем при этом такое соперничество в китайской торговле не следует считать исключительно русским изобретением в хозяйственной деятельности государства XVIII столетия. Вполне естественно, что практически все описанные в настоящем труде моменты касаются всей истории хозяйственной деятельности России в XVIII веке. Однако китайская торговля по многим параметрам представляется случаем особым: огромная удаленность, неизведанная страна, высокий риск убытков, жесточайшее государственное регулирование, а также участие в деле особого рода торгового люда (как государственной принадлежности, так и из частного сектора). После заключения Кяхтинского договора (1727) вмешательство Российского государства в торговлю с Китаем выглядит напористым и постоянным. Другими словами, в политике государства и государственном регулировании упор делается на собственных монополиях и частной торговле. Упор в таком деле требует объяснения с точки зрения изменений в административной и управленческой структуре одновременно в самом Санкт-Петербурге и в Восточной Сибири, затрагивающих торговлю.

Повествование в настоящем труде начинается как раз с 1727 года. В том году новым документом — Кяхтинским договором — заменили прежний и более известный Нерчинский договор. Кяхтинским договором предусматривалось значительное и существенное изменение условий и сроков торговли между Россией и Китаем. Среди прочего, четко определялось различие между торговлей в самой китайской столице и торговлей в приграничной зоне. Прежние порядки торговли заменили новыми методами, и появилась «кяхтинская система», как назвал ее один из авторов, сопоставивший ее с «кантонской системой». Та «система» подверглась более тщательной доработке на протяжении XVIII столетия, и до середины XIX века она оставалась практически неизменной.

Состоятельные русские люди уже в XV и XVI столетиях знали о существовании китайских гладких шелков, их завозили в Московию торговые посредники из Средней Азии задолго до того, как русский царь или его придворные задумались о том, чтобы послать своих представителей для налаживания прямых контактов с китайцами. Соблазн Востока возмутил русскую душу еще в конце XVI столетия, когда царь Иван IV вмешался в восточную систему государственных отношений на официальном уровне, что к началу XVIII века превратилось в характерную черту русской истории. Так что началось все задолго до подвигов покрывшего себя заслуженной славой Николая Николаевича Муравьева-Амурского. Первыми русскими людьми, побывавшими в китайских владениях в новое время (при Иване Грозном), считаются казаки Иван Петров и Бурнаш Ялычев, так и не получившие приема при дворе китайского императора. Зато одновременно началось формирование предварительных условий для официальных контактов и торговли между Россией и Китаем через возводившиеся в Сибири города, служившие тогда обычными пограничными крепостями. Со временем Тюмень (1586), Тобольск (1587), Томск (1604), Енисейск (1619) и все остальные приграничные поселения превратились в дорожные станции на пути в Пекин. Еще до середины XVII столетия русские первопроходцы достигли студеных вод северной акватории Тихого океана, а в 1654 году состоялась закладка ключевого города Восточной Сибири на бурной Ангаре — Иркутска. За без малого 100 лет они прошли, заселили, привезли с собой имущество, покорили, подкупили местное население и наладили торговлю на всем пространстве Северной Сибири.

Русский народ двинулся на Восток в силу целого ряда разнообразных мотивов: начнем со сплава православной прозелитизации (принятия нового вероисповедания взамен прежнего) и честолюбия во времена испытаний, добавим к ним погоню за торговым барышом, бегство от феодальной кабалы на родине, а также жажду острых ощущений и невиданных приключений. Торговую прибыль не стоит ставить во главу угла, хотя никто из русских первопроходцев от нее никогда не отказывался. В XVI и XVII столетиях наглядных свидетельств устойчивого интереса к данной территории, кроме как к источнику прекрасных мехов для московского двора, у русских правителей не просматривается. «…Сибирь представляла собой захолустное поместье очень богатого землевладельца, — писал в середине XX века Марк Раев. — Она ценилась как источник дополнительного дохода, а также некоторых забавных и приятных предметов, но играла незначительную роль в общем хозяйстве феодального владения, и ей уделялось совсем мало внимания». Доход из Сибири и прилегающих к ней земель поступал в основном от пушного промысла. С самого начала их освоения сибирские меха доставляли в столицу для последующей продажи и в России, и в Европе. Но со временем обнаружился еще один рынок для сбыта пушнины — тот самый Китай. Китайский рынок обладал двойным преимуществом; китайские пышные наряды и экзотические товары можно было приобрести в обмен на без особого труда добываемую и выделываемую пушнину, чтобы потом эти товары доставлять в Россию (а часть их отправить в Европу). Первым российским «дипломатам» в Китае Ивану Петлину (1618–1619) и Федору Исаковичу Байкову (1654–1658) поручили выяснить потенциал торговли, а также определить наиболее удобные пути проникновения в эту страну, а также в Индию и Персию.

Упорядоченная и юридически обусловленная торговля между двумя великими империями началась уже после острой вооруженной конфронтации. Русские звероловы-охотники вышли на территорию области под названием Даурия еще до середины XVII века. И, к своему удивлению, обнаружили, что маньчжуры считали весь Амурский бассейн реки своей вотчиной. Маньчжуры превосходящими сухопутными и речными силами всякий раз срывали планы русских звероловов-охотников, пытавшихся основать на Амуре свои остроги (крепости) и деревни. Тогдашнее противостояние вылилось в известную нам теперь осаду Албазинского острога в 1685–1686 годах. Маньчжуры добились успеха, а выживших русских защитников крепости переселили в Мукден и Пекин. Осада Албазина послужила убедительным поводом для перехода к мирным переговорам по определению границ территорий России и Китая, а также заключения соглашения по базовым принципам отношений между двумя империями. В 1685 году в Москве выбрали своего первого полномочного посла для отправки в Китай — Федора Алексеевича Головина.

Ф.А. Головину поручили ведение переговоров об обозначении границы по реке Амур, если это окажется возможным, при одновременном сохранении права русских купцов торговать вдоль данной реки и ее притоков. Изначально он следовал приказам, требующим от него максимального отказа от уступок по русским поселениям, расположенным по берегам Амура, но в 1687 году ему передали полномочия сдать разрушенную крепость Албазин маньчжурам в обмен на «величайшую благодать». Тем самым Ф.А. Головин открыл торговые пути между Московией и Срединным царством. От него требовалось предотвратить насилие и кровопролитие, которые, понятное дело, угрожали срывом успешным торговым отношениям.

А императору Канси передавалось приглашение отправить свою дипломатическую миссию в Москву в обмен на прибывшее в Пекин русское посольство. Причем надежды возлагались на то, что такая миссия прибудет с грузом драгоценных камней, серебра, бархата, камчатого полотна и специй. Русское правительство обещало выкупить у китайского посольства все эти изысканные товары. Если бы выполнить все эти задания ему не удалось, Ф.А. Головину следовало убедить маньчжурский двор оставить дверь открытой для российского посольства на будущее.