«...– Мне, что же, нельзя встречаться с мужчиной, если он не носит визитку? – вскричала Фифи, сверкая глазами. – У нас тут что: эпоха темного Средневековья или век... ну этого... Просвещения? Мистер Хопкинс, может, самый классный парнишка среди моих знакомых.
– Мистер Хопкинс – варвар и хам! – отрезала тетушка Кэл.
– Мистер Хопкинс – смачный парнишка!
– Сма... что-что?
– Смачный парнишка.
– Твой мистер Хопкинс абсолютно... м-м-м... кошмарный парнишка, – заявила тетушка Кэл, взяв на вооружение новое словечко.
– Просто он никого из себя не строит! – запальчиво крикнула Фифи. – Говорите что хотите! По-моему, он очень даже симпатичный.
М-да, все было гораздо серьезней, чем они думали. Это не временное помрачение рассудка: проклятый дикарь явно приглянулся Фифи, и явно потому, что разительно отличался от ее жениха. Она призналась, что познакомилась с ним всего несколько дней назад и завтра у них опять свидание...»
I
Когда Фифи впервые наведалась к двум своим тетушкам на Лонг-Айленде, ей было всего десять лет, но даже тогда, стоило ей уехать домой, в Нью-Йорк, работник их заявил, что дюны теперь не те, что прежде. А все из-за их племянницы. Без нее в тех местах, у мыса Монток, все стало казаться каким-то унылым и никчемным, обшарпанным и дряхлым. Даже чайки выписывали над морем круги с меньшим задором, будто им не хватало этой загорелой, крепкой девчонки, босоногой, с огромными глазами, которая без устали что-то сооружала на песчаном пляже.
Со временем загар побледнел, и кожа Фифи снова стала нежно-розовой, однако эта девчонка по-прежнему умела разрушать очарование самых замечательных уголков природы, а заодно и жизненные планы множества перспективных молодых людей. Поэтому когда в респектабельных газетах было, наконец, объявлено, что Фифи удостоила своим выбором джентльмена по имени Вэн-Тайн, все прочие джентльмены даже обрадовались, ибо отныне безмерная тоска и неодолимые желания, обуревавшие их после знакомства с нею, станут донимать одну-единственную самоотверженную личность; в общем, новость эта, если не для самой этой личности, то хотя бы для тесного круга знакомых Фифи, воистину была благословенной.
О помолвке объявили, разумеется, не на спортивной странице и даже не в колонке «Требуется помощник» – нет, подымай выше: ведь родственники Фифи были членами «Общества охраны крупных состояний»; а мистер Вэн-Тайн как раз приходился отпрыском тому, кто еще до Гражданской войны, собственно, это общество и организовал. Так что объявление угодило на страницу, предназначенную для сильных мира сего, причем украшала его фотография, на которой косоглазая юная особа держала под руку брутального джентльмена с четырьмя рядами зубов. Такой фотография стала в напечатанном виде, и читателям приятно было убедиться, что, при всем своем богатстве, жених и невеста страшны как смертный грех, – таким образом все остались довольны. Редактор раздела светской хроники тут же тиснул заметку про то, как будущая миссис Вэн-Тайн отбывала в круиз на борту «Аквитании»
– Невероятно блистательная партия, – заметила тетушка Кэл в канун свадьбы (та самая, у которой дом близ мыса Монток) и вырезала из газеты извещение о предстоящем событии – для кузин, живущих в Шотландии. И вдруг добавила: – И все простится...
– Что такое, Кэл?! – воскликнула вторая тетушка, Джозефина. – О чем ты? Что значит «все простится»?! Фифи тебе ни разу слова дурного не сказала.
II
Оборванец, не мужчина, а уже не пойми что, возник в дверях их гостиной летним вечером и все щурился, глядя в глаза тетушке Кэл, – ни дать ни взять бродяга с побережья, который случайно прибрел к ним из какого-нибудь кино про жителей островов на юге Тихого океана. В руках у него была суковатая палка, огромная, увесистая. Такой и убить ничего не стоит, один ее вид заставил тетушку Кэл в ужасе попятиться назад.
Фифи, плотно затворив дверь гостиной, посмотрела на тетушек безмятежным взглядом.
– Это мистер Хопкинс, – сообщила она, но тут же обернулась к своему спутнику и спросила: – А может, Хопвуд?
– Хопкинс, – прохрипел тот. – Хопкинс.
Фифи довольно кивнула.
