Марни Карстайрс остановила машину на обочине. Мотор автомобиля сдавленно закашлял, словно оставленный без ингалятора астматик, потом затарахтел чуть тише, но куда ворчливее. Отсюда Бернхэм виден, как на ладони. Здесь должна решиться ее судьба, и здесь она получит, наконец, ответы на те вопросы, с которыми жила все предыдущие годы.

Тринадцать лет, страшно подумать. Неудивительно, что кровь стучала в висках, а холодные дрожащие пальцы судорожно сжимали руль.

Бернхэм находился в бухте Атлантического океана и был прелестным городком с окрашенными в светлые тона крышами и высоченным, будто пронзавшим ясное апрельское небо, церковным шпилем. У берега мерно покачивались белые и голубые яхты. На зеленых лесистых холмах высилось каменное здание Бернхэмского университета. Работает ли там еще Кэлвин Хантингдон? А его жена?

Их имена как раз и стали причиной ее появления здесь.

Разбирая после смерти матери ее вещи, Марни наткнулась на маленький клочок бумаги, почти не помятый и никак не пострадавший от времени. Марни никогда не подумала бы, что Шарлотта Карстайрс допустит подобную ошибку и не уничтожит такую улику. На листке значилось; Кэлвин и Дженнифер Хантингдон, город Бернхэм в Новой Шотландии. Два имени место и дата: дата рождения ее ребенка. Ребенка, которого подло отняли у нее и которого усыновили чужие люди против ее воли. Ребенка, которого она не видела и о котором ничего не слышала с тех самых пор...

Мужчина плотно сжал губы.

— Я первый задал вопрос. Господи, да скажите же, наконец, кто вы?

— Мое имя Марни Карстайрс. Я живу в Фолкнер-Бич, в пятидесяти милях отсюда, вниз по берегу. — С каждым ее словом, взгляд у него темнел и словно погружался куда-то вглубь... — А вы — Кэлвин Хантингдон.

Он как будто очнулся.

— Откуда вам известно мое имя?