Много раз приглашали меня бакинцы поехать порыбачить на озере Кара-Су.

— Вечером сядете на акстафинский поезд и в час ночи будете на станции Гаджиево, а там до озера рукой подать: и полутора километров не будет. Когда пройдете, пристанционный поселок, берите правее, по столбам связи, они тянутся мимо озера. Скоро увидите в степи одинокий огонек, это светится сигнальное окошко в нашей охотничьей избушке, егерь Семен Иванович гостей к себе ждет. Он каждую ночь к приходу поезда выставляет в окно зажженную лампу, чтобы наш брат-рыбак да охотник не плутал ночью в степи и в прибрежных камышах. А какие там сомы и щуки. Во! — и рассказчик разбрасывал руки в стороны, отмеряя добрых полтора метра.

— Много рыбы в Кара-Су, — поддерживал товарища второй собеседник. — Бывает, стоишь осенью по колено в воде, караулишь в камышах уток, так рыба об ноги стукается.

В ближайшую субботу я и мой спутник после полуночи вышли из поезда на станции Гаджиево. А ночь хороша! Большие яркие звезды усыпали небо. Раскалившаяся за день степь отдавала свое тепло ночи, и едва мы вышли из вагона, как окунулись в эту звездную теплую темноту. Шурша ногами по сухой полыни и чуть не на каждом шагу спотыкаясь о какие-то кочки, мы двинулись на приветливый огонек Семена Ивановича. Когда до избушки оставалось не более полукилометра, до нашего слуха донесся какой-то приглушенный расстоянием гомон, будто в темноте скрывался большой восточный базар, — кипящий, кричащий, галдящий на разные голоса и звенящий сотнями невидимых труб, струн и барабанов. По мере нашего приближения к избушке шум этот нарастал и делался все отчетливее. Я остановился и, вслушавшись в него, стал различать крики лысух, кряканье уток и мычание выпи.

На беззлобный лай двух охотничьих собак, встретивших нас на подходе к избушке, дверь в домик отворилась, и в освещенном квадрате появился приземистый, слегка ссутулившийся мужчина.