Лебран не был солидным коммерсантом-виноделом, а его скромный загородный домик не находился за тысячу миль от Бордо.

Это чтобы опередить вопросы знатоков. Дай им только зацепку, и они начнут охоту за новыми намеками на место. Знавал я парня, который после первого глотка стоящего вина мог с точностью до полгектара определить, откуда оно произошло.

Род Лебранов когда-то владел менее скромным жилищем и менее простым именем; но в девятнадцатом веке они нашли благоразумным отказаться от обоих. Для нынешнего Лебрана случившееся явилось печальной ошибкой. Но так как ко времени Четвертой республики не было сделано ни одной попытки поправить дела, потом изменить что-либо стало невозможно, и Лебран смирился, убедив близких, что аристократ, потерявший имя, будет по-прежнему истекать голубой кровью, если его уколоть.

Но он не очень преуспел, пытаясь убедить в том же десяток упрямых рабочих, которые трудились на его поубавившихся гектарах, немногочисленную домашнюю прислугу и нескольких арендаторов, продолжавших неохотно выплачивать ему ренту.

Во времена оккупации Франции Лебран оказался бы первым в списке местных коллаборационистов. Убив его до войны, я, возможно, избавил Сопротивление от заботы о его расстреле. Он был занудой, долговязым, безвольным позером. Тощим, жеманным, менторствующим лицемером. Настоящий французский Пексниф. Но у него в моих непримиримых глазах было два достоинства: его погреб и его дочь.