Вирджиния-сити, Монтана,

15 июля 1865 года

Калеб Флемминг, изрыгая проклятия, метался по своему кабинету, расположенному на первом этаже принадлежащей ему гостиницы. Остановившись на минуту, он еще раз перечитал вызвавшую его гнев телеграмму и вновь разразился потоком брани:

– Черт бы побрал эту женщину! – Далее последовала не поддающаяся описанию ругань, в процессе которой «эта женщина» была названа всеми существующими в английском языке уничижительными именами.

– Что за бес в тебя вселился? Или опять Тайрон Уэбстер предлагает продать ему гостиницу и ресторан?

Виктория Флемминг-Кассиди стояла перед большим зеркалом, любуясь своим отражением, выслушивая охи и ахи матери и горничной по поводу великолепного кружевного свадебного платья. Изящная девушка ростом пять футов четыре дюйма стояла неподвижно, словно статуя, пока горничная расчесывала и укладывала ее длинные, до пояса, волосы в модную прическу.

Красивое лицо Тори выражало полное безразличие. «Если это самый счастливый день в моей жизни, то он оставляет желать много лучшего», – думала она. Мать сосватала ее с богачом, но Тори все откладывала и откладывала дату свадьбы. Сердце ее совершенно не лежало к этому браку. Но, как и обычно, выбора не было. Тори уже давно смирилась с тем, что каждый ее шаг определяется Гвен, хотя раньше не раз восставала против деспотизма матери, но без особого успеха. Поэтому она решила не обращать ни на что внимания, ничего не чувствовать, а только подчиняться.

Пока Гвендолин без умолку тараторила о том, какой славный это будет день, когда две богатейшие семьи сольются в одну, красиво изогнутые брови Тори хмурились все сильнее.

Она считала, что Хуберт Каррингтон Фрезье-младший ничуть не лучше любого другого. Но вряд ли ей было с кем сравнивать, поскольку она могла по пальцам пересчитать мужчин, которым мать позволяла за ней ухаживать. Конечно, Хуберт был довольно привлекателен, хорошо образован, невероятно богат, и это был первый и единственный мужчина, которому было дозволено поцеловать ее. Но сумеют ли они с Хубертом жить вместе, можно было лишь догадываться, потому что им ни разу не разрешили даже побеседовать наедине. Гвендолин неусыпно следила, чтобы Тори до самого замужества оставалась чистой и невинной, как в день рождения. Хуберт иногда украдкой целовал ее на заднем сиденье коляски, когда никто этого не видел, но на этом романтический опыт Тори заканчивался.

Тори знала об отношениях мужчин и женщин только то, что ей рассказала ее мать, то есть очень мало, главным образом о симпатии, связывающей мужа и жену. Впрочем, она скоро все сама узнает.

Сдавленные крики раздались из сарая, стоящего рядом с церковью. Нахмурившись, Хуберт Каррингтон Фрезье-младший пошел посмотреть, в чем дело. Он обнаружил в сарае настоятеля храма, привязанного к стулу, закричал, и на его крик сбежались все собравшиеся для участия в церемонии.

Хуберт бросился к двери, за которой исчезли невеста со священником, и начал стучать в нее. Ответом ему была тишина. Когда он вместе с помощниками ломал дверь, с Гвендолин случилась истерика. Так долго ожидаемая свадьба превратилась в скандал, и она ни минуты не сомневалась, кто все это организовал. Здесь не обошлось без Калеба Флемминга, справедливо полагала Гвен, проливая слезы. Таким образом он мстит ей за то, что она развелась с ним когда-то. Он искал возможности прервать многолетнюю разлуку с дочерью. Гвен была в этом уверена!

Но, черт побери, женщина должна делать все возможное, чтобы получить желаемое от жизни. Задолго до того, как появился Калеб Флемминг, Эдгар Кассиди ухаживал за ней. Но Гвен, глупая дурочка, влюбилась в Калеба Флемминга. Хотя он был энергичен и возбуждал ее чувственность, Гвен никогда всерьез не думала о браке с ним. Он был искателем приключений, мечтателем, который всегда гонялся за журавлями в облаках, а Гвен слишком поздно поняла, что для полного счастья ей нужно слишком много. К тому же, несмотря ни на что, Эдгар продолжал ее любить.

Хотя родным Гвен и не нравилась идея развода, сама она об этом только и помышляла с самого начала своей совместной жизни с Калебом. Когда Эдгар разбогател, занявшись железнодорожным бизнесом, Гвен дала отставку Калебу и вышла замуж за Эдгара. Она считала, что давно уже отделалась от своего первого мужа, но, оказывается, он все же нашел возможность испортить ей жизнь и похитить Викторию. Черт бы его побрал!

«Ну ладно, так просто ему это с рук не сойдет», – думала Гвендолин, вытирая слезы кружевным платочком. Она ему отплатит за все!

На землю спустилась тьма, мир погрузился в лунный свет. Дру решил, что пора бы им расположиться на отдых, потому что звуков погони не было и в помине. Так как на его попечении была пленница, он не мог путешествовать по наезженным дорогам – на поезде или в почтовом дилижансе. Кассиди и Фрезье непременно поднимут на ноги всех частных детективов, всех ищеек в Чикаго, чтобы прочесать окрестности и найти их.

Дру смертельно устал. Бесконечная гонка, продолжающаяся уже несколько недель, с момента его отъезда в Чикаго, порядком утомила его. Наконец-то можно перевести дыхание и расслабиться. Когда же он вернется в Вирджиния-сити, то устроит Калебу хорошую взбучку за то, что тот втянул его в эту безумную затею.

«И зачем Калебу после стольких лет разлуки понадобилась эта маленькая избалованная девчонка?» – думал Дру. Судя по тому, что он успел увидеть, Калеб и его бывшая жена с дочерью жили в совершенно разных мирах. Маленькая мисс Чикаго в их горняцком городе будет совершенно не на своем месте. Черт, она даже плавать не умеет и безумно боится высоты. Все, в чем она, вероятно, преуспела, – так это наряды, модные тряпки и посещение различных вечеринок, приемов, чаепитий и концертов. По мнению Дру, Калеб позволил своим чувствам взять верх над здравым смыслом. Этой изнеженной кокетке лучше бы оставаться дома. Белокурая принцесса из волшебной сказки в грязном подвенечном наряде совершенно не подходила к их дикой необжитой местности. Она понятия не имеет о том, как существовать без удобств, а он теперь намертво связан с ней на все время обратного пути. Даже если бы ему удалось научить Тори всему, что он сам знал о жизни вне цивилизации, она никогда не сможет привыкнуть к этому миру. И зачем он – простой мужик – взвалил себе на плечи избалованную, изнеженную девицу? Калеб не представлял, каким проклятием стало это поручение для его бывшего компаньона.

Погруженный в мрачные мысли, Дру привязал руку Тори к своей левой руке, чтобы девушке не удалось сбежать, и растянулся на дне фургона, чтобы немного вздремнуть.

Тори сжалась, ощутив неловкость от того, что рядом с ней лежит большой и сильный мужчина. Она попыталась отодвинуться, но связанные руки мешали ей.

Морщинка прорезала лоб Тори, и любопытство отразилось на ее лице, когда Дру вернулся с двумя лошадьми и с притороченными к седлам сумками, набитыми едой. Не говоря ни слова, он открыл банку консервированной фасоли, вытащил изо рта Тори кляп и начал кормить ее с ложки. Еда несколько утишила муки голода, но Тори привыкла есть за столом, накрытым кружевной скатертью, пользоваться до блеска начищенными серебряными столовыми приборами. То, что ей предложили сейчас, было самым скудным завтраком за все двадцать лет жизни.

Когда Тори все же проглотила отвратительную фасоль, Дру горестно усмехнулся. Ему было приятно видеть, как эта царственная особа заглатывает еду, которая поддерживала его в трудные минуты. Человек должен знать вкус холодной фасоли, и Дру обучал этому Тори. Он покажет ей, что такое настоящий мир, ведь об этом и просил его Калеб. Он научит ее выживать, а не беззаботно существовать в сказочном мире Чикаго.

– Эта еда отвратительна! – закашлялась Тори и содрогнулась, когда пришлось проглотить еще одну ложку фасоли.

– До недавних пор я жил лишь на фасоли и черством хлебе, – сказал ей Дру. – Я отдал последнюю пригоршню золотой пыли, и никакой перспективы впереди не было. Жизнь казалась достаточно мрачной. – Усмешка скользнула по его лицу. – Я продал все ценное, что у меня было, чтобы накупить вот такой фасоли. Благодаря ей я и существовал, пока удача не улыбнулась мне.

Тори с обидой посмотрела на него.

Когда Дру проснулся и обнаружил, что Тори исчезла, уведя с собой лошадей, то его яростным воплям внимали только птицы, порхавшие меж ветвей. Среди примятой травы, где прошлой ночью была расстелена подстилка Тори, лесной цветок сверкал каплями утренней росы. В немом страдании Дру оборвал хрупкий стебелек и отбросил прочь. Будь проклята эта маленькая ведьма. Она обманула его, притворившись, будто примирилась со своей судьбой. Но это была всего лишь хитрость. Она незаметно ускользнула, когда он и думать забыл, что надо охранять ее.

Бормоча проклятие за проклятием, Дру взобрался на мула, которого отобрал у бродяги, напавшего на Тори. Вглядываясь в следы и сломанные ветки, Дру двинулся вперед. Да неужели Тори думает, что сможет путешествовать одна в этой глуши? Конечно же, нет, ругался он про себя. Она обязательно нарвется на неприятности, здесь же настоящий ад!

Взгляд Дру стал еще более хмурым, у бровей собрались складки, когда он увидел, что следы ведут к лесу, на запад. Тори выучила один-два трюка, с тем чтобы ускользнуть от опытного следопыта. Ясно, что она больше не ломала веток на своем пути, отыскать ее будет трудновато. Дру подозревал, что она повернула назад, желая возвратиться. В конце концов все следы подтверждали эту теорию… до тех пор, пока они не исчезли, словно растворившись в воздухе.

Поплутав среди зарослей, Дру наконец обнаружил следы, но теперь они вели на северо-запад. Проклятье, она стала умнее и явно старалась направить его по ложному следу. Но где бы она ни находилась, ей придется столкнуться с опасностями. Дру преподал ей несколько уроков стрельбы и владения ножом, но мастерство Тори ограничивалось тем, что, заряжая кольт и винчестер, она не рисковала прострелить себе ногу. Дальше этого дело не пошло.

Проклиная Тори, Дру целый день ехал на северо-запад, но не обнаружил никаких следов. И хотя он был зол, как черт, положение Тори начинало тревожить его. Он не привык заботиться о женщине, но опасался за Тори. Господи, эта кокетка с фиалковыми глазами постоянно владела его чувствами. Если он настигнет ее и она окажется жива – он просто придушит ее за безрассудную смелость!

Вонг был рад опять увидеть Дру, но его изумило появление растрепанной молодой женщины, визжащей и брыкающейся, которую втаскивал в дверь гостиничного номера мускулистый гигант. Дру крепко держал Тори своими ручищами, заставляя ее стоять смирно, и в этот момент Вонг вежливо поклонился и негромко произнес слова приветствия.

– Мистер Сарриван, я так рад видеть вас снова, – пробормотал он, искоса взглянув на Тори.

Тори прекратила сопротивление и недружелюбно уставилась на китайца, который был всего лишь на пару дюймов выше ее самой. К ее удивлению, китаец поклонился и ей.

– Рад познакомиться с вами, мистер Фремминг. Чем я могу быть вам порезен?

Едкая усмешка промелькнула на губах Дру.

И началась война нервов. В присутствии Вонга Тори была холодно вежлива, а наедине с Дру как бы не замечала его. Хотя трудно не замечать человека, с которым делишь одну комнату. Тори просто не смотрела на него и не отвечала на его слова. Даже головы не поворачивала.

У нее осталось только одно развлечение: наблюдать хлопоты Вонга о своем красном носе и хриплом горле. Простывший китаец усердно занимался самолечением: варил какие-то травки, корешки, порошки. Смешивал, размешивал, пробовал, плевался. Одни лекарства он пил, другие – нюхал, но ничего не помогало. Вонг сильно раздражал Салливана своими химическими опытами и постоянным чиханием. Он непрестанно пил чай из жимолости с лимоном и медом. А на ночь ставил себе компресс: смачивал шерстяную ткань в оливковом масле, камфоре, уксусе, нагревал и клал на грудь. Временами он менял свои привычки и вместо чая пил напиток из анисовых капель и хрена, настоенного на меду.

Благодаря соседству Вонга Тори имела возможность избегать интимных отношений с Дру и благодарила за это судьбу. Ей трудно было бы скрывать страсть, которую Дру мог так легко пробудить в ней. Целыми днями Тори твердила как заклинание, что она ничего не чувствует к этому голубоглазому орангутангу, что совершенно равнодушна к нему.

Ее не оставляла надежда, что в конце концов она освободится от своего чисто физиологического влечения.

Тори была уверена, что, когда они доберутся до Вирджиния-сити, от постыдной зависимости не останется и следа. Она вернется к отцу, вычеркнет из памяти слишком раннее замужество и начнет жизнь сначала. Калеб, конечно, поможет ей. Если уж он, после стольких лет разлуки, хочет с ней встретиться, значит, непременно поможет, убеждала она себя.

Тори стояла в нервном ожидании на берегу реки, стараясь не оборачиваться к Дру. А он держал руку у нее на талии, а второй медленно и плавно гладил ее, ломая сопротивление, добиваясь желаемого отклика. И постепенно ее женская сущность брала свое. Его губы, ласкающие шею, вызывали у нее сладостную дрожь, а его руки мягко и осторожно расстегивали пуговицы ее шелкового платья. Вскоре она уже не сопротивлялась охватившей ее истоме и полностью отдалась на волю волн наслаждения, исходивших от его губ и рук.

У Тори срывались сдерживаемые стоны. А она так не хотела выдавать ему свои секреты. Пусть бы он не знал, до какого экстаза доводит ее. Но теперь все равно, пускай знает, лишь бы продолжал свои волнующие движения.

Когда его рука плавно опустилась на ее плечо, чтобы проникнуть под платье, Тори не помнила себя от восторга. Даже прохладный ночной воздух не мог остудить яркого пламени страсти, которую зажег в ней муж. Ее тело застыло в нетерпеливом ожидании, а дух был в плену телесного голода.

Спазм сдавил ей горло, когда его внимательные руки коснулись напрягшихся грудей. Она закусила губу, чтобы не закричать от его ласк, взявших в оборот ее прелестные холмики, а потом проникших все дальше и глубже.

А тем временем его поцелуи обжигали ее обнаженные плечи. Она не помнила, как ее губы оказались в плену мужских губ, в памяти осталась только сладостная боль удовольствия. Но это была только прелюдия. Колени Тори ослабли, она не смогла устоять на ногах и прислонилась к Дру, когда его руки дошли до ее живота и не остановились. Снова и снова его ласковые пальцы то поднимались вверх, то опускались, все сильнее разжигая желание и не удовлетворяя его.

Изумление Тори талантами Дру росло с каждым днем. Они продвигались на северо-запад то через заросшие полынью пустынные места, то огибали уходящие вершинами в облака горы Бигхорна, то пересекали живописные долины реки Йеллоустоун. Невероятное чутье Дру не раз спасало им жизнь. Он чувствовал опасность загодя и всегда избегал ее. Дважды они чуть не столкнулись с индейцами племени сиу, но даже насморк и чихание Вонга не выдали их. Дру не ругал китайца и не смеялся над ним, несмотря на всю его комичность.

Тори во все глаза смотрела на окружавшую ее дикую природу. Великолепные пейзажи мелькали перед ней, как театральные декорации. Она попадала под обаяние широких просторов и начинала понимать, почему ее отец не мог жить в скученном городе, а мать никогда не согласилась бы жить на Западе – Гвен боялась открытых пространств. Тори понимала ее и считала себя более приспособленной к раздольной кочевой жизни.

Она впитывала в себя впечатления как губка. Пики высоких гор, мягкие ковры лугов навсегда запечатлевались в ее сознании. Временами им встречались люди, разъезжавшие по прерии по своим делам, среди которых были оптимисты, надеявшиеся достичь Баннаки и Вирджиния-сити. Среди них попадались золотоискатели, ослепленные блеском будущих богатств, крестьяне, пораженные плодородием здешней земли. Все они были свободолюбивые, самостоятельные люди, бросившие вызов судьбе и надеющиеся не напрасно побороться за свое счастье.

Эта благодатная земля, защищенная от холодных северных ветров высокими горами, готова была принять большие массы переселенцев.

Постепенно в сознании Тори стали оживать рассказы, слышанные в раннем детстве от отца. Отец… Большой, шумный, веселый… Чем ближе они подъезжали к Вирджиния-сити, тем беспокойней становилось у нее на душе. Она пыталась все время думать о Калебе, хотя ей постоянно мешали мысли о Дру.