Первое «Воспитание чувств»

Флобер Гюстав

Первый большой роман знаменитого французского писателя Гюстава Флобера, написанный в 1843–1845 гг. Как и большинство своих произведений, созданных до «Госпожи Бовари», автор положил его «в стол» и никогда не пытался публиковать. Лишь спустя четыре года он воспользовался этим названием для другой книги, которая сегодня известна как «Воспитание чувств». Переворот в судьбе романа произошел в 1963 г., когда появилось его первое отдельное издание, и с тех пор он неоднократно переиздавался во Франции. Это вполне самостоятельное произведение, повествующее о двух юношах — Анри и Жюле, — чьи истории развиваются параллельно и рассказываются в чередующихся главах.

На русском языке роман издается впервые.

С. ЗЕНКИН. ДВОЙНОЙ ПОРТРЕТ ХУДОЖНИКА В ЮНОСТИ

Бывает, и достаточно часто, что писатель переиздает одну и ту же свою книгу под разными названиями. Исключительно редок обратный случай — когда под одинаковым заголовком выходят два совершенно разных произведения одного и того же автора. Флоберовское «Воспитание чувств» — как раз такое исключение.

«Воспитанием чувств» назывался первый большой роман Гюстава Флобера (1821–1880), написанный им в 1843–1845 гг.; как и большинство своих произведений до «Госпожи Бовари» (1856), автор положил его «в стол» и никогда не пытался публиковать. В 1869 году он воспользовался старым названием, чтобы озаглавить им другой, новый роман, который сегодня известен как «Воспитание чувств». Что же касается романа 1845 года, то он был напечатан лишь через тридцать лет после смерти автора, в 1910–1911 гг., в журнале «Ревю де Пари». Впоследствии он регулярно публиковался в собраниях сочинений Флобера, но долгое время почти не вызывал к себе интереса: его читали только специалисты и, как правило, рассматривали лишь в качестве «первой версии» знаменитой книги 1869 года. Поворот в его судьбе произошел в 1963 году, когда в книжном приложении к журналу радикальных авангардистов «Тель кель» появилось его первое отдельное издание. С тех пор он печатается во Франции в массовых книжных сериях, обычно под заголовком «Первое “Воспитание чувств”» или «“Воспитание чувств” 1845 года»; издатели и исследователи избегают называть его «версией» или «редакцией» романа 1869 года, признавая вполне самостоятельный характер этого раннего произведения Флобера.

Сегодня это произведение впервые полностью выходит в русском переводе,

[1]

и читатель может сам убедиться, что его сходство с романом 1869 года практически исчерпывается совпадением заголовков; остальные их общие черты неспецифичны, встречаются и во многих других книгах. Скажем, оба романа рассказывают историю молодого человека, приезжающего из провинции в Париж с целью «завоевать» его, — но это ведь вообще один из основных сюжетов французской прозы XIX века, от «Отца Горио» до «Трех мушкетеров»…

Между тем как раз в построении сюжета «первое» «Воспитание чувств» выделяется на фоне остального творчества Флобера, и его отличие лучше всего видно при сравнении со «вторым», классическим романом того же названия. В самом деле, роман 1869 года носил подзаголовок «История молодого человека», тогда как к книге 1845 года он неприменим: в ней речь идет не об

Такой параллельный сюжет о двух героях уникален у Флобера. Конечно, и в других его вещах встречаются пары персонажей: Эмма и Шарль в «Госпоже Бовари», Саламбо и Мато в «Саламбо», Бувар и Пекюше в одноименной незаконченной книге; да и во «втором» «Воспитании чувств» рядом с главным героем Фредериком Моро фигурирует его друг детства Делорье.

ПЕРВОЕ «ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ»

Однажды октябрьским утром герой этой книги приехал в Париж; в груди его билось сердце восемнадцатилетнего юнца, а на руках имелся диплом бакалавра по курсу словесности.

В столицу цивилизованного мира молодой человек прибыл через триумфальную арку Сен-Дени и сполна мог насладиться зрелищем ее архитектурных красот, увидел он и несколько фур с навозом, влекомых лошадью и ослом, ручные тележки булочников, молочниц, обремененных кувшинами, привратниц, чьи метлы шаркали по слякотной от недавнего дождя мостовой. Все это производило изрядный шум. Наш же путник, прижавшись лбом к окошку дверцы дилижанса, глазел на прохожих и читал вывески.

Наконец, выбравшись из экипажа, уплатив за свое путешествие и позволив сборщику косвенных налогов порыться в привезенной из дома клади, юноша остановил свой выбор на одном из многочисленных посыльных и решил таким образом вопрос с гостиницей; вдруг осознав свое одиночество в незнакомой пустой комнате, он уселся в кресло и, вместо того чтобы распаковывать сундуки или хотя бы ополоснуть лицо, впал в задумчивость. Обхватив колени руками, он тупо уставился на четыре медные ножки старого комода с накладками из красного дерева, стоявшего у стены.

Что может быть безотрадней гостиничного номера с его полутьмой, с когда-то новой, а теперь потертой мебелью и следами пребывания постояльцев, со стенами, которые ни от кого не могут оградить, чего стоит перспектива вечно услаждать свой взор видом на задний двор размером в десять квадратных футов, украшенный по углам стальными водосточными трубами, а эти свинцовые желоба на каждом этаже? Нет уж, лучше комнатка в доме с простеньким сосновым паркетом, в которой из мебели всего-то два стула, похожих на те, что ставят в церквах, да большая кровать, застланная зеленой саржей, а над оштукатуренным печным очагом — бедненькое золоченое распятье и веточка букса, окропленного святой водой! Там только одно окно с видом на большую дорогу, а около него, да так близко, что можно дотронуться рукой, — огромная пробка на шнурке от колокольчика, висящего над входной дверью; дикий виноград, карабкающийся по стене, добирается до вашей оконницы, и, когда вы перегибаетесь через подоконник, его листья щекочут вам щеку. С поля доносятся голоса ворошащих сено крестьян, а по вечерам скрежещут окованными железом колесами возвращающиеся в селение громадные телеги. Мать говорила ему: