Сборник «Закат Карфагена» открывает серию «Вечный город», в которую войдут романы и повести, рассказывающие о возникновении, расцвете и крахе Римской империи. Это беллетризованная история интереснейшего периода в жизни человечества. «Все дороги ведут в Рим», — говорили наши предки, и по-прежнему жив Вечный город в нашем языке, философии, культуре. В первый выпуск вошли романы Г. Флобера «Саламбо» и Дж. Линдсея «Ганнибал», ставшие классикой исторического жанра.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Древняя пословица гласит: «Все дороги ведут в Рим». Около двух тысяч лет тому назад, когда Римская держава находилась в зените своего могущества, огромная сеть превосходных дорог, вымощенных камнем, связывала между собой все основные области и города Западной Европы. Благодаря прекрасно налаженному морскому судоходству путешествие из Греции в Испанию или из Италии в Египет было делом обыденным и почти безопасным. Многочисленные морские и сухопутные пути, протянувшиеся от Британии до Северной Африки, от Атлантики до Евфрата, сходились в одном месте — там, где на семи холмах возвышались дворцы, храмы и дома римлян, повелителей большей части тогдашнего цивилизованного мира. В столицу великой империи стекались богатства трех континентов; в толпе на улицах можно было встретить белокурого германца и смуглого индийца, темнокожего жителя Мавритании и потомка азиатских кочевников. Сюда, в Рим, прибывали гонцы с донесениями от военачальников, стороживших границы на Рейне, Дунае и Евфрате, здесь доказывали свои права на престол представители царских династий Армении и Парфии, княжеских родов Германии, сюда возвращались римские послы, которых принимали с почетом при дворе китайского императора. Сменялись поколения, рушились царства и города, исчезали с лица земли целые народы, но несокрушимый и всемогущий Рим, Вечный Город, по-прежнему диктовал свои законы народам античного мира. Римляне твердо верили: так будет всегда, ибо сами боги одарили их удивительной способностью устанавливать во всем разумный порядок и умением властвовать над прочими народами.
Незадолго до того, как поэт Вергилий написал эти строки, римский ученый Варрон, знаток древних летописей, установил дату основания Вечного Города — 21 апреля 753 года (по нашему летоисчислению). Согласно римскому преданию, город на берегу Тибра заложили юноши Ромул и Рем, далекие потомки Энея, героя Троянской войны. Место было выбрано не случайно: неподалеку от холмов будущего Рима речная волна выбросила их на берег, тогда еще беспомощных младенцев, обреченных на смерть по приказу злобного и суеверного царя Амулия. Здесь Ромула и Рема вскормила своим молоком волчица, чье бронзовое изображение впоследствии станет одной из святынь Римского государства. В этих краях близнецы выросли в семье пастуха, отсюда они отправились в Альбу-Лонгу, где правил Амулий, чтобы убить его и вернуть царство своему деду, сюда же они вернулись, чтобы основать великий город. Когда между братьями возникла ссора, гласит предание, Рем был убит Ромулом, который и стал первым правителем Рима. После долгого царствования он был вознесен на небо, завещав римлянам быть терпеливыми и мужественными, чтобы достичь вершин человеческого могущества.
Современные ученые полагают, что легенда о Ромуле и Реме, как и всякий миф, упрощает историю. На самом же деле город возникал постепенно, путем слияния нескольких разноплеменных общин на римских холмах в единое поселение, причем произошло это позже, чем считал Варрон. В VI веке до н. э. Рим уже представлял собой достаточно сильное, хотя и маленькое государство, а к концу этого столетия в Риме был низложен последний царь и учреждена республика. Во главе государства встали выборные должностные лица, которые управляли Римом совместно с сенатом, объединявшим старейшин аристократических родов. Позднее в Римской республике сложился такой политический механизм, который одно время мыслители древности считали наилучшим из всех возможных, ибо ни один орган власти не обладал решающим преимуществом над другими. Два консула, избираемые ежегодно, имели почти царскую власть на войне и обширные полномочия в самом городе, однако не распоряжались финансами и не могли самостоятельно вести внешнюю политику, что относилось к компетенции сената. В свою очередь сенат (в нем пожизненно заседали граждане, занимавшие ранее выборные должности) ведал казной, внешними делами, вопросами религии и многими другими, но не имел права издавать законы, объявлять войну, заключать мир — это было привилегией народного собрания. Подобный государственный строй придавал республиканскому режиму необходимую устойчивость, позволяя сосредоточить все силы государства для борьбы с внешним противником.
Гюстав Флобер
САЛАМБО
I. ПИР
Это было в Мегаре, предместье Карфагена, в садах Гамилькара
[1]
.
Солдаты, которыми он командовал в Сицилии, устроили большое пиршество, чтобы отпраздновать годовщину Эрикской битвы
[2]
, и так как хозяин отсутствовал, а их было много, они ели и пили без всякого стеснения.
Начальники, обутые в бронзовые контурны, поместились в среднем проходе под пурпурным навесом с золотой бахромой. Навес тянулся от стены конюшен до первой террасы дворца. Простые солдаты расположились под деревьями; оттуда видно было множество строений с плоскими крышами — давильни, погреба, амбары, хлебопекарни, арсеналы, а также двор для слонов, рвы для диких зверей и тюрьма для рабов.
Фиговые деревья окружали кухни; лес смоковниц тянулся до зеленых кущ, где рдели гранаты меж белых хлопчатников; отягченные гроздями виноградники поднимались ввысь к ветвям сосен; под платанами цвело поле роз; на лужайках местами покачивались лилии; дорожки были посыпаны черным песком, а посередине тянулась аллея кипарисов, как двойная колоннада зеленых обелисков.
Дворец Гамилькара, построенный из нумидийского мрамора в желтых пятнах, громоздился в отдалении на широком фундаменте; четыре этажа его выступали террасами один над другим. Его монументальная прямая лестница из черного дерева, где в углах каждой ступеньки стояли носовые части захваченных вражеских галер, красные двери, помеченные черным крестом, с медными решетками — защитой снизу от скорпионов; легкие золотистые переплеты, замыкавшие верхние оконца, — все это придавало дворцу суровую пышность, и он казался солдатам столь же торжественным и непроницаемым, как лицо Гамилькара.
II. В СИККЕ
Два дня спустя наемники выступили из Карфагена. Каждому дали по золотому с условием, чтобы они расположились лагерем в Сикке, и сказали им, всячески ублажая лестью:
— Вы — спасители Карфагена. Но, оставаясь в нем, вы разорите город и доведете его до голода; Карфагену нечем будет платить. Удалитесь! Республика вознаградит вас за уступчивость. Мы тотчас же введем новый налог. Жалование будет выплачено полностью, и мы снарядим галеры, которые отвезут вас на родину.
Они не знали, что ответить на такие речи. Привыкнув к войне, люди скучали в городе. Поэтому их нетрудно было уговорить, и народ поднялся на городские стены, чтобы видеть воочию, как они уходят.
Они прошли по Камонской улице и через Циртские ворота, идя вперемешку: стрелки с гоплитами
[26]
, начальники с простыми солдатами, лузитанцы с греками. Они шли бодрым шагом, и каменные плиты мостовой звенели под их тяжелыми котурнами
[27]
. Доспехи их пострадали от катапульт
[28]
, и лица почернели в битвах. Хриплые звуки исходили из густых бород. Разорванные кольчуги звенели о рукояти мечей, и сквозь продырявленные латы виднелись голые тела, страшные, как боевые машины. Пики, топоры, рогатины, медные шлемы — все колыхалось в равномерном движении. Они наводнили улицы, и казалось, что стены раздадутся от напора, когда длинные ряды вооруженных солдат проходили между высокими шестиэтажными домами, вымазанными смолой. За железными или камышовыми оградами стояли женщины, опустив на голову покрывала, и безмолвно глядели на проходящих варваров.
Террасы, укрепления, стены были скрыты от глаз толпами карфагенян в черных одеждах. Туники матросов казались кровавыми пятнами на этом темном фоне; полунагие дети с лоснящейся кожей махали руками в медных браслетах среди зелени, обвивавшей колонны, и в ветвях пальм. Старейшины вышли на площадки башен, и, неизвестно почему, то здесь, то там вдруг появлялся и стоял в задумчивости какой-то человек с длинной бородой. Он смугло вырисовывался вдали, точно камень, недвижный, словно привидение.
III. САЛАМБО
Луна поднялась вровень с морем, и в городе, еще покрытом мраком, заблестели светлые точки и белые пятна: дышло колесницы во дворе, полотняная ветошь, развешанная на веревке, выступ стены, золотое ожерелье на груди идола. Стеклянные шары на крышах храмов посверкивали, как огромные алмазы. Но смутные очертания развалин, насыпи черной земли и сады казались темными глыбами во мраке, а в нижней части Малки сети рыбаков тянулись из дома в дом, как гигантские летучие мыши, распростершие свои крылья. Уже не слышно было скрипа гидравлических колес, поднимавших воду в верхние этажи дворцов, верблюды спокойно отдыхали на террасах, лежа на животе, как страусы. Привратники спали на улицах у порогов домов. Тень колоссов удлинялась на пустынных площадях; вдали из бронзовых плит вырывался еще иногда дым пылающей жертвы, и тяжелый ветер с моря приносил вместе с ароматами запах морских трав и испарения стен, раскаленных солнцем.
Вокруг Карфагена сверкали недвижные воды, ибо луна одновременно проливала свой блеск и на залив, окруженный горами, и на Тунисское озеро, где среди песчаных мелей виднелись длинные ряды розовых фламинго, а дальше, ниже катакомб, широкая соленая лагуна сверкала, как серебро. Свод синего неба сливался на горизонте с пылью равнин по одну сторону, с морскими туманами — по другую, и на вершине Акрополя пирамидальные кипарисы, окружавшие храм Эшмуна, покачивались с тихим рокотом, подобно медленному прибою волн вдоль мола у подножия насыпей.
IV. У СТЕН КАРФАГЕНА
В город примчались из окрестностей верхом на ослах или пешком обезумевшие от страха, бледные, запыхавшиеся люди. Они бежали от надвигавшегося войска. Оно в три дня вернулось из Сикки в Карфаген, чтобы все уничтожить.
Карфагеняне закрыли городские ворота. Варвары уже подступили, но остановились посередине перешейка, на берегу озера. Сначала они не обнаружили никакой враждебности. Некоторые приблизились с пальмовыми ветвями в руках. Их отогнали стрелами — до того был велик страх перед наемниками.
Утром и под вечер вдоль стен бродили иногда какие-то пришельцы. Особенно обращал на себя внимание маленький человек, старательно кутавшийся в плащ и скрывавший лицо под надвинутым забралом. Он часами пристально разглядывал акведук, очевидно желая ввести карфагенян в заблуждение относительно своих истинных намерений. Его сопровождал другой человек, великан с непокрытой головой.
Но Карфаген был хорошо защищен во всю ширину перешейка — сначала рвом, затем валом, поросшим травой, наконец стеной высотой в тридцать локтей, из тесанных камней, в два этажа. В ней устроены были помещения для трехсот слонов и склады для их попон, пут и корма. Затем шли конюшни для четырех тысяч лошадей и для запасов овса, для упряжи, а также казармы для двадцати тысяч солдат с вооружением и военными снарядами. Над вторым этажом возвышались башни, снабженные бойницами; снаружи башни были защищены висевшими на крючьях бронзовыми щитами. Эта первая линия стен служила непосредственным прикрытием для квартала Малки, где жили матросы и красильщики. Издали видны были шесты, на которых сушились пурпуровые ткани, а на последних террасах — глиняные печи для варки рассола.
Сзади расположился амфитеатром город с высокими домами кубической формы. Дома были выстроены из камня, досок, морских валунов, камыша, раковин, утоптанной земли. Рощи у храмов казались озерами зелени в этой горе из разноцветных глыб. Город разделен был площадями на неравные участки. Бесчисленные узкие улочки, скрещиваясь, разрезали гору сверху донизу. Виднелись ограды трех старых кварталов, примыкающие теперь одна к другой; они возвышались местами в виде огромных подводных камней или тянулись длинными стенами, наполовину поросшие цветами, почерневшие, покрытые нечистотами, и улицы проходили через зиявшие в них отверстия, как реки под мостами.
V. ТАНИТ
Выйдя из садов, Мато и Спендий очутились перед оградой Мегары; они нашли пролом в высокой стене и прошли в него.
Местность спускалась отлого, образуя широкую долину. Перед ними было открытое пространство.
— Выслушай меня, — сказал Спендий, — и прежде всего нечего не бойся! Я исполню свое обещание…
Он остановился и задумался, как бы отыскивая слова.
— Помнишь, однажды, в час восхода солнца, на террасе Саламбо я показал тебе Карфаген? Мы были тогда сильнее, но ты не хотел меня слушать!
