"Несмотря на недостающие части тела, в трупе не было ничего достопримечательного. Он был одним из многих регулярно находимых на улицах, неделю за неделей, месяц за месяцем, словно выброшенных с <американских горок> жизни по капризу какого-то лопнувшего ремня безопасности. Субъекты, лежащие растерзанными и разломанными, как этот неопознанный труп, у его ног, были скорее правилом, чем исключением. В буйных, бурных, бурлящих глубинах Полосы ничто не пропадало зазря. Об этом заботились уличные падальщики и пожиратели тины.
Эллен Ватубуа склонилась над трупом. Быстро просканировав тело и найдя что искала, она терпеливо копалась около оголенного левого предплечья. Там, среди порванных волокон мускулов и голубых капилляров, непосредственно под кожей находился миниатюрный фрагмент нерастворимого в кислотных средах пластика с впечатанной в него информацией. Она осторожно переместила наконечник экстрактора в свой спецспиннер и выпустила туда крошечную находку. Через несколько мгновений она уже читала вслух ее содержимое..."
1
Сперва у него отобрали связь. Затем карточки. А потом кто-то спер все его достояние. После чего стащили одежду. Далее какие-то подонки муй рапидо
[1]
проделали осмотр-изъятие, распотрошив его от шеи до паха. Почки, печень, легкие, яички и глаза отсутствовали. А вот сердце оставили. Спрос на сердца нынче невелик. Где уж там, когда рынок наводнили отличные дешевые искусственные модели. Хоть титановые, хоть поросячьи — выбирай на вкус. После этого жертву одракулили и раскостили, забрав то, что было пригодно для последующего использования: кровь и костный мозг. Жалкие остатки этого несчастного бедолаги были разбросаны под непрерывно барабанящим дождем, словно тряпки, не способные оставить на мостовой даже пятен крови.
Анхель Карденас стоял, уставясь невидящим взором на эти останки, и перед глазами у него плавало райское видение: парок над чашкой горячего кофе и по-домашнему уютные кабинки в некоем кафе. И стоя там, среди вспыхивающих «мигалок», собравшихся машин и ворчащих федералов, Анхель гадал, почему же он, черт возьми, не сделал так, как ему неоднократно предлагал шеф Пэнгборн и не ушел досрочно на пенсию. Фредозо Хаяки, помощник Карденаса, завершил запись малопривлекательной сцены и выпрямился. Хаяки был огромным полуяпонцем-полуперуанцем. Дружелюбный, экспансивный, с лицом, как у ребенка, массивный малый лет тридцати пяти, он внешне сильно походил на инкского Будду. Несмотря на космическую выпуклость живота, Хаяки отличался твердостью бетона. Выпрямившись и негромко крякнув, он сунул записывающее устройство в карман и подытожил обзор места преступления единственным кратким наблюдением:
— Осталось в самый раз, чтоб родственники могли предъявить права на останки. А, Анхель?
Карденасу в ответ пришлось повысить голос, чтобы его было слышно сквозь барабанную дробь юго-западного муссонного ливня. Крупные капли сверкали в резком свете ночных витрин ближайшего торгового комплекса, струясь с кончиков его вислых усов. Этот сладкий бодрящий дождь был на улице единственным, к чему не примешивалось никакой дряни или заразы. Хотя если верить химическим анализам, производимым фанатичными «зелеными-вердес» и им подобными, то и летний ливень не выдерживал испытания на чистоту.
Привыкнет ли он когда-нибудь видеть на улице трупы? Даже после тридцати лет службы в Департаменте он не переставал поражаться изобретательности, которую проявляют люди, режущие своих сограждан.
2
На следующее утро небо оказалось совершенно чистым. Карденас знал, что это верный признак грядущего под вечер ливня. Такова была предсказуемая ежегодная картина летнего юго-западного муссона, к которой он привык с детства. Говорят, июльско-августовские дожди нынче начинались раньше и длились дольше из-за глобального потепления. Для эскимосов это, может, и плохо, но вот для жителей Полосы — отлично. Невзирая на стремительные наводнения, лишних дождей в пустыне не бывает. Он вышел из индукционного челнока и зашел в штаб-квартиру отделения СФП в аркоплексе Ногалес.
Работа в последнюю смену прошлой ночью позволила ему нынче утром выспаться. Странное дело, но чем старше он становился, чем усерднее работал, тем меньше, казалось, нуждался в сне.
«Вот когда умру, тогда и буду готов уйти в отставку», — размышлял он, когда прибыл в морг. И знание, что накопившаяся у него пенсия обеспечит ему роскошные похороны, его почему-то мало радовало. Чудесная тема для размышлений, когда идешь извилистым путем к холодной мертвецкой. Туда, где в цилиндре из промышленного формагаза, предназначенного сохранять мягкие части тел, одновременно предотвращая разложение, содержались останки Джорджа-Уэйна Андерсона-Бруммеля, не тронутые скавами.
Одиннадцать часов наступило и миновало. А потом и двенадцать. Начался отсчет послеполуденного времени. И никто по имени Андерсон, или Сурци, или Бруммель не появился в морге Ногалеса, дабы опознать, оросить слезами, осыпать проклятьями или же как-то иначе ознакомиться с телом Андерсона-Бруммеля. Морг не был любимым местом, где можно убить время. Покуда Анхель Карденас ждал, его постепенно одолевало нетерпение, потом досада и, наконец, голод.
В два тридцать он чпокнул свой спиннер и запросил идент самозванной не-супруги Андерсона-Бруммеля. Никто не откликнулся. Это могло быть хорошим признаком, если молчание означало, что она на пути к моргу. Но могло быть и плохим, потому что дом должен был автоматически переадресовать звонок на то средство связи, какое она носила с собой. В суматохе и беспокойстве момента она могла и выключить его. Возможно, но маловероятно. Граждане теперь просто не путешествовали без постоянного контакта с остальной цивилизацией.
