Семеро спали и видели сны.

Спящие не были профессиональными творцами снов. Работа профессионалов оплачивалась очень высоко, они пользовались уважением, за такими талантами охотились. Эти же семеро, как и большинство из нас, видели сны, не прилагая для этого специальных усилий. Чтобы создавать сны профессионально с целью их последующей записи и массового тиражирования для развлечения прочих смертных, требовалось очень многое. Необходимо было уметь регулировать полуосознанные творческие импульсы и в то же время расслаивать воображение — необычайно труднодостижимое сочетание. Профессиональные творцы снов были одновременно и самыми организованными, и самыми непредсказуемыми из творческих людей. Они ткали паутину снов изощренно и изысканно, не то, что мы с вами. Или эти семеро спящих.

Из всех семерых Рипли больше всего походила на профессионала. У нее был некий врожденный талант видеть сны и большая, по сравнению с остальными, гибкость воображения. Однако ей не хватало вдохновения и зрелости мысли, характерных для профессиональных творцов снов. Ей хорошо удавались организация размещения грузов и заполнение деклараций. Ее разум действовал четко, но чувства были неуправляемы. В ее голове царил сумбур из всевозможных мыслей, страхов и надежд.

Уорент-офицер

[1]

Рипли явно нуждалась в большем самоконтроле. Витающие в ее голове мысли и образы не до конца осознавались ею. Ей иногда казалось, что стоило ей приложить небольшое усилие, и из нее получился бы неплохой профессионал.

Капитан Даллас, ленивый и неповоротливый на первый взгляд, на самом деде был наиболее организованным из всех. Нельзя сказать, что ему не хватало воображения: свидетельством тому была его борода. Перед тем, как войти в анабиоз, все мужчины сбривали усы и бороды. Все, кроме Далласа. На вопросы своих коллег он отвечал, что борода — это часть его личности. Он не может расстаться с ней, как с частью своего тела. Капитан Даллас управлял сразу двумя кораблями: межзвездным буксиром «Ностромо» и собственным телом. Для него оба они были неприкосновенны; что во сне, что наяву. Обладая минимальным воображением, Даллас отличался сильно развитыми способностями координатора и руководителя. Однако у профессионального творца снов оба эти качества должны были находиться в гармонии, недостаток первого никак не мог быть скомпенсирован избытком второго. Даллас был не более подходящим материалом для воспитания профессионала, чем Рипли.

Небольшая по размеру кают-компания с трудом вмещала в себя весь экипаж. Обычно теснота не замечалась, поскольку семеро астронавтов практически никогда не ели одновременно. Ра бегавший круглосуточно автоповар косвенным образом поощрял индивидуализм, так как каждый мог поесть, когда ему вздумается. Но сейчас, собравшись все вместе, члены экипажа чувствовали себя неуютно, старались не толкаться и не действовать друг другу на нервы.

Паркер и Бретт были недовольны и даже не пытались скрыть своих чувств. Единственным утешением для них служило то, что, во всяком случае, не неполадки в двигателях были причиной экстренного собрания экипажа. Рипли уже успела сообщить им о своем открытии.

Паркер предполагал, что им всем снова придется погрузиться в гиперсон, и про себя ругался. Кроме того, что эта процедура была малоприятна сама по себе, это еще и означало отсрочку возвращения домой и того момента, когда им, наконец, выплатят заработанные деньги.

— Мы знаем, капитан, что еще не достигли Солнечной системы, — сказал Кейн от имени всех остальных, выжидательно смотревших на Далласа, — и что Мать разбудила нас не вовремя. Пора узнать, почему.

— Сейчас узнаете, — ответил Даллас. — Как вам известно, произнес он со значением, — Мать запрограммирована таким об разом, чтобы прервать полет и вывести нас из гиперсна в случае возникновения особых обстоятельств. Он сделал паузу для усиления эффекта.

В некоторых случаях бывает полезно, чтобы чрезвычайная ситуация сохранялась подольше. Теперь, когда снова горел свет и работали все приборы, экипажу не оставалось ничего другого, как сидеть на своих местах и тупо смотреть друг на друга. Здесь не было места, чтобы вытянуться во весь рост и расслабиться. Один человек, расхаживающий по отсеку, занял бы все свободное пространство пола. По этой причине они сидели на своих рабочих местах, поглощая неимоверное количество кофе, который готовил автоповар, и пытались чем-нибудь отвлечь свои мысли от нынешней невеселой ситуации. Они предпочитали не обсуждать вслух того, что могло их ожидать за бортом корабля.

Из них всех Эш выглядел наиболее спокойным. В данный момент он больше всего был обеспокоен состоянием духа своих товарищей. На корабле не было никакой возможности отвлечься. «Ностромо» был буксиром, созданным не для развлечений, а для работы. Большую часть времени его экипаж, если не был занят выполнением необходимых операций, проводил в состоянии гиперсна. Вполне естественно было бы ожидать, что даже при самых благоприятных обстоятельствах безделье будет нервировать людей. А нынешние обстоятельства никак нельзя было назвать благоприятными.

Что касается Эша, то его свободное время не раздражало. Он мог часами не отходить от компьютера, решая теоретические задачи, и при этом совершенно не уставал.

— Есть какой-нибудь ответ на наши позывные? — спросил Даллас у Эша.

— Пока ничего. Все тот же сигнал тревоги, повторяется с прежними интервалами. На остальных диапазонах пусто, только на ноль-тридцать три слышно постоянное слабое потрескивание.

Солнце продолжало подниматься. Разлитый вокруг кровавый свет сменился грязно-желтым. С наступлением утра ураган стал понемногу затихать и вездесущая пыль начала оседать на землю. Впервые трое людей смогли по-настоящему осмотреться.

Какое-то время они поднимались по пологому склону холма. Поверхность, по которой они шли, была сплошь покрыта потоками застывшей лавы, за исключением нескольких базальтовых скал причудливой формы, источенных частыми пыльными бурями.

Кейн шел впереди, за ним следовала Ламберт. Капитан замыкал шествие. Каждую минуту они ждали, что таинственный сигнал вновь появится на локаторе. Кейн прошел немного вперед, чтобы с вершины холма оглядеть местность. Неожиданно его взгляду предстало нечто настолько странное, что он не смог сдержать возглас удивления.

— Господи!

— Что такое? Что случи…

Немного отдохнув и восстановив силы, Кейн продолжил спуск. Оттолкнувшись несколько раз от стен, он почувствовал, что его ноги потеряли опору. Стены шахты внезапно исчезли, и он повис в пустоте, качаясь на конце длинного троса. Он подумал, что это, должно быть, другой грузовой отсек, вроде того, что остался наверху. Кейн тяжело дышал от усталости и нарастающей жары.

Странно, теперь, когда он из тесного окружения стен шахты попал в свободное пространство, темнота, казалось, еще плотнее обступила его. Он подумал о том пути, который остался позади, о том, сколько ему еще спускаться и что с ним будет, если он сорвется.

«Полегче, Кейн, — мысленно сказал он себе. — Думай об алмазах, огромных, сверкающих всеми гранями, алмазах, прозрачных, как слеза. И не думай об этой непроглядной черноте у тебя под ногами, мрачной и пугающей. Черт, опять эти мысли!».

— Что-нибудь видишь?

От неожиданности Кейн рефлективно дернулся и вновь закачался в темноте. Остановившись, он откашлялся прежде, чем ответить. Он должен постоянно напоминать себе о том, что он здесь не один, что наверху его ждут Даллас и Ламберт, а где-то на юго-западе от этого звездолета стоит такой родной и обжитой «Ностромо» и автоповар, как обычно, варит свежий кофе…

По соседству лежат два погруженных в гиперсон существа. Кто они? Разница между ними сразу бросается в глаза: одно из них гораздо больше другого, к тому же это — женщина, другое относится к мужскому полу. Женщина во сне слегка приоткрыла рот. У нее ровные белые зубы. Другое существо время от времени злобно скалится, словно ему снится, будто оно запускает свои короткие, но очень острые клыки в трепещущую живую плоть. По-видимому, обе особи — потомки древних хищников. Но если вид, к которому принадлежит женщина, отличается генетической наклонностью к умеренности и терпимости, то второй так и остался существом плотоядным.

В сновидениях у них еще больше различий, чем во внешности. У женщины сон тяжелый и изматывающий. Откуда-то из глубин подсознания просачиваются в него воспоминания о недавно пережитых ужасах, нарушая ровное течение гиперсна. Если бы капсула не сдерживала ее движений, она то и дело вскидывала бы голову и беспокойно металась. Однако женщина может вздрагивать и вскрикивать лишь мысленно, хотя и не сознает этого — гиперсон отключает сознание. И все же изредка темные глубинные течения памяти всплывают на поверхность, как подземные воды, просачивающиеся на асфальт городской улицы. Тогда женщина начинает стонать, а ее сердце учащенно бьется. Компьютер, подобно электронному ангелу-хранителю, следит за каждым ее дыханием. Уловив нарастающее возбуждение, он тут же понижает температуру тела женщины, одновременно вводя стабилизирующие препараты. Стоны стихают. Она успокаивается, погружаясь в подушки. Пройдет некоторое время, прежде чем кошмар повторится.

Лежащий рядом с женщиной маленький хищник откликался на ее стоны редкими подрагиваниями, как бы разделяя тревогу соседки. Потом он тоже успокаивался, и ему снились маленькие теплые тела и ручейки горячей крови. Еще он видел во сне себя в обществе себе подобных и нутром чуял, что когда-нибудь этот сон сбудется. Каким-то непостижимым образом он знал, что они проснутся вместе, либо не проснутся совсем. По-видимому, клыкастое существо было терпеливее женщины и обладало более реалистичным восприятием мира и своего положения в нем. Сейчас хищник был обречен на сон и ожидание, но знал, что, когда к нему вернется сознание, он снова будет подкрадываться и убивать. Пока же он отдыхал. Время проходит. Ужас — нет.

В бесконечности космоса даже солнце — всего лишь песчинка в пустыне. Белый карлик едва заслуживает упоминания. А такой космический объект, как спасательный челнок пропавшего корабля «Ностромо», вообще невидим в великой Пустоте. Он медленно дрейфовал в космическом пространстве, словно электрон, потерявший свою атомную орбиту. Но даже свободный электрон может привлечь внимание, если его уловить специальными сенсорами. То же самое могло произойти и со спасательным челноком, и это оказалось бы для него большой удачей.

Челноку повезло: он подошел очень близко к другому судну. В космосе «очень близко» означает расстояние меньше одного светового года. Челнок появился на экране рэнджеров-связистов. «Эта штука слишком мала для корабля», — сказали они. «Эта штука» была тиха, как сама смерть. Конечно, «эта штука» вполне могла быть блуждающим астероидом, и даже отвалившейся от него глыбой никеля или железа. Будь это корабль, он посылал бы сигналы бедствия во всех направлениях в пределах досягаемости.

Это было не самое лучшее время и уж, конечно, самое худшее место. Гонимые неземными метеорологическими силами, ветры Ачерона непрерывно трудились над бесплодной поверхностью. Если бы они состязались с океанами (которых не было на планете) в выравнивании ландшафта, они победили бы несколько эр назад. Под их влиянием возникали новые горы и равнины. До сих пор ничто не могло противостоять их безжалостному воздействию. Не было ничего, что могло бы остановить песчаные бури, ничего, что могло бы предотвратить штормы: все отступало под их неотвратимым натиском. Так продолжалось до тех пор, пока потомки человеческого рода не прилетели на Ачерон и не обратили злые ветры во благо.

Скалистая и песчаная поверхность ЛВ-426 все еще проглядывала сквозь мутно-желтую пелену атмосферы, но когда-то все изменится: трансформаторы уже делают свое дело. Сначала станет иной атмосфера: метан будет замещен кислородом и азотом. Затем приручат ветры и освоят скалы. В конце концов будет создан благодатный климат, начнут выпадать осадки в виде снега и дождя, что неизбежно приведет к появлению флоры. Такое наследство оставят поселенцы Ачерона будущим поколениям. Пока же они обслуживали трансформаторы и боролись за воплощение мечты, живя в стесненных условиях, ограничивая себя во всем. Их жизнь была слишком коротка, чтобы успеть увидеть на Ачероне молочные реки и кисельные берега. Только Компания может дожить до этого. В отличие от них, она была бессмертной.

Чувство юмора присуще всем первопроходцам. Не были исключением и колонисты Ачерона. На высоких опорах они установили металлический указатель, который гласил:

«Надежда Хедли — нас 159.

Добро пожаловать на Ачерон!»

Если не считать трескотни на видеоэкране, в комнате было тихо. Рипли следила глазами за клубами дыма от безникотиновой сигареты, которые медленно таяли в неподвижном воздухе.

Она старательно избегала зеркала: даже неубранная квартира выглядела лучше, чем она.

В доме не было никаких украшений, которые могли бы скрасить спартанскую обстановку. Никаких вещей, которые она могла бы назвать личными. Раковина полна грязной посуды, хотя рядом стояла пустая посудомойка.

На ней был банный халат, он был так же плох, как и его хозяйка. В спальне на кровати, сбившись в кучу, валялись простыни и одеяло. Джонси бродил по кухне, выискивая что-нибудь съедобное. Он зря тратил время: все, что можно съесть, было давно съедено.

— Эй, Боб! — доносилось с видеоэкрана, — я слышал, что ты с семьей отправляешься в колонии!

Это была разваливающаяся на глазах посудина. Основательно помятая, уже списанная. Ее должны были сдать на переплавку, однако снова вернули в строй. Владельцам казалось куда выгоднее подлатать его, нежели построить новый. Итак, корабль представлял собой гору металла, пластика и керамики — разрушающийся памятник войне, которому предстояло преодолеть таинственную зону, называемую суперкосмосом. Но так же, как люди на его борту, он внушал полное доверие, поскольку функционировал безупречно. Он назывался «Сулако».

В капсулах лежали четырнадцать погруженных в гиперсон человека. Одиннадцать нанялись, чтобы работать честно и старательно, как судно, несущее их сквозь вечность. Двое оказались здесь по личному делу. Последний — чтобы навсегда избавиться от ночных кошмаров. Четырнадцать спящих — и лишь один, для которого сон был излишним.

Исполняющий обязанности вахтенного офицера Биенон проверял отчеты и приводил в порядок системы управления. Бездействию пришел конец. По всему огромному корпусу военного корабля зазвучал сигнал подъема.

Застоявшиеся машины, подпитываясь расконсервированными запасами энергии, возвращались к жизни. Долго спавшие люди приходили в себя в открывшихся капсулах гиперсна. Довольный проделанной работой, Биенон вывел корабль на орбиту колонизированного Ачерона.

Рипли проснулась первой. И не потому, что ее организм адаптировался к действию гиперсна лучше, чем у ее спутников, просто ее капсула была первой в ряду. Берк лежал в капсуле напротив, а лейтенант как его звали? Ах да, Горман — рядом с ним. В остальных капсулах находилось военное обеспечение миссии: восемь мужчин и три женщины. Это была команда специально отобранных людей. Они привыкли рисковать и никогда не тратили времени даром.

«Сулако" был гигантским металлическим атоллом, дрейфующим в черном море космоса. Голубые огни беззвучно мигали по бортам залатанного корпуса, пока он выбирал позицию на орбите. На мостике Биенон невозмутимо разбирал инструменты, следил за показаниями приборов. Иногда он перебирал светящиеся клавиши или давал команды системе обеспечения полета, но главной его задачей было наблюдение за работой бортового компьютера.

Автоматизация сделала возможными межзвездные полеты, а человек стал прислугой у всемогущего компьютера. Однако сейчас андроиды заменили человека и в этом. Завоеватели космоса стали простыми пассажирами.

Убедившись, что все в порядке, Биенон наклонился к переговорному устройству:

— Внимание! Говорит Биенон. Переходим к последнему маневру. Геосинхронное включение завершено. Уровень искусственной гравитации соответствует ачеронскому. Спасибо за внимание. Можете продолжать работу.

В то время как на корабле царила тишина, в грузовом отсеке кипела работа. Спанкмейер сидел в крутящейся кабине большого погрузчика. Машина была похода на металлический скелет слона, но ее мощь намного превосходила слоновью. Она переносила длинные ракеты на артиллерийскую площадку, поднимала и укладывала снаряды для торпедоносцев. Двигаясь плавно, без усилий, она добралась до середины грузового модуля. Все вокруг скрежетало: на судне работали автоматические безопасные снарядоукладчики. Спанкмейер подал назад, пропуская другой погрузчик. Он был еще в смазке, через весь корпус тянулась надпись «Гусеничный».