Из Пинтера нам что-нибудь!..

Фридштейн Юрий

Предисловие известного историка драмы Юрия Фридштейна к «Коллекции» — сборнику лучших пьес английского драматурга Гарольда Пинтера, лауреата Нобелевской премии 2005 года.

Весьма вероятно, что многие из тех, кто ходит сегодня на фестивали «новой драмы», а также — как знать, возможно, есть и такие! — кто читает написанные авторами «новой драмы» пьесы, не очень-то помнят, что термин этот, равно как и стоящее за ним явление, в истории театра возникает не впервые. Формально — в третий раз, если иметь в виду, что поначалу именно этим термином были объединены столь разные драматурги, как Шоу, Ибсен, Стриндберг, Чехов, создававшие и определявшие театр рубежа XIX–XX веков. Вторично это понятие возникает в середине XX века, и хотя на этот раз — опять-таки формально — оно относилось исключительно к театру английскому, но чем как не «новой драмой» (равно как и «новым театром») был возникший день в день с лондонской премьерой осборновской пьесы «Оглянись во гневе» московский театр «Современник»? Впрочем, дело не в терминах, и в подобных случаях мне всегда вспоминается замечательная реплика многомудрого доктора Шпигельского из «Месяца в деревне» Тургенева; «Авангарду очень легко сделаться арьергардом. Все дело в перемене дирекции». Ведь молодой ниспровергательский задор очень скоро проходит, обнаруживая вместо себя либо суть, либо отсутствие таковой. В первом случае былая принадлежность к очередному «революционному» течению останется фактом, интересным разве что историкам театра, в то время как пьесы будут — как им, собственно, и положено — читаться и ставиться. В случае же втором и названия пьес, некогда собиравших полные залы, и имена их создателей, былых «властителей дум», благополучно канут в Лету, и слава богу, если ее воды хотя бы для тех же историков окажутся достаточно прозрачными.

Гарольд Пинтер тоже выходец из «новой драмы». Той самой, лондонско-английской, 1950-х, откуда родом Осборн, Шейла Дилени, Арнольд Уэскер, Джон Арден, Бернард Копc, Роберт Болт…

Неправдой, и даже почти предательством, было бы сказать, что имена эти, некогда составлявшие предмет и собственных моих — вполне неравнодушных — штудий, я с трудом вспомнил. Нет, отчего же. Однако их — ну, может быть, за исключением Осборна — неумолимая Лета так-таки поглотила. Гарольд Пинтер остался.

Все дело в том, что большинство его собратьев по «новой драме» (или, скорее, просто сверстников и современников) работали в совершенно иных жанрах.

Чаще это были пьесы, подчеркнуто реалистические, даже бытовые, и первые их зрители, некогда умиравшие от скуки на салонных комедиях либо чувствительных мелодрамах, невероятно возликовали, узрев то, что явили им эти неотесанные, плохо воспитанные, вовсе не из салонов и гостиных вышедшие мальчишки и девчонки. В этих выскочках, в этих несомненных парвеню они ощутили живую жизнь — и правильно ощутили. Красивые сказки приелись — захотелось некрасивой реальности. Реальность эта и была явлена.