Дождь уже перестал, а с желоба все еще сочилась нервущейся ниточкой вода. Над лесом устало погромыхивало, будто надсадно, с передышками, в гору катили пустую бочку. Козы, прятавшиеся от непогоды под сельсоветским крыльцом, озабоченно потряхивали бородами и, важные, выходили из-под укрытия, но едва гром, скопив силы, брался за гулкую бочку снова, как они вздымали хвосты и что было мочи неслись врассыпную вдоль деревни.

Мишка Некипелов ввалился в дом к своему дружку Кире Егорову в грязнущих сапогах. Киря сидел у окошка, ел из эмалированного блюда толченый лук со сметаной.

— Ты чего это не делом занялся? — спросил Мишка, топчась у порога и не решаясь пройти н

а

-избу. Он поводил носом во все стороны, недовольно сморщился: — Фу-у… Как от падины пахнет…

— Не по девкам и бегать, — отговорился Киря.

Нюрке жалко было Алевтинины туфли. Они на весь каблук вдавливались в мокрый песок, хотя Алевтина старалась идти на цыпочках. Но разве выдержишь через всю-то деревню: чуть оступишься, и на земле, как от козьих копытец, — вмятины.

— Сняла бы да босиком, — сказала Нюрка. — Не по асфальту ведь, за два дня обдерешь.

— Ничего, Илюша новые купит, — ответила Алевтина и пошла смелее, будто на ногах у нее сапоги; козий след потянулся точеной строчкой.

Нюрка еле сдерживала себя, чтобы не спросить Алевтину: «Передо мной-то чего рисуешься? Знаю я твоего Илюшу…» Да неудобно было со встречи ссориться: только увиделись — и в задир. Не за этим Алевтина, едва с дороги опомнилась, прибежала к подруге, не за этим домой к себе повела.

Звезда упала совсем рядом, в траву. Федосья Васильевна уловила даже запах каленого железа. Он, конечно же, растворился сразу, а может, невидимой струйкой поднялся обратно к небу, потому что кошка, нежившаяся у Федосьи Васильевны на коленях, его не почуяла, так и продолжала дремать, закрыв глаза. Федосья Васильевна столкнула ее с коленей и побежала огородцем к тому месту, где звезда упала на землю.

Вспотев, она отогнула руками траву и, ползая на коленях, обшарила примеченный ею круг луговины, но не увидела ни самой звезды, ни пригорелой проплешины, ни даже какого-нибудь остывшего камня. Звезда как провалилась сквозь землю.

И все-таки оттого, что Федосья Васильевна видела, как она падала, у нее не оставалось сомнений: звезда где-то тут. Раньше, в святки, девки загадывали: с какой стороны звезда упадет, с той и жди жениха. Теперь не святки, лето, да и Федосья Васильевна не в той поре, когда ждут женихов. В мае она совсем было оконфузилась, заболела так, что думала: больше не встать. А поднялась, оказалась живучая.

В соседнем огороде ворошила скошенную отаву Зинка Баламутиха.

— Зин! Ты видела ли, звезда упала?

Митька ввалился в избу весь закуржавевший: ладно бы только брови и ресницы спаяло морозной паутиной, так и на шапке иглистая седина, и спина и плечи подернулись снежной пудрой.

— Ивановна! — закричал он от порога. — Свататься еду. Где невеста твоя?

Павла Ивановна заулыбалась. Она сидела за столом, обедала. Но уж какой обед, когда гость припожаловал. Надо его раздевать да бежать скорей в магазин. Племянник не бывал с прошлой зимы, а у нее, как назло, и в запасе нет ничего.

Она выскочила из-за стола, низенькая, худая, метнулась в горницу одеваться.

Мотоцикл с ревом выскочил из-за поворота, и куры, гревшиеся в пыли, суматошно бросились через дорогу, едва не угодив под колеса.

«Куриц-то передавишь!» — хотела крикнуть Татьяна, но Петька, не останавливаясь у киоска, помахал ей рукой:

— Привет работникам связи!

За спиной у Петьки сидела Тамарка Братушева. Косынка у нее съехала на шею, платье вырывалось из руки и оголяло ноги. На ухабах Тамарка притворно взвизгивала, а Петька, не оглядываясь, прибавлял газу. Пыль желтым сеевом колыхалась за ними.