Валерия

Осень в этом году наступила стремительно, в один миг обрушившись с неба холодными потоками дождя. Взвыли, запели ветра; кажется, даже деревья пожелтели за одну ночь. Лера медленно брела через старый парк, небрежно расшвыривая ногами опавшие листья — этой осенью они не ласкали приятным шелестом слух, а прилипали к ботинкам противными, мертвыми кляксами — обломками обманчивого лета.

В парке было тихо — а на надоедливый шум дождя девушка давно перестала обращать внимание. Сейчас ветер умерил свой пыл — не налетал порывами, а тихо крался между мокрыми, замшелыми стволами деревьев. Он нес с собой характерный запах осени — прелых листьев, затхлой сырости и недалеких уже промозглых ночей. А проклятый дождь идет, кажется, целую вечность. Когда он начался — на прошлой неделе, на позапрошлой? Лера не помнила, когда последний раз видела солнце… может быть еще в июле?

Окружающая реальность давила своей серой беспросветностью, а мешанина из того, что совсем недавно было листвой, хлюпала под ботинками, превращаясь в бурую грязь. Но все новые листы — желтые и красные — с упорством самоубийцы срывались из под небес и ложились в лужи яркими кляксами. Да, яркими, правда ненадолго.

Лето… было, но прошло. Пронеслось несколькими слепящими, жаркими днями, не оставив после себя почти ничего, кроме воспоминаний. Воспоминаний… таких далеких и бесполезных. А еще лето оставило после себя эту осень — догнивать, захлебываясь слезами.

Ослепительный, яростный клин света пробил призрачную плоть межмировой пустыни, вспарывая клубящуюся тьму; протягиваясь огнистым росчерком за пределы видимой и ощущаемой вселенной, туда, где время и измерение искажались, теряли свой первоначальный смысл. Бушующий, неистовый пламень несся сквозь материю миров, через пустоты небытия, пронзая насквозь даже серые завихрения смертоносного хаоса… Мелькали вокруг точки миров — не успевая появиться, они исчезали в неизмеримой дали, огоньки звезд вытягивались в призрачные серебристые росчерки, и гасли, навсегда исчезая в первородном мраке.

Огненная струна тянулась к далекому, одиноко примостившемуся на самых задворках Юниверсума мирку. Нить вытягивалась, становилась всё тоньше, напряженно и угрожающе зазвенел поток Силы… «Даже моего могущества может на это не хватить!» — словно предупреждал он. И вот, в момент, когда пламенеющая тропинка соединила миры, дальний конец ее, начинающийся в странном мире, не знающем магии, сорвался — растянувшаяся пружина стремилась сжаться — и яростно хлестнул, рассекая застонавшую плоть далекого мира, носящего название Меллидан.

……………..

Движение сквозь миры для хрупкого человеческого тела оказалось кромешной пыткой — ведь только сила, вложенная в заклинание, не давала ему распасться на мельчайшие крупицы, которые тотчас оказались бы развеянными, как пыль по всей Вселенной и даже далее. Глаза заливал мрак, лишь время от времени разрываемый багряными вспышками боли — Лера переставала чувствовать свое тело, будто это оно растянулось до бесконечности, превратившись в горящую, содрогающуюся в агонии нить; стенающую, рвущуюся куда вперед, в черную бесконечность. Она не могла ни видеть, ни мыслить, ни осязать — в какой то момент даже её эфирный дух-близнец содрогнулся и прекратил движение по волнам Великой реки. В заклинание была вложена титаническая сила, но этой мощи не хватало! И вот заклинание уже начало пить саму душу девушки; невыразимый, безысходный ужас заполнил угасающее сознание. Рвутся нити, соединяющие душу с телом, бьется в несказанной муке эфирный дух. И вдруг — сокрушительный удар, слепящий свет — и боль, боль, боль…

Светловолосая девушка лет семнадцати, в сопровождении парнишки помладше, особых подозрений не вызывали. Широкий, темно-коричневый плащ изящного покроя скрывал и внушительный меч на поясе, и кожаную куртку с фантастическими заклепками и замком-молнией. Плащ был хорош, он принадлежал еще матери Шангри, которая кроме хрупкого телосложения обладала хорошим вкусом. Сам парнишка оделся в просторные брюки грубой материи и кожаную курточку, местами потертую, кое-где заплатанную. В общем, ничем не примечательная парочка — сестра с братишкой вышли на прогулку…

Солнце уже клонилось на запад, небо вспыхнуло цветными полосами облаков, рыжими, розовыми и пурпурными. Но недолго оставалось пылать закату — последний золотой луч робко спрятался за далеким горизонтом. Тени от высоких деревьев поползли по земле, будто кто-то разлил чернила — на городок спускалась вечерняя прохлада, перемежающаяся противным комариным писком. Еще алеет полоса заката, сбиваются в стайки яркие облака, но чувствуется уже близкое дыхание ночи.

Широкая улица, большие дома, лавки торговцев, уже закрывающиеся на ночь — Безымяновка напоминала скорее не деревню, а небольшой уютный городок времен средневековья. Вскоре перед товарищами открылась небольшая круглая площадь, и на лицо Шангри набежала тень: в центре ее зловеще высился массивный деревянный столб. Каратели готовились к казни заранее…

Быстро миновав площадь, они шагали к неприглядному, грубо срубленному домику, примостившемуся на самом отшибе деревни. Жилые дома не решались подступать близко к тюрьме и боязливо жались поодаль. Тут же, недалеко от узилища расположился и недавно сложенный пыточный каземат. Раньше нужды в нем не было… Лера и Шангри не стали подходить слишком близко, дабы не привлекать на себя ненужных взоров — зачем честному люду слоняться рядом с таким сомнительным заведением?

Девушка с мальчуганом остановились у забора крайнего жилого домика, притаившись в тени развесистого куста сирени. Взор Леры прилип к мрачному строению на пригорке — в маленьких окнах, почти у самой земли, отражались багряные блики заката. Потемневший от времени и дождей, деревянный брус, казался сейчас цвета застарелой крови.

Рэйнорд

В этот погожий весенний денек погода стояла безмятежно-теплая, а небесный купол казался поистине бездонным. Но не простым он был, этот день, — сегодня выпускники Высшего магического университета, прилежно отучившиеся восемь лет, и выдержавшие испытательный экзамен, покидали его стены.

Парадная площадь университета, вымощенная белым с золотыми прожилками мрамором, была сейчас заполнена людом — в большинстве своем то были горожане, пришедшие поглазеть на торжество. Чуть особняком держалась группа пожилых, умудренных опытом учителей. Пестрели их парадные одежды — красные, синие, белые, голубые, расшитые золотом и серебром — чародеи стихий оделись каждый в свой цвет, как требовала торжественная церемония. Почтенные старцы оживленно общались, каждому хотелось похвалить своих выдающихся учеников. Да какие ученики — сегодня они становятся полноправными Магами!

Действительно, университет не зря носил звание «Высшего» — самый древний и самый прославленный среди прочих университетов и академий Срединных миров. Немногим удавалось поступить сюда; да и выдерживали восемь лет суровой учебы и тяжелой практики — единицы. Уходили, бросали учебу многие, даже слишком многие — слабые духом или ошибившиеся в своем выборе — чародейство оказалось не их призванием…

Горстка выпускников-адептов — лучшие из лучших — старались держаться поближе к наставникам. Лишь изредка кто-то перебрасывался ревностными взглядами. Еще бы, ведь каждый считал свою профессию лучшей!

Тьма приятно обволакивала, покачивая в мягких, успокаивающих объятиях. Казалось — протяни руку и почувствуешь ее непроницаемую бархатистость. Тут было тихо и спокойно, лишь время от времени сумрак вспарывали яркие, золотые всполохи. Они возгорались, тлели, но раз за разом отступали перед первородным мраком. Пульсирующее тепло волной разливалось по венам, приятно трепетало в груди…

То возвращалась сила — а вместе с ней и ощущение собственного тела, пространства. Мрак отступал, осыпаясь черными осколками забвения; прощально колыхнувшись, он распался темно-серыми пылинками, а в широко распахнувшиеся глаза бело-пламенным клином ударил свет.

— Где я? — Валерия рывком села на кровати, осмотрелась.

— У меня в комнате, — отозвался стоявший у нее в ногах Шангри.

Слава небесам, то был не сон…! А где же…?