Скелета звали Классик. Голову его украшал бархатный, черный берет с переливчатым пером неизвестной науке птицы; думаю, если кто-нибудь спросил бы, что за птица и откуда взято это перо, он вряд ли бы ответил. Длинные, до плеч, седые волосы его были перетянуты бардовой лентой, своей правой рукой он элегантно поддерживал Смерть, а в левой имел простую, но оттого не менее элегантную трость. На указательном пальце (точнее, на тех костях, что от него остались) он носил щегольской перстень с сапфиром того глубокого цвета, который встречается столь редко, что, как правило, украшает венцы королей или же, на худой конец, ордена придворных премьер-министров. Но ни королем, ни министром наш скелет не был точно — это слишком скучные персоны и Смерть ни за что не согласилась бы совершать прогулки с одним из них. Кем же был он при жизни? И как стал спутником Смерти?
Это был маленький и спокойный городок у берега моря.
Днем здесь была самая обыкновенная жизнь — шумел прибой, созревал виноград, суетливые мальчишки бегали по кромке волн и соревновались в дальности метания гальки. На набережных пахло теплым хлебом, а люди неторопливо шли по своим делам.
Но когда ночь вступала в свои права и жизнь в городке замирала, его посещала необычная пара.
Лишь только луна всходила над ребристой поверхностью волн, лишь только лунный луч ударялся о шпиль городской ратуши, как с неба спускалась полупрозрачная мостовая. Она выглядела совсем как та, на которую мы с вами ежедневно наступаем, отправляясь, скажем, в булочную, только соткана была из тонкого-тонкого тумана, а очертания камушков обозначались звездными лучиками. Звездная пыль тихонько опускалась на нее и искрилась тонким, едва уловимым светом.
Мостовая терялась во мгле ночных небес, но если бы нашелся любопытный, не желающий спать в одну их таких ночей, и смотрел бы, не отрываясь, на теряющийся ее конец, то он увидел бы, как два силуэта не торопясь, спускаются по туманной дороге.