Сага о Хелоте из Лангедока

Хаецкая Елена Владимировна

«Книга, известная как „Меч и Радуга“ или „Сага о Хелоте из Лангедока“, появилась в знаменитой серии fantasy издательства „Северо-Запад“ в 1993 году и значилась как мой перевод с английского. До сих пор „Меч и Радуга“ остается самой известной моей книгой. Эта книга обладает каким-то обаянием, которое для меня остается загадкой. Я благодарна этому растяпе и графоману – Хелоту из Лангедока. Спустя много лет, сделав очередную неудачную попытку написать продолжение „Меча и Радуги“, я начала писать не о Хелоте, а о Лангедоке. И в конце концов там побывала. Но это уже другая история...»
Е.В. Хаецкая

ЧАСТЬ 1. Разбойник поневоле

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Хелот из Лангедока был странствующим рыцарем. Во всяком случае, пытался им быть. Как явствует из его имени, родился он в Лангедоке, но о родине своей имел весьма смутные воспоминания, ибо с детства странствовал по различным землям, сначала в качестве слуги, потом оруженосца, потом самостоятельно, поскольку в одном из захолустных замков, после долгого нытья и просьб со стороны подростка, какой-то подгулявший барон ударил-таки его перчаткой по шее и тем самым посвятил в высокий рыцарский орден. Хелот встал с колен, взял свое оружие и уехал. Ему было тогда четырнадцать лет.

За несколько лет он успел провести кое-какие поединки и заработать косой шрам через бровь, дырку в левой ладони и два с половиной года заточения.

В тюрьму он попал после того, как сразился с Хрунгниром Датчанином, человеком могучим и свирепым. Датчанин приставил меч к горлу своего юного противника и сказал рокочущим басом: «У меня есть сынишка твоих лет, но я тебя все равно убью, ибо дал страшную клятву извести тридцать девять рыцарей в память о своей несчастной супруге Лауре, которую изрубил в тридцать девять кусков сексуальный маньяк сэр Брюс Безжалостный». Видно было, что вызубрить наизусть такую тираду стоило барону много трудов, и только частая практика повторения помогла ему выпалить ее без запинки.

Видимо, лицо Хелота все же растрогало этого великана, потому что он неожиданно опустил меч и принялся бормотать себе под нос имена, загибая при этом толстые пальцы. При этом он держал Хелота за волосы, оттягивая его голову назад, чтобы было удобнее перерезать ему горло. Бормотал же он довольно долго, потому что все время сбивался со счета, и у Хелота затекли колени.

Стояла поздняя осень, листья уже опали, небо было серым, и вдобавок моросил дождь. На душе у юного рыцаря было, как легко догадаться, очень и очень тоскливо.

ГЛАВА ВТОРАЯ

До города оставалось еще часов пять пути. Ночь наступала в этих краях поздно, однако Хелот предпочел заночевать в придорожном трактире, что возле урочища Зеленый Куст.

Хозяева, оба небольшого роста, рыжеволосые и веснушчатые, не то брат и сестра, не то муж и жена, подозрительно осматривали пришельца. Был он худ и одет в сущие лохмотья. Темные глаза незнакомца также не внушали им доверия. Они не любили иметь дела с чужими. Он видел это по их тупо сосредоточенным минам.

Хелот снял с шеи мешочек и вынул оттуда римский динарий (в одной из деревень, подрядившись копать могилу для умерших от оспы, он случайно нашел клад монет, оставшийся здесь еще от легионеров Цезаря). Простодушные селяне вцепились в монетку, однако к самому Хелоту отнеслись без всякого интереса. Хозяйка слегка посторонилась, и, не дожидаясь более любезного приглашения, Хелот просочился в узкую щелку между ее круглым бочком и дверным косяком.

Трактир представлял собою грязную комнату с деревянными скамьями вдоль стен и массивным столом, на котором неплохо смотрелась бы пара-другая гробов. В очаге еле-еле шевелился огонь.

Хелот снял дырявые башмаки, пошевелил пальцами ног и босиком подошел поближе к теплу. Он уселся прямо на пол, осторожно поджав под себя ноги, и принялся наслаждаться свободой. Греттир Датчанин освободил пленников своего папаши, томившихся в подземельях и чердаках захудалого замка, и отпустил их на все четыре стороны, дабы без помех предаваться размышлениям. Хелот оставил лодку на берегу озера и ушел пешком, отягощенный лишь мечом и ножом. Меч ему пришлось продать, а нож он прятал в лохмотьях.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Изба была непривычно светлой. Солнце ломилось в широкие окна, свежий ветер приносил запах мха и хвои.

Хелот обнаружил себя в этом непонятном жилище лежащим на широкой кровати под лоскутным одеялом. С некоторым облегчением он установил, что Робина из Локсли поблизости не наблюдается. Где-то рядом что-то булькало и пыхтело. Повернув голову, Хелот увидел ничем не примечательного человека, склонившегося над маленьким тиглем. Крошечная жаровенка, в которой раскалились угли, стояла перед ним на столе. В тигле кипела жидкость странного золотисто-зеленого цвета.

Кося глазами, Хелот принялся разглядывать этого человека, в котором признал алхимика. Алхимик был лет сорока, с лысинкой, брюшком, с сереньким лицом и редкой бородкой. Одет был в монашескую одежду, однако без явной принадлежности к какому-либо ордену, и, в отличие от отца Тука, был очень опрятен.

– Урочище Дальшинская Чисть, – не отрывая глаз от тигля, отрывисто произнес человек.

– Что? – Хелот растерялся.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

– Не реви, мать, – гудел Малютка Джон, положив свою огромную лапищу на плечо хрупкой женщины, закутанной в шаль. На вид ей было не то тридцать лет, не то пятьдесят, не поймешь. Женщины в этих краях рано старели, но поздно умирали. – Вот придет Робин, он рассудит. И все будет хорошо, так хорошо, что сама удивишься. – И поскольку она не переставала захлебываться слезами, прикрикнул: – Да прекрати плакать, ты!

Она съежилась и послушно перестала всхлипывать, но Хелот заметил, что она дрожит всем телом. Однако верзила Джон не обращал на это ни малейшего внимания.

– Успокоилась? Вот и хорошо, – удовлетворенно заметил он и перевел самодовольный взгляд на Хелота. – Эй, Хелот, накорми почетную гостью. Поднеси эля и все, как положено.

Хелот еле заметно улыбнулся, входя в лесной дом, оплетенный кустарниками так, что и днем было трудно его отыскать. Гостеприимство было одной из разбойничьих традиций лесных стрелков. Прежде чем ограбить, жертву полагалось как следует попотчевать. Во время трапезы уточнялись размеры мзды и определялся моральный облик будущей жертвы. После чего гостя грабили и отпускали с Богом. Бывало и наоборот: сотрапезника щедро оделяли. Таких гостей было принято встречать с особым почетом. А сейчас к стрелкам пришла за помощью простая женщина из близлежащей деревни – ее надлежало встретить, как королеву.

Хелот нарезал мясо на куски, положил сверху краюху хлеба, в одну руку взял кружку эля, в другую – блюдо с едой и вышел из дома. Женщина молча сидела в кресле, грубо вытесанном из большого пня. Согласно легенде, при изготовлении этого трона в качестве мерки использовали седалище отца Тука как самого объемного из всех разбойников – дабы пользоваться «троном» могли бы все без изъятия и не чинилось бы никакой несправедливости, ни в малом, ни в большом.

ГЛАВА ПЯТАЯ

В Шервудский лес пришла осень. В воздухе постоянно дрожала взвесь не то дождя, не то тумана. Но несмотря на то, что небо окутала мгла, в лесу было светло – печальным, тихим, упорным светом сияли под ногами опавшие листья.

Кое-кто из стрелков уже подыскал себе для зимовки место в деревне. Остальные кое-как устроились в лесу. Хелот нашел уютную пещеру, которую местные жители именовали Кривой Норой. Она обладала целым рядом неоспоримых преимуществ, одним из которых было расположение: прямо у входа в Нору начинался густой малинник.

Свое логово Хелот обустраивал сам и втайне очень гордился им. Стрелки снисходительно посмеивались над его причудами, но Хелот полагал, что образованному человеку необходимо уединение, и переубедить его не удавалось.

Неожиданную поддержку он обрел в лице отца Тука. Духовный наставник лесных грабителей упорно продолжал считать бывшего рыцаря чем-то вроде беглого монаха, и потому делом чести для него стало вступаться за товарища по классу. «Уж коли кто к келье сызмальства привык, – многозначительно говорил отец Тук, – того вповалку спать не приучишь. А наш Хелот, по всему видать, видать, воспитывался в суровом уставе...» Хелот устал с ним спорить, и поэтому отец Тук беспрепятственно распространял небылицы о строгом монастырском воспитании нового стрелка. Многие верили.

Прозрачным осенним днем, отвлекая бывшего рыцаря из Лангедока от созерцания и размышлений, преподобный отец в очередной раз возник у него за спиной. Хелот сидел на бревне и грыз ногти в задумчивости. Отец Тук потоптался, посопел и наконец воззвал:

ЧАСТЬ II. Невыносимый Гури

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В 1207 году на праздник Пятидесятницы шериф Ноттингамский устроил грандиозный турнир. Гай Гисборн сбился с ног и издергался еще за неделю до торжества, поскольку на него возлагалась нелегкая задача обеспечения правопорядка во время праздника. Необходимо было не допустить народных волнений.

Когда Греттир, томимый скукой и одиночеством, все-таки разыскал его возле казармы, Гай не нашел в себе сил на разговоры с юным датчанином. Ругаясь через слово, Гай втолковывал солдатам, кто из них на каком углу должен обеспечить упомянутый правопорядок. На вежливый вопрос подъехавшего Греттира, будет ли сэр Гай сражаться на копьях во время предстоящего турнира, Гай несколько мгновений молча смотрел на юного норвежца (или кто он там), а потом, с заметным усилием совладав с собой, сдержанно покачал головой. Греттир счел за благо ретироваться.

Таким образом в день Пятидесятницы Греттир оказался в совершеннейшем одиночестве. Он вернулся домой с турнира поздно вечером, когда уже стемнело, отстегнул на ходу шлем, бросил пробитый щит, расшвырял обувь и босиком прошел по каменному полу через галерею в спальню.

В спальне царил беспросветный мрак. Натыкаясь на предметы, число которых резко возросло с наступлением сумерек, Греттир добрался до свечки в медном шандале и зажег ее. Огонек наполнил комнату слабым розовым светом. Греттир поставил на стол медное зеркало, налил себе вина и уселся, мутно глядя в свое отражение.

– С праздником, старик, – сказал он серьезному беловолосому юноше, который с отрешенной грустью смотрел на него из зеркала.

ГЛАВА ВТОРАЯ

С корзинкой, полной еловых шишек, Дианора шла по болоту знакомой дорогой, направляясь к урочищу Дальшинская Чисть. Подол ее платья из грубой холстины вымок, в башмаках хлюпала болотная влага. Уже несколько недель она жила в доме отшельника. Гай пока что не приходил забрать ее, но девушка ни на минуту не сомневалась в том, что брату известно, где она скрывается. Молчание Гая было для нее куда страшнее, чем яростное вторжение. Дианора терзалась догадками: что затевает брат? Она не решалась признаваться в своих страхах святому Сульпицию – не хотела огорчать его попусту. Впрочем, отшельник и так почти обо всем догадывался.

Дианора свернула на старую гать. И в этот момент ей показалось, что за ней кто-то следит. Она огляделась по сторонам, но никого не заметила. Пожав плечами, сделала еще несколько шагов. И тут небо как будто слегка потемнело, хотя ни тучки не было видно. Словно Бог взял да прищурился, а после вновь широко раскрыл глаза.

В кустах, слева от дороги, зашуршало. Похолодев, Дианора замерла, уставившись в эти кусты. Наконец, с трудом совладав с собой, выдохнула:

– Кто здесь?

Неизвестный подумал немного, а потом ответил низким голосом:

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дианора ставила на стол глиняные плошки, когда в окно скромного отшельничьего дома постучали. Девушка вздрогнула и бросила на отца Сульпиция умоляющий взгляд.

– Это не Гай, – сказал отшельник. – Не бойся, Дианора.

– А я не боюсь, – храбро ответила она и направилась к двери, чтобы открыть ее. На крыльце маячила чья-то длинная тощая фигура. Сперва Дианоре показалось, что это кто-то из лесных стрелков явился за помощью – люди Локсли часто обращались к святому с просьбой залечить рану или исповедать умирающего, если тот не вполне полагался на святость отца Тука. Но через мгновение она поняла, что ошиблась, и, отступив на шаг, тихо вскрикнула:

– Морган Мэган!

– Ты меня знаешь, девушка?– Пришелец казался удивленным.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

В конце июня Греттир Датчанин бросил пить. Город Ноттингам остался равнодушен к очередному повороту в судьбе этого молодого человека. Результатом же такого решения стало усугубившееся одиночество юноши. Гай Гисборн напивался без него. Трезвый же Гай околачивался в казармах или отсыпался. Сэр Гарсеран был поглощен предстоящей женитьбой на леди Джен. Леди Марион оставила грешный мир и отправилась в монастырь, к великому огорчению леди Ровэны, которая разом лишилась всех своих подруг.

Греттир слонялся без дела по Ноттингаму и предавался самой изощренной чернухе. Мир казался ему обиталищем враждебных сил, прошлое – насмешкой, будущее – черной дырой, полной ядовитых шипов, настоящее – издевательством. И не было рядом никого, кто объяснил бы ему, что все эти ужасы пройдут вместе с тем мрачным периодом жизни, имя которому – «Пятнадцать лет».

Наконец Греттир сдался, и ноги сами понесли его в сторону «Казней египетских». Однако не успел он переступить порог этого заведения, как его охватило жгучее раскаяние. Словно в отместку за нарушение обета, судьба немедленно столкнула его нос к носу с Гури Длинноволосым.

Валлиец сидел под изображением святого Бернарда, благословляющего крестовое воинство. Он положил ноги на стол и изучающе смотрел на какой-то документ, оттопырив нижнюю губу. Не успел Греттир непроизвольно метнуться к выходу, как зоркие глаза знаменитости уже зацепили его, а кривой рот валлийца расползся в улыбке.

– Мой юный друг! – вскричал Гури, делая ему знак садиться рядом. Греттир тихо застонал, но бежать было поздно. Гури убрал ноги со стола и заботливо дунул на крышку там, где они только что лежали. Ругая себя за податливость, юноша принял приглашение.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Наступило утро, похожее на сумерки. Дождь еле слышно шуршал по крыше. Окно, затянутое бычьим пузырем, пропускало мало света, и отшельник постоянно жег свечи, поэтому в доме сильно пахло воском.

В отшельниковой постели в углу, на охапке соломы, под теплым одеялом, мирно сопел Тэм Гили. Он спал под приглушенные голоса Хелота и святого Сульпиция, которые проговорили всю ночь.

Хелот уже содрал с себя белый парик. Отшельник ликвидировал шрам, изготовленный им собственноручно с помощью хитроумного клея. По его замыслу, шрам должен был изменить внешность Хелота до неузнаваемости. Красный след от шрама остался, однако отшельник обещал, что это пройдет.

– Я хотел спросить вас, святой отец, – сказал Хелот, опуская голову, – вы не знаете, где сейчас Дианора?

– Знаю... – ответил отшельник. И, увидев, как вскинулся его собеседник, грустно улыбнулся. – И в то же время не знаю, сын мой. Она далеко отсюда.