Луммокс был в унынии. К тому же, он хотел есть. Это было его нормальным состоянием; такое существо, как Луммокс, всегда было готово слегка закусить — даже после плотного обеда. Уныние было свойственно ему куда меньше и проистекало лишь оттого, что его закадычный друг и ближайший товарищ Джон Томас Стюарт не показывался уже целый день, куда-то исчезнув со своей подружкой Бетти.

Один день без Джона Томаса — это еще куда ни шло. Луммокс глубоко вздохнул. Он понимал, в чем дело. Джон Томас вырос. Он уже достиг такого возраста, когда требуется проводить все больше и больше времени с Бетти или с какой-нибудь другой девушкой и все меньше и меньше с ним, Луммоксом. Затем наступит долгий период, когда Джон Томас практически не будет уделять времени Луммоксу, но затем появится новый Джон Томас, который подрастет и с ним станет интересно играть.

Опыт научил Луммокса, что от этого неизбежного круговорота вещей никуда не деться. Тем не менее, ближайшее будущее представлялось ему мучительно тоскливым. В апатии он бродил по заднему двору Стюартов в поисках то ли кузнечика, то ли малиновки — словом, любого, с кем можно было бы пообщаться. Наткнувшись на муравейник, он уставился на него. Похоже, что муравьи куда-то переселялись: бесконечная вереница насекомых тащила белые личинки, а навстречу спешила за новым грузом толпа муравьев. Так он убил полчаса.

Устав от лицезрения муравьев, Луммокс побрел к своему обиталищу. Его семифутовые лапы раздавили муравейник, но этот факт не привлек внимания Луммокса. Его собственный дом был достаточно велик, располагался в конце ряда постепенно увеличивающихся помещений: первое из них могло вместить разве что крохотную собачку чихуахуа.

На крыше дома сохли шесть охапок сена. Луммокс выдернул несколько соломинок и стал лениво жевать их. От второй порции он отказался, потому что первая — это было все, что, как он прикинул, можно стащить не будучи замеченным. Он мог, не моргнув глазом, сжевать целую охапку — но его останавливало сознание, что Джон Томас будет ругать его и даже, может быть, целую неделю, а то и больше, не будет чесать его граблями. По правилам дома, Луммокс не должен был есть ничего, кроме того, что ему дает хозяин, и обычно Луммокс подчинялся этому закону, потому что терпеть не мог ссориться, а когда его ругали, чувствовал себя просто ужасно. Да и, кроме того, он вообще не хотел сена. Он ел его вчера вечером, будет есть сегодня и, скорее всего, завтра. Луммоксу хотелось пожевать что-нибудь более весомое, которое бы вкусно пахло. Он прошелся вдоль низкой загородки, которая отделяла несколько акров заднего двора от садика миссис Стюарт, положил голову на штакетник и с вожделением посмотрел на розы миссис Стюарт. Загородка была лишь символом, определяющим линию, за которую он не должен был заходить. Как-то, несколько лет назад, он пересек ее и попробовал несколько роз… просто так, для аппетита, но миссис Стюарт подняла такой крик, что он не хотел даже и думать о повторении попытки. Содрогнувшись при этих воспоминаниях, Луммокс поспешно отвернулся от загородки.

Тревоги и заботы, обрушившиеся на головы Джона Томаса XI и Луммокса, казались им ужасными и в своем роде уникальными, а между тем, даже в Вествилле были люди, которые так же могли пожаловаться на свои заботы. Так, маленький мистер Ито страдал от болезни, для которой еще не придумано лекарство — от старости. В скором времени она одержала над ним верх. За бесчисленным количеством закрытых дверей Вествилла мужчины, женщины и дети решали про себя, как справиться с проблемами денег, здоровья, семейных дел, внешности и так далее.

А далеко от Вествилла, в столице штата, губернатор в отчаянии смотрел на груду бумаг — они доказывали, что он обязан отправить в тюрьму своего самого старого и преданного друга. А за миллионы километров от столицы, на Марсе, изыскатель покинул сломавшийся песчаный вездеход и двинулся в далекий путь к Форпосту, но он не достигнет его.

А в непредставимом для глаз расстоянии в двадцать семь световых лет звездный корабль «Боливар» вошел в подпространство. Маленькая неисправность в одном крохотном реле привела к тому, что оно сработало на десятую секунды позже, чем следовало бы. И теперь «Боливар» обречен долгие годы скитаться меж звезд… и никогда не найти дороги домой.

В непостижимой дали от Земли, на полпути к расположенной в этом районе звездной туманности, раса древолазающих ракообразных медленно отступала под натиском более молодой и агрессивной расы амфибий. Пройдет еще несколько земных тысячелетий, пока ракообразные окончательно вымрут, но этот исход вне сомнений. Ситуация эта вызывала глубочайшее сожаление (по земным меркам), потому что раса ракообразных придерживалась системы ценностей, близкой к человеческой, что позволяло в будущем надеяться на сотрудничество двух рас. Но когда через одиннадцать тысяч лет на той планете совершит посадку корабль с Земли, ракообразные уже давно вымрут и от них не останется и следа.

А если снова вернуться на Землю, мы увидим, что в столице Федерации Его превосходительство, Досточтимый Генри Гладстон Кику, магистр искусств (Оксон), доктор гонорис кауза (Кейптаун), Постоянный Заместитель Секретаря Межзвездного Департамента отнюдь не был обеспокоен горестной судьбой расы ракообразных, потому что ничего не знал о них. Не тревожился он и о судьбе «Боливара», хотя уже подходило время узнать и о нем.

Вмешательство Межзвездного Департамента в историю с Луммоксом отнюдь не было результатом слухов: оно, скорее, усилило их. Гринберг позвонил окружному судье, попросил его разрешения использовать зал судебных заседаний и предупредил, чтобы все свидетели и участники были на месте к десяти часам завтрашнего утра. Включая, конечно, и внеземное существо, которое и было причиной всей этой суматохи. Судья О'Фаррел переспросил:

— И существо… оно вам тоже необходимо?

Гринберг уточнил, что именно оно и нужно ему больше всего, так как участие этого внеземного существа в ситуации и явилось причиной его, Гринберга, обращения.

— Судья, мы в Межзвездном не любим совать нос в ваши дела. После того, как я взгляну на это создание и задам пару дюжин вопросов, я, скорее всего, поспешу откланяться… что устроит нас обоих. Это злосчастное В. — З. — существо — единственная причина моего появления. Итак, я могу надеяться, что оно будет на месте?

— Э-э-э… видите ли, он слишком велик, чтобы его можно было доставить в суд. Я не видел его пару лет и предполагаю, что с тех пор он несколько подрос… хотя и в то время он был непомерно велик. Не могли бы вы ознакомиться с ним в том месте, где он пребывает?

Как только О'Фаррел и Гринберг вошли в зал суда, бейлиф объявил: «Встать! Суд идет!» Говор стих, и посетители стали занимать места. Молодой человек в шляпе, увешанный фотоаппаратурой, преградил путь двум судьям.

— Минуту! — сказал он и щелкнул затвором. — Еще разок… Улыбнитесь нам, судья, и сделайте вид, будто Посланник сказал вам что-то смешное.

— Хватит и одного раза. И снимите свою шляпу. — О'Фаррел прошел мимо.

Молодой человек пожал плечами, но шляпы не снял.

Секретарь суда привстал, когда судья и Гринберг вошли в зал. У него было красное и потное лицо, а по всему судейскому столу были разбросаны бумаги.

Высокочтимый мистер Кику, помощник Секретаря по Межзвездным Делам, открыл ящик стола и окинул взглядом свою коллекцию пилюль. Сомнений больше не было: снова начиналась изжога. Он выбрал одну из таблеток и нехотя вернулся к работе.

Перед ним лежало распоряжение Инженерного Бюро Департамента, предписывающее всем межпланетным кораблям класса «Пеликан» оставаться на земле, пока не будет закончена очередная модификация. Мистер Кику не стал затруднять себя, вчитываясь в соответствующее инженерное обоснование, а просто черкнул на документе «К немедленному исполнению» и кинул бумаги в корзину для исходящих. Техническое обеспечение безопасности в космосе входило в обязанности этого бюро: сам Кику ничего не знал о технических тонкостях его деятельности, да и не хотел знать; он всецело полагался на мнение своего главного инженера — в противном случае он давно бы его выгнал и взял другого.

Но он догадывался, что финансовые лорды, которым принадлежали корабли класса «Пеликан», скоро примутся обрабатывать Секретаря… и тот, вынырнув из глубин своего интеллекта и преклоняясь перед политическим влиянием, которым обладают данные обаятельные джентльмены, смахнет все эти бумаги в мусорную корзину.

Он начал размышлять о новом Секретаре, но его сомнения так и не обрели законченную форму.

Следующая порция бумаг несла информацию, предназначенную только для Кику, и была направлена на его стол в соответствии с установившимся порядком, по которому все, предназначенное для Секретаря, должно было предварительно попадать к помощнику Секретаря, независима от содержания. Содержание казалось банальным и неинтересным: как видно было из резюме, организация, именующая себя «Друзья Луммокса» и возглавляемая миссис Бейлой Мургатройд, хотела попасть на прием к Секретарю по Межзвездным Делам и была направлена к Специальному Помощнику Секретаря (по Общественным Отношениям).

Однажды я сказал отцу:

— Папа, я хочу на Луну.

— Пожалуйста, — ответил он и снова уткнулся в книгу.

Он читал «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома К. Джерома, которую, по-моему, знал уже наизусть.

— Слушай, папа, я же не шучу.

Сначала от возбуждения я подпрыгнул до потолка… а потом на такое же расстояние вниз рухнула моя душа от охватившего меня отчаяния. Да мне в жизни ни одного конкурса не выиграть, я же такой невезучий, что если куплю коробку печенья, то обязательно ту, куда забыли положить приз; от игры в «орлянку» меня быстро вылечили, да чтоб я когда-нибудь еще…

— Прекрати, — сказал отец.

Я замолчал.

— Везения не существует вообще, существует лишь достаточная либо недостаточная подготовка для того, чтобы справиться со вселенской совокупностью обстоятельств. Намерен ты принять участие?

— Еще бы!

— Спокойно, Кип, — отрубил отец. — Прекрати.

— Послушай, дорогой, — начала мама.

— …представить вам счастливую победительницу, — продолжал диктор, — миссис Ксения Донахью, Грейт Фоллз, штат Монтана… миссис Донахью!

Под звуки фанфар на авансцену выплыла маленькая полная женщина. Я снова взглянул на плакаты. Их текст совпадал с текстом моей карточки.

— Папа, что случилось? — спросил я. — Это же мой текст.

Я сразу понял: «космический корабль», а не «ракета». Приземлился он без шума, только с каким-то выдохом, и никаких реактивных двигателей, выбрасывающих струи пламени, не наблюдалось. Похоже, что аппарат передвигается на одном лишь благочестии и непорочном образе жизни.

Но мне некогда было удивляться, потому что я сосредоточился на том, как бы не оказаться раздавленным. Скафандр при одном «g» — это вам не тренировочный костюм, и хорошо, что я так много упражнялся.

Корабль опустился прямо туда, где только что стоял я, заняв гораздо больше места, чем ему причиталось. Огромная черная махина.

Вслед за ним с таким же выдохом опустился второй, как только в первом открылся люк. Из люка вырвался сноп света и выскочили две фигуры, которые кубарем понеслись вниз и побежали по полю. Одна из них передвигалась, как кошка, вторая двигалась медленно и неуклюже, видно, ей мешал скафандр. Да, доложу я вам, все-таки у человека в скафандре вид еще тот.

Один из самых больших недостатков скафандра заключается в том, что у него очень ограничено поле обзора. Пытаясь не выпустить бегущих из виду, я не заметил, как открылась дверь во втором корабле. Первая фигурка остановилась, поджидая своего одетого в скафандр спутника, и вдруг упала, жалобно вскрикнув.

Мальчишкой я частенько играл с ребятами в первую высадку на Луне. Потом, когда пора романтики прошла, я начал обдумывать практические способы добраться до Луны. Но мне и в голову никогда не приходило, что когда-то я попаду сюда, запертый в карцер, как мышь в ящик, откуда ничего видно не будет.

Единственным доказательством того, что я и вправду на Луне, был мой вес. Высокую силу тяжести можно имитировать где угодно при помощи центрифуги. Другое дело — низкая сила тяжести. В земных условиях можно добиться ослабления силы тяжести всего лишь на несколько секунд — во время затяжного прыжка с парашютом или когда самолет проваливается в воздушную яму.

А если ослабление силы тяжести чувствуется постоянно, вывод один — вы не на Земле. Следовательно, на Луне.

На Луне я должен весить немногим более двадцати пяти фунтов. Я себя и чувствовал примерно таким, вполне способным пройти по газону, не примяв травы.

Я пришел в такой восторг, что забыл и Его, и трудное положение, в котором мы очутились, носился кубарем по всей комнате, наслаждаясь волшебством полета, отскакивая от стенок и изрядно стукаясь при этом головой о потолок, а потом медленно, медленно, медленно опускаясь на пол. Крошка, присев на корточки, пожала плечами и улыбнулась снисходительной улыбкой, чуть-чуть скривив рот. «Старый Лунный волк» со стажем, большим, чем у меня, на целых две недели.