Отвратительное зрелище даже для мальчика, в свои четырнадцать лет уже насмотревшегося всяких ужасов – правда, не в этой стране. Здесь мужчинам не отрубают руки за воровство, а женщинам – пальцы только за то, что у них накрашены ногти. И ни одной из них не грозит опасность быть зарытой в землю по пояс и закиданной камнями. А дети могут спокойно играть, не боясь лишиться ног, а то и жизни. Мальчик считал, что это хорошо, ему нравилось жить здесь. Его сестрам разрешали ходить в школу, ему, разумеется, тоже. А после школы можно было быть тем, кем он был, – обычным мальчишкой, который любит играть в футбол.

В то воскресенье, в конце ноября 2002 года, с мячом под мышкой и полным мусора пакетом в руке, он вышел из маленькой квартиры, которую выделили его семье. Мальчик должен был выбросить мусор в один из контейнеров, стоявших недалеко от дома. Потом он хотел поискать других мальчишек, чтобы поиграть с ними. Но, откинув крышку контейнера, он и думать забыл об этом.

В контейнере он увидел человеческое тело, обмотанное веревками, грязное, окровавленное, опаленное, выброшенное, словно обычный мусор. Мальчик сразу же понял, что это труп женщины, хотя на ней был мужской костюм. Их семья жила здесь уже давно, и за это время его старшая сестра тоже стала носить брюки и делать маникюр.

Ногти у женщины в контейнере были обуглены, обе руки обожжены, голова разбита и покрыта коркой засохшей крови, как будто жертву до смерти забили камнями. Несколько секунд мальчик не отрываясь смотрел на труп. Крик ужаса застрял у него в горле, мяч и мешок с мусором выпали из рук. Прибежав домой, он рассказал матери об увиденном. Мать мальчика пошла вслед за ним на улицу, удостоверилась во всем сама и после этого позвала соседа, который и сообщил в полицию об этой ужасной находке.

Кто была эта женщина в контейнере и за что ее убили, мальчик так никогда и не узнал.

Началось это в четверг, в конце июля 2002 года, в один из редких для этих широт жарких летних дней, когда единственный способ спастись от зноя – сидеть в тени, потягивая прохладительные напитки. Сюзанна Ласко, нервничая и обливаясь по́том, стояла в оснащенном кондиционерами вестибюле административного здания «Герлер» и ждала один из четырех лифтов. Наконец он подошел, дверь открылась, и навстречу Сюзанне вышла… ее точная копия.

Женщина, так неожиданно появившаяся перед ней, была хоть и не как две капли воды, но все же поразительно похожа на нее. Фигура, глаза, рот были как у Сюзанны. Лицо незнакомки очень походило на лицо Сюзанны – только с безупречным макияжем и обрамленное модной прической. Волосы женщины, насыщенного каштанового цвета, были намного короче ее собственных, выгоревших на солнце и доходивших до плеч. На двойнике была белая блузка и светло-серый костюм в узкую полоску.

Скучное сочетание цветов, решила Сюзанна. Но костюм и блузка сидели безукоризненно и выглядели так, будто их только что выгладили. На правом плече женщины висела сумочка, стоившая, должно быть, целое состояние. Под мышкой – папка, туго набитая документами. Никогда еще Сюзанна не чувствовала себя такой жалкой, убогой, такой несчастной, старой и неухоженной.

Она тоже была в костюме, зеленом, десятилетней давности. В последний раз она надевала этот костюм три года тому назад по случаю развода с Дитером Ласко. Для этого мероприятия он подходил как нельзя лучше. А вот для собеседования в известной маклерской конторе он совершенно не годился. Но сегодня утром Сюзанна не смогла найти у себя в шкафу ничего более достойного.

В тот день, когда они впервые встретились с Надей Тренклер – так звали двойника, – в портмоне у Сюзанны лежали два евро и шестьдесят два цента. Она заранее пересчитала деньги, прежде чем отправиться навстречу переменам в своей жизни. В январе Сюзанна потеряла очередное место работы, которое было временным, а стало быть, не позволяло ей рассчитывать на пособие по безработице. Просить помощи в отделе социального обеспечения ей не позволяли как гордость, так и опасение, что бывшего мужа поставят в известность о состоянии ее дел. К тому же Сюзанне не хотелось, чтобы мать, у которой имелись кое-какие сбережения, узнала о бедственном положении дочери.