Повесть

Рис. В. Сурикова

Сейнер «Боевой», покачиваясь на приливной волне, терся бортом о пирс. Поскрипывали, пружиня, старые автомобильные шины — кранцы Поскрипывал и шаткий деревянный пирс. Он временный, как и вое здесь, на Пахачинской косе — этой узкой песчаной полоске, протянувшейся вдоль берега на тридцать километров.

На пахачинское мелководье приходит нереститься океанская сельдь. Дав жизнь потомству, она не спешит возвращаться в открытый океан и до поздней осени жирует на подводных пастбищах Олюторского залива. На время летней и осенней путины тут устраивают станы чуть ли не все рыбокомбинаты восточного побережья Камчатки. И тогда до самого октября, до снегов, гомонит пропахшая рыбой Пахачинская коса.

Вот и сейчас лагуну бороздят кунгасы и сейнеры, степенно, с развалистым довольством подходя к пирсам. Урчат рыбонасосы, ожидающе вытянув свои длинные гофрированные шеи. Они выкачивают улов прямо из трюмов, гоня сельдь вместе с потоками воды на эстакаду, а оттуда, по наклонным желобам, в громадные засольные чаны. Посреди косы, на выровненной площадке, стоит одинокий самолет — промысловый разведчик «Камчатрыбпрома», в любую минуту готовый подняться в небеса.

— Эй, на сейнере! Где капитан?

Вахтенный «Боевого», пожилой матрос Макар Рублев, положил шланг, из которого скатывал палубу, разогнулся, поглаживая затекшую спину, поглядел вокруг. На пирсе стоял высокий сутуловатый брюнет с орлиным носом, в кожанке внакидку, с пистолетом на поясе.

Сто раз в году атакуют Камчатку циклоны. Воздушная круговерть, разметнувшись над океаном, несется от Японских островов к северу, выплескиваясь на берега, разметывая рыбацкие флотилии. Наткнувшись на двойной гребень каменистых хребтов, циклон рвет на его остриях свои крылья, рассыпаясь дождем и снегом…

Бухта Сомнения ощутила дыхание «южака» под вечер. Распахнутая навстречу ветрам, она равнодушно принимала в свои объятия беснующиеся волны. Распустив пенистые лохмы, яростно приплясывая, они выплескивались на обнаженную прибойную полосу. Тучи брызг достигали каменной террасы, на которой виднелись черные палатки. Это и был лагерь геолого-поисковой партии.

Палатки намокли, провисли. Над одной, шестиугольной, гремела покосившаяся жестяная труба. Из дверного прореза этой палатки показался парень с бледным носатым лицом. Он взглянул на трубу и сказал:

— Должна свалиться.

— Закрепил бы. Надоедает стук, — раздался из палатки женский голос.

Через два часа судно вышло в Олюторский залив.

В здешних краях скупы с названиями. Слово «олюторский» повторяется на карте до десяти раз — и залив, и полуостров, и мыс, и район, и рыбокомбинат — владелец сейнера. И что оно означает? Говорят, в старину так называлась народность коряков — коренных обитателей здешних мест. Теперь и среди жителей тундры появились моряки. Один из них, Амелькот, — матрос «Боевого».

Позади сейнера бурлила взрытая и вспененная винтом борозда. Судно шло вдоль береговой дуги Олюторского залива, посредине которой и находилась бухта Сомнения. Посещается она редко. Берега ее пустынны, для укрытия она не годится: открыта ветрам. Разве когда случайно попадет в невод косатка, и тогда приходится судну заходить в бухту чинить снасти…

День угасал. Небесная лазурь у горизонта переходила в синеву, затем зеленела, желтела и, сгущаясь, становилась темно-коричневой, резко оттеняя чернь зазубренных гор — отрогов Пылгинского хребта. Море повторяло краски неба. Кричали, кружились за кормой чайки. На рифах задирали головы сивучи, своими округлыми телами как бы размывая резкие очертания скал.

С рассветом сейнер продолжил плавание. Шторм не утихал. Капитан. напряженно вглядываясь в береговую полосу, пытался сквозь редкие просветы в тумане и снеговых зарядах отыскать вход в бухту Сомнения.

— Дмитрий Иванович, — окликнул Сазанова стоявший у штурвала помощник, — в воротах бухты риф.

Сазанов закурил и вместе с дымом выдохнул.

— Держись фарватера!

В горле бухты море кипело. Берега, скалистые с правого борта и пологие с левого, были ограждены каменной грядой, против которой выступал одинокий риф. Волны, обгоняя друг друга, били об этот естественный мол, раскраивали на его острие свои тугие хребты и текли дальше вспененной сумятицей. Черные, гладко обточенные валуны с покрытыми морской капустой лбами то скрывались под водой, то обнажались. Сейнер входил в бухту, оставляя риф с левого борта. Сколь ни искусно вел Сазанов судно, все же дважды огромные волны накрывали сейнер. Раскололо стекло в иллюминаторе, и вода проникла в машинное отделение. окатила с головы до ног механика. Едва Кузнецов успел включить помпу, как звякнул телеграф и указатель остановился на «полный». Механик прибавил оборотов. Сейнер развернулся вправо. Стрелка перескочила на «малый». Качать стало меньше.