Хотя правление кооператива вместе с пайщиками и придерживалось мнения, что семье Андерсенов в поселке не место, никакого снобизма в том не было. Андерсен и его семья сами поставили себя вне общества. Правление неоднократно пыталось поправить дело и наладить добрососедские отношения, но всякий раз наталкивалось на непомерное упрямство Андерсенов и на нежелание развивать сотрудничество.

Участок Андерсенов, весьма похожий на воронье гнездо, находился в самой середине нового, современного поселка. В их доме когда-то помещалась мелочная лавочка, и первоначальное назначение проглядывало во всем, хотя тут уже не торговали целых двадцать лет. Это был дом-уродец, построенный в каком-то ложно-швейцарском стиле. Теперь он сильно обветшал, краска облезла, стекла кое-где заменяла фанера и картон, а на стенах висели эмалированные рекламные вывески, предлагающие купить заведомо неходовые товары. Перед домом стоял старый бензонасос, с помощью которого теперь качали воду из колодца, а вокруг валялось всякое старье. Дело в том, что Андерсен работал в фирме, которая занималась сносом старых домов, и всегда привозил с работы «что-нибудь интересненькое», складывая потом свои находки в саду.

Впрочем, это был не сад, а непроходимые заросли кустарника и цветов, малины и шиповника, травы и капусты. Весь этот хаос окружала дохленькая изгородь. Но особенно шокировало соседей то, что Андерсены держали домашних животных: голубей, кур, кошку и даже свинью.

Правление было не в силах с этим бороться. Кооператив выработал точные Правила содержания участков и единогласно утвердил их на первом общем собрании пайщиков, но что было толку в правилах, если Андерсен отказался их выполнять? Он утверждал, имея, конечно, некоторые на то основания, что он не член кооператива и поэтому правила его не касаются.

— Мы с женой живем здесь уже почти двадцать лет и не можем теперь все менять, — так отвечал Андерсен, когда ему говорили, что нужно как-то разумно решить проблему.