Королева Виктория.
Умная, практичная, хладнокровная повелительница «Британской империи, над которой никогда не заходит солнце», шестьдесят четыре года железной рукой державшая бразды правления. Великий политик.
Великий, обожаемый народом монарх, переживший взлеты и падения. И в то же время — любящая, преданная жена, познавшая счастье материнства и горечь утраты близких людей. Символ эпохи, которую так и назвали — викторианской.
Какой она была не в легендах, а в действительности?..
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1819-1861
1. СЕМЬЯ
«Черт возьми! Вы знаете, как его сестры называют его? Боже мой! Они называют его Джозеф Простак!»
Сидя за завтраком в арендованном доме в Брюсселе в декабре 1817 г., Эдуард, герцог Кентский, четвертый сын короля Георга III, небрежно бросил утреннюю газету «Морнинг кроникл» своей миловидной любовнице Джулии де Сен-Лоран и начал открывать поступившие утром письма. «Я не успел это сделать, — сообщил он позже Томасу Криви, остроумному и весьма популярному политику, который также проживал в то время в Брюсселе по экономическим соображениям, — поскольку в следующую минуту мое внимание было приковано к странному звуку, вырвавшемуся из горла мадам де Сен-Лоран, и ее конвульсивному движению. В течение какого-то времени я был весьма серьезно озабочен ее состоянием, а потом, когда она пришла в себя, расспросил о причине столь необычного волнения. Она показала на статью и «Морнинг кроникл».
В этой статье сообщалось о смерти во время родов принцессы Шарлотты, единственного законнорожденного ребенка его старшего брата, принца-регента, вынужденного жениться по настоянию герцога Кентского и других бездетных членов королевской семьи в интересах продолжения рода и престола. И хотя позже было установлено, что король Георг III имел по меньшей мере пятьдесят шесть внуков, в то время ни один из них не обладал законными правами на престол и не считался законным наследником.
Принцу-регенту, который должен был стать королем Георгом IV после смерти своего отца в 1820 г., было в то время пятьдесят пять лет. Он жил отдельно от своей постылой жены и беззаботно пребывал в роскоши в своем лондонском Карлтон-Хаус и в экзотическом дворце «Морской павильон» на морском побережье в Брайтоне. Второй сын короля, герцог Йоркский, также был женат и также жил отдельно от жены, которая вела эксцентричный образ жизни в Оутлендз-Хаус в графстве Суррей, где в 1820 г. и отошла в мир иной в окружении бесчисленного количества домашних собак, обезьян и попугаев.
2. РОДИТЕЛИ
«Внимательно приглядитесь к ней, так как именно она будет королевой Англии».
Герцог Кентский и вдовствующая принцесса Саксен-Кобургская заключили брачный союз вечером 29 мая 1818 г. в замке Эренбург, что в Кобурге. Мать принцессы, герцогиня Кобургская, также вдовствующая, проводила их в спальню, навестив на следующее утро и увидев «сидящими вместе в обстановке дружеской интимности». Вскоре после свадьбы они отправились в Клэрмонт-парк, где и провели свой медовый месяц. Дом этот был великодушно предоставлен им принцем Леопольдом, который снимал его пожизненно в дополнение к дворцу Мальборо в Лондоне и к весьма щедрому жалованью со стороны правительства в размере 50 тысяч фунтов стерлингов в год.
Брак герцога и герцогини Кентских начался с семейной гармонии и сохранял это свойство в последующие годы. Герцогиня была довольно полной женщиной и отнюдь не писаной красавицей, однако она отличалась добросердечностью, нежностью, постоянно нуждалась в защите и помощи и во всем зависела от более опытного в жизни мужа, который был к тому же намного старшего ее. Причем делала это в самой приемлемой и приятной для него манере. На письмо, в котором принцесса известила герцога о своем согласии принять его предложение руки и сердца, тот ответил, что он «не более чем солдат пятидесяти лет и после тридцати двух лет военной службы вряд ли сможет всецело покорить сердце молодой и очаровательной принцессы, которая к тому же намного моложе его». И тут же добавил, что будет заботиться о ней со всей нежностью и страстью, на которые только способен, чтобы она могла не обращать внимания на разницу в возрасте. И он не обманул ее. «Она действительно счастлива и вполне довольна своей судьбой, — писала своей дочери в марте следующего года вдовствующая герцогиня Кобургская. — Герцог Кентский стал прекрасным мужем». Эту же мысль подтвердила и его сестра, принцесса Огаста. «Она просто обожает его, — отмечала та, — и они прекрасно ладят друг с другом».
К тому времени герцогиня Кентская была уже беременна и с нетерпением ожидала рождения ребенка в мае того же года. Муж настаивал на том, чтобы ребенок появился на свет в Англии, и чтобы ни у кого не возникло сомнений относительно его прав на королевский трон. Именно такую судьбу, согласно слухам, его ребенку предсказала цыганка на Гибралтаре. Сам же он никогда в этом не сомневался, хотя нельзя было исключать возможности того, что, несмотря на преждевременную» смерть двоих детей герцогини Кларенской (т.е. жены Вильгельма), она родит ребенка, который будет иметь больше прав на престол, чем сам герцог Кентский.
3. ДЕТСТВО
«У меня никогда не было своей комнаты, никогда не было своей софы, даже самого маленького стульчика, и не было ни единого целого, не протертого до дыр ковра».
Тем временем Виктории, маленькой племяннице короля, исполнилось восемь месяцев. В Сидмуте она чувствовала себя не очень хорошо и часто страдала от холодного климата и простуд. А когда наконец-то ее отправили в Кенсингтон, то была «очень расстроена ужасной тряской» в карете. Но все же она была крепким ребенком, что не без удовольствия неоднократно отмечал ее покойный отец, и в шесть месяцев, по его словам, отличалась «таким же развитием, как и многие дети в восемь». Все ее прививки прошли без осложнений, и она довольно легко перенесла отлучение от груди, хотя последнее обстоятельство вызвало некоторые нарекания со стороны родных. Многие из них считали, что кормление грудью благотворно сказывается на здоровье ребенка, который должен получать, как говорил ее муж, полноценное «материнское питание». Однако девочка легко перешла на другое питание, и герцогиня души не чаяла в своей маленькой Викельхен, как она ее называла. Вместе с тем мать вынуждена была признать, что ребенок даже в этом возрасте начинает демонстрировать «симптомы своенравного и твердого характера».
По мере взросления девочки ее упрямство, настойчивость и независимость духа становились более заметными. А вместе с ними проявлялись и другие черты характера, такие, например, как нетерпеливость, сила воли, взрывной темперамент и редкостное правдолюбие. В состоянии крайнего раздражения она могла, например, топать ножками и даже разрыдаться, если ее просили сидеть смирно и уделять больше внимания на уроках чтения. А однажды в порыве гнева она запустила в гувернантку ножницами. Был и такой случай: когда ее мать спросили перед началом уроков, вела ли себя Виктория хорошо в то утро, герцогиня ответила: «Да, сегодня утром она вела себя довольно сносно, но вчера она была похожа на маленький ураган». «На два урагана, — тут же поправила ее девочка, с ранних лет привыкшая говорить правду и одну только правду. — Один ураган случился во время одевания, а другой — во время мытья». Подобную дерзость она позволяла себе и тогда, когда мать после очередного «урагана» начинала доказывать дочери, что та своим дерзким поведением огорчает ее и портит сложившиеся между ними добрые отношения. «Нет, мамочка, — тут же парировала девочка, — виновата в этом не я, а ты».
Нервная система герцогини и ее темперамент не были приспособлены к такому взрывному поведению дочери. «К стыду своему, я должна признаться, — говорила она, — что по-детски наивна и чересчур восприимчива к ней, как будто это мой перцы и ребенок... Временами она просто сводит меня с ума... Сегодня моя маленькая мышка... была настолько неуправляемой и непослушной, что я чуть было не расплакалась».
4. КОНРОЙ
«Я могу называть тебя Джейн, но ты не должна называть меня Викторией».
Принц Леопольд прозвал Джона Конроя «Мефистофелем», но его сестра, герцогиня Кентская, относилась к нему иначе, да и вообще не представляла, что бы делала без него. Он являлся для нее «дорогим и преданным другом», который не только не оставил на произвол судьбы безутешную вдову, но и всячески содействовал ей в финансовых и прочих делах. В то время как Леопольд отличался чрезмерной осторожностью, аккуратностью и постоянной готовностью видеть трудности там, где они еще и не появились, Джон Конрой был уверен в себе, спокоен, всегда утешал герцогиню и находил для нее ободряющие слова.
Джон Конрой — ирландец по происхождению, причем имел в родословной таких предков, которые гордились своим древним родом и причисляли его к первым ирландским королям V в. Однако он родился не в Ирландии, а в Уэльсе в 1786 г., и в возрасте семнадцати лет его приписали к королевской артиллерии, откуда два года спустя перевели в кавалерию. Вскоре он женился на дочери генерала, бесцветной и в и в высшей степени посредственной племяннице епископа Фишера, лучшего друга герцога Кентского. Она родила ему шестерых детей, но никак не способствовала продвижению мужа по военной службе. Во всяком случае, он всегда считал, что не добился на военной службе той карьеры, которую заслуживал благодаря своим талантам и способностям. Он не принимал участия в битве при Ватерлоо или в каких-либо других знаменитых военных кампаниях своего времени, а все попытки герцога Кентского найти ему сколько-нибудь подходящую военную должность успехом не увенчались. В 1817 г, он стал конюшим в доме герцога Кентского, а после смерти герцога спустя три года занял такое высокое и влиятельное положение в его доме, которое ему и не снилось на военной службе. Будучи ровесником герцогини, Джон Конрой, несомненно, превосходил ее по жизненному опыту и глубине ума. Это был высокий, статный, импозантный, умный, красивый и весьма амбициозный мужчина, прекрасно умеющий использовать все свои качества в общении с герцогиней. При этом он знал чувство меры и всегда вел себя сдержанно по отношению к тем, кто занимал высокое положение в обществе, хотя часто демонстрировал вспыльчивость и яростный темперамент тем, кто хоть в какой-то мере зависел от него. Известный биограф и член Тайного совета Чарльз Гревилл называл его «забавным малым», и тот неоднократно подтверждал эту оценку своим отношением к герцогине. Он оказывал огромное влияние на мнительную, неуверенную в себе, постоянно сомневающуюся герцогиню Кентскую и, в конце концов, полностью изолировал ее от внешнего мира. Все обитатели Кенсингтонского дворца так или иначе были ограждены от постороннего влияния, а он тем самым пытался постоянно контролировать воспитание и развитие яркого, чрезвычайно упрямого, своенравного и «обладающего недюжинным природным темпераментом» ребенка.
В то же самое время Джон Конрой окончательно решил завоевать расположение сестры короля Георга IV принцесса Софии, которая занимала апартаменты в Кенсингтонском дворце. Она была на девять лет моложе Конроя и, проживая в Виндзорском дворце во время политического могущества ее отца, влюбилась в генерала Гарта, конюшего отца, и втайне от всех родила от него ребенка. Конрою не стоило большого труда очаровать эмоционально неуравновешенную, впечатлительную и умственно неразвитую женщину и не только установить контроль над ее финансами, но и завладеть домом в Кенсингтоне за четыре тысячи фунтов стерлингов, загородным домом Эборфилд-Холл близ Рединга и имением в Уэльсе за 18 тысяч фунтов стерлингов.
5. ПУТЕШЕСТВИЯ ПО СТРАНЕ
«Когда приезжаешь в какое-нибудь аристократическое место, то нужно быть уже одетой к обеду, а я, соответственно, не могла как следует отдохнуть».
Когда принцессе Виктории исполнилось два года, она получила письмо от своей «искренне любящей тетушки», герцогини Кларенской, в котором та обращалась к ней со словами «моя дорогая душенька». А после того как герцогиня потеряла свою вторую маленькую дочь, она тут же написала герцогине Кентской, завершив послание следующими словами: «Мои дети умерли, а твои живы, поэтому я рассматриваю твою дочь как свою собственную».
Добродушная по природе, совершенно неэгоистическая и глубоко религиозная женщина, которая к тому же была на тридцать лет моложе своего мужа, герцогиня Кларенская совершенно искренне выражала добрые чувства по отношению к маленькой принцессе. И эти чувства не претерпели никаких изменений даже тогда, когда ее муж неожиданно стал королем Англии. Она делала все возможное, чтобы как можно чаще видеть принцессу, и не упускала случая, чтобы пригласить ее ко двору. А ее муж не только не препятствовал этому, но и сам искренне радовался при виде маленькой племянницы.
Став королем, добродушный и добросердечный, как и его жена, Вильгельм «немедленно продемонстрировал подданным свои добрые качества». Ему, несомненно, нравилось быть королем. Упиваясь своим высоким положением, он частенько прохаживался по улицам Лондона, величественно отвешивая поклоны направо и налево и наслаждаясь своей популярностью. Выражая общее мнение, Чарльз Гревилл как-то заметил, что тот был «добросердечным, великодушным... несколько суетливым стариком шестидесяти пяти лет, который, если, конечно, не сойдет с ума, может стать весьма приличным королем». Его премьер-министр герцог Веллингтон обратил внимание на коренное отличие нового короля от своего предшественника и заметил в беседе с Доротеей Ливен, что это не просто новое правление, а «новая династия».
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1861-1901
37. СКОРБЯЩАЯ ВДОВА
«Никого не осталось из тех, кто мог бы обнять и прижать к своему сердцу».
Принц-консорт как-то сказал про королеву, что она «в большей степени живет прошлым и будущим, чем настоящим». После его смерти королева со всей глубиной своей страстной натуры отдалась прошлому и воспоминаниям о своем покойном муже. Она сама не могла забыть его и другим не позволяла. Даже своему самому младшему сыну, который в то время поправлял здоровье в Каннах, она написала следующее:
«Ты, несомненно, будешь сожалеть, если узнаешь, что твоя бедная мама сейчас убита горем и чувствует себя более несчастной, чем любое другое существо на этой грешной земле! Мне так не хватает твоего драгоценного и любимого папочки... Свою маму, мой дорогой малыш, ты найдешь страшно исхудавшей, постаревшей, ослабевшей, поэтому тебе нужно постараться хоть как-то успокоить меня, но, если откровенно, такая задача сейчас никому не по силам, поскольку никто не сможет заменить того, кого я потеряла».
Королева отослала мальчику две фотографии отца, которые рекомендовала ему поместить в рамки, но только не в черные, и попросила его всегда держать их перед собой. Кроме того, она послала ему локон умершего отца, который был упрятан в небольшой медальон. Мальчик должен был носить этот медальон на шее и всегда помнить о своем дорогом папочке. А еще она отправила юному принцу один из носовых платков отца, который всегда должен был находиться у него в кармане.
38. ЦЕРКОВНЫЕ ПРОПОВЕДИ И СЛУЖБЫ
«Он нравится мне как человек, но не как епископ».
Королева погрузилась в собственное горе и с нетерпением ждала того момента, когда ее душа вновь встретится с душой принца Альберта после смерти. Она с таким негодованием отвергала все попытки успокоить себя или утешить добрым словом, как когда-то пресекла попытку священника доказать ей, что отныне она является невестой Христа. Тогда же она сказала, что «этот человек говорит ерунду». Более того, она сама признавалась настоятелю Виндзорской церкви Рэндаллу Дэвидсону, что иногда подвержена сомнениям в том, что загробная жизнь действительно существует. Правда, при этом добавила, что на самом деле все это мало ее волнует. Она все равно верит, что в той жизни ее душа будет находиться рядом с душой Альберта и что тогда уж выслушает его до конца. «Знаешь, моя дорогая, — говорила королева одной из своих внучек, — мне иногда кажется, что если я умру, то буду очень нервничать при встрече с твоим дедушкой, так как сделала много таких вещей, которые он ни за что на свете не одобрил бы».
«Я сейчас хорошо познакомилась со смертью, — писала королева старшей дочери, — и нахожусь намного ближе к этому невидимому миру». Она была абсолютно уверена, что ее муж внимательно наблюдает за ней и что она находится в постоянном контакте с его душой. Правда, при этом королева понятия не имела, с какими еще душами умерших людей она может там встретиться, и вообще не интересовалась тем, что будет с ними делать. А когда кто-то из придворных дам сказал ей, что все они скоро предстанут перед Авраамом, королева раздраженно заметила, что лично она вовсе не намерена встречаться с ним. , В том загробном мире, в котором она так надеялась встретить своего любимого мужа, не было ни ада, ни дьявола, так как сама мысль об этом казалась ей отвратительной и невыразимо ужасной. Однако при этом королева была склонна верить в оккультные науки, в сверхъестественные феномены и в непреодолимую силу магнетизма. Однажды в Осборне она принимала участие в спиритических сеансах и собственноручно вызывала духов давно умерших людей.
Как и Наполеон III, королева Виктория упрямо верила в символический смысл совпадений и магическую силу удачи, К примеру, она считала, что май является неудачным месяцем для заключения брака, поэтому всегда противилась, если кто-то из близких затевал свадьбу в это время. А 14 декабря, когда умер принц Альберт, навсегда стало для нее днем осуществления всех самых мрачных предзнаменований. Именно поэтому она очень расстроилась, когда узнала, что именно в этот день родился один из ее праправнуков, будущий король Георг VI. Дедушка этого ребенка принц Уэльский сообщал о рождении внука так, будто просил прощения. Мать ребенка была в отчаянии, что «это счастливое событие произошло в такой траурный для всей родни день». По этой причине королева долго не хотела быть крестной матерью мальчика и согласилась только тогда, когда ей сообщили, что родители решили назвать его Альбертом, Это имя стало для нее символом всего самого доброго и прекрасного в мире. Она так растрогалась, что подарила младенцу бюст принца Альберта.
С точки зрения христианской веры королеву Викторию можно считать вполне верующим человеком. Ей стало очень приятно, когда монахи-францисканцы пообещали, что будут молиться за нее, но католическую церковь она находила слишком помпезной, а ее обряды чересчур «странными и замысловатыми по сравнению с изящной простотой учения нашего Спасителя». Словом, у нее не было никакой склонности к католицизму, хотя, будучи в Швейцарии, она посетила один раз католическую мессу и осталась вполне довольной. Вместе с тем королева не терпела «никаких замечаний в адрес католической веры, которые зачастую были совершенно беспочвенными и оскорбительными для многих невинных и добропорядочных католиков». Однако «агрессивное поведение католических клерикалов» на похоронах короля Леопольда она расценила как «отвратительное попрошайничество».
39. ПРИНЦЕССА АЛЕКСАНДРА
«Если бы только он был достоин такого сокровища, вот в чем загвоздка».
Через пять дней после смерти принца Альберта королева отправилась в Осборн, хотя ей очень не хотелось оставлять дворец, где в ожидании похорон лежал любимый покойный муж. По словам сопровождавшей королеву герцогини Атолльской, та выглядела убитой горем, а ее «молодое лицо (42 года) было прикрыто траурной шляпкой и казалось окаменевшим. Почему-то в этот момент королева напоминала несчастного ребенка, внезапно лишившегося родительской ласки и опеки». Она все время обнимала герцогиню, а та с сочувствием поглаживала ее руку и думала при этом, что нет ничего такого, что она не могла бы сделать для своей хозяйки.
В Осборне королева приложила немало усилий, чтобы просмотреть накопившиеся за последние дни государственные бумаги и дипломатические ноты, стараясь во что бы то ни стало выполнить свой долг перед страной и правительством. При этом она пыталась вспомнить все те сложные моменты, о которых ей так подробно рассказывал в свое время муж. Как и в Виндзоре, а позже и в Балморале, королева не могла избавиться от мысли, что может сойти с ума от такого горя и невероятного нервного напряжения.
Вскоре она обнаружила, что не может принимать своих министров наедине, и сказала премьер-министру лорду Пальмерстону, чтобы члены кабинета решали все свои дела либо с принцессой Алисой, либо с генералом Греем, преемником личного секретаря принца Альберта Джорджа Энсона. После смерти принца генерал Грей стал ее личным секретарем. А когда премьер-министр стал настаивать на том, что такой метод ведения дел практически невозможен, королева неохотно согласилась с ним и пошла на некоторые уступки. В частности, она признала, что в таком состоянии вряд ли сможет посещать заседания Тайного совета. Словом, в такой нелегкой ситуации был достигнут довольно странный компромисс. Председателем Тайного совета являлся недавно назначенный на этот высокий пост Артур Хелпс, образованный и весьма тактичный человек, которому королева безгранично доверяла. В конце концов королева и ее премьер-министр договорились, что члены Совета во главе с председателем будут находиться в одной комнате, а королева в это время может сидеть в соседней комнате, дверь которой откроют настежь. Таким образом королева сможет слушать ход заседания и одобрять или отвергать все принимаемые членами Совета решения.
40. ЗАТВОРНИЦА
«Мы все должны очень осторожно заставить ее вернуться к своим старым привычкам».
Несмотря на всю свою активность в области внешней политики и управления работой правительства, большую часть времени королева проводила в изоляции от остального мира и по-прежнему придерживалась траурных обычаев. За несколько месяцев до смерти принца Альберта известный поэт А. Дж. Манби видел королеву в карете, когда та направлялась в палату общин. Тогда она была «в нарядной одежде, с бриллиантовой короной на голове и в прекрасном расположении духа. Она была Молодой и жизнерадостной. Огромные толпы людей встречали ее на улицах и площадях и приветствовали так радостно, как не приветствовали никого из прежних монархов. Один рабочий человек, стоявший неподалеку от меня, был так преисполнен энтузиазма, что громко выкрикнул: «Да здравствует английская корона!» — и почтительно снял перед ней шляпу».
Прошло несколько месяцев после смерти принца-консорта, и ни придворным, ни кабинету министров так и не удалось убедить королеву хотя бы раз показаться на публике. А министры стали упрекать личного секретаря королевы Чарльза Грея, который был наиболее близок к ней в эти трудные для нее дни, в том, что он ничего не предпринимает для возвращения королевы к нормальной жизни. Королева действительно была очень привязана к своему секретарю, признавала, что он является ее главной опорой в жизни, и даже написала ему однажды, что если его нет поблизости, то она испытывает дополнительные страдания. При этом она пояснила, что сейчас «немного успокоилась (январь 1863 г.), стала более уравновешенной, но незабываемое горе, постоянные воспоминания о дорогом муже и природная склонность к чрезмерно нервным реакциям (от чего так часто страдал и покойный принц Альберт) — все это не дает ей возможности вернуться в прежнее состояние и воспринимать происходящее с надлежащим спокойствием».
Чарльз Грей делал все возможное, чтобы уговорить королеву отказаться от затворнической жизни и вернуться к прежним привычкам. Вторая дочь королевы, принцесса Алиса, неоднократно напоминала ему, что на самом деле здоровье королевы не такое уж и слабое, как та пытается представить. Да он и сам это прекрасно понимал, так как неоднократно видел ее во время традиционных балов в летней резиденции Балморал. «Принцесса Алиса часто говорит, что королева чувствует себя превосходно и даже ощущает некоторую неловкость, как будто в этом есть что-то постыдное. Она так нежна и трогательна в своих манерах, что просто невозможно убедить ее сделать нечто такое, что бы ей не понравилось. Однако после следующей годовщины со дня смерти принца мы все должны очень осторожно заставить ее вернуться к старым привычкам».
41. ДИЗРАЭЛИ
«Он полон поэзии, романтики и рыцарского благородства. Когда он опускается на колени, чтобы поцеловать мне руку, которую всегда держит обеими руками, то обычно говорит: "С любящей лояльностью и преданностью"».
Одним из самых серьезных испытаний, с которыми королева практически не могла справиться, была необходимость приспосабливаться к частой смене кабинета министров. Она вообще не любила менять свое окружение, обычно привыкала к людям и расставалась с ними лишь в силу каких-либо объективных причин, да и то неохотно. Именно поэтому она была так предана старым друзьям и предпочитала иметь дело исключительно с ними. Шесть месяцев спустя после смерти мужа она обратилась к лорду Кларендону с просьбой предупредить лидера оппозиции лорда Дерби, что она просто не вынесет серьезных перемен в правительстве и что любые министерские перетасовки могут оказаться слишком тяжелыми для ее «душевного состояния».
Она всегда стремилась к тому, чтобы вокруг нее происходило как можно меньше изменений. В особенности когда речь заходила о составе придворного окружения. Именно поэтому не кажется странным, что большинство ее самых близких людей были весьма преклонного возраста, а некоторые из них были глухими от старости. Так, например, ее личный секретарь генерал Грей находился на своем посту до того времени, пока не умер в 1870 г. в возрасте шестидесяти шести лет. Его преемник Генри Понсонби исполнял свои обязанности вплоть до того момента, когда в 1895 г. перенес сердечный приступ и удалился от дел в возрасте семидесяти лет. А королевский казначей сэр Томас Биддалф тоже исправно исполнял обязанности королевского финансиста до семидесяти лет, когда умер в своем поместье неподалеку от Балморала. Да и личный врач королевской семьи сэр Джеймс Кларк лечил принца-консорта, когда ему было далеко за семьдесят. Новый личный секретарь королевы и преемник Генри Понсонби Артур Бигг, будущий лорд Стамфордем, оставался на этом посту вплоть до смерти королевы.
Королева всегда отчаянно противилась любым переменам при дворе и почти всегда добивалась успеха. Когда в ноябре 1863 г. леди Огаста решила выйти замуж в возрасте сорока одного года, а в качестве будущего супруга выбрала 48-летнего настоятеля Артура. Стэнли, королева не смогла скрыть своего неудовольствия и резко отчитала придворную даму. «Леди Огаста совершенно неожиданно решила выйти замуж (!!!), — жаловалась она королю Леопольду. — А мне казалось, что она никогда не покинет меня!