Двадцать три года за решеткой – в ожидании казни за убийство жены и сына, которого Бирс не совершал… Он давно утратил всякую надежду.
Но внезапно его выпускают на свободу и выплачивают огромные деньги – компенсацию за судебную ошибку.
Можно начать жизнь с чистого листа? Так думает Бирс – пока не возвращается в родной городок.
Его дом продан. Все счета аннулированы. А сам он, как выяснилось, давно считается… мертвым!
Что происходит? Он задает вопросы – и постепенно понимает: люди, державшие его в заключении, не имели никакого отношения к закону.
Пока Бирсу ясно одно: ему придется в одиночку найти убийцу своей семьи и тех, кто вычеркнул его из списка живых.
Вторник
Колеса каталки перестают скрипеть. Я осмеливаюсь открыть глаза. Вижу кого-то нового. У него лицо кукольного Энди Уорхола – стеклянный блеск ярких глаз, стоящие дыбом белые волосы. Лошадиные желтые зубы застыли в улыбке. Искренности в ней не больше, чем у продавца, пытающегося втюхать дешевое средство после бритья.
– Привет! – радостно произносит он, глядя на меня. – Добрый день, сэр. Хороший денек. Солнышко. За окном птички поют.
Старомодная речь не соответствует экстравагантному облику. Я помню такие голоса… там, в той жизни. Скучающая, желчная интонация человека, вынужденного каждый день за зарплату исполнять рутинные обязанности.
– Очень громко, я бы сказал.
Он делает театральную паузу, словно дожидаясь ответа. Я не слышу ничего, кроме воя кондиционера и писка флуоресцентных ламп. Этот дурацкий шум звучит в моих ушах двадцать три года, три месяца и четыре дня.
Среда
Когда мы впервые переехали на Оул-Крик, мертвецов к телеграфным столбам еще не прибивали. Не занимались этим и в худших местах Сент-Килды, где бездомные коты, стараясь держаться в тени, крадучись пробирались от одной помойки к другой.
Я живу в меняющемся мире. Об этом мне несколько раз напомнили Элис Лун и человек, которого я все еще мысленно называю Стэпом. И все же ни он, ни она не подготовили меня к тому, что я увидел утром в первый день свободы, когда автомобильный клаксон разбудил меня кошачьим воем и заставил выскочить из дверей.
Было светло, так светло, что глазам стало больно после долгих лет, проведенных в застенках. Я увидел полицейский автомобиль, более грязный и побитый, чем тот, что сохранился в памяти. Две сутулые обезьяны в мешковатой полицейской форме топтались возле телеграфного столба, справа от заброшенного склада. Вспомнил, как Рики, загибая пальчики, включал этот столб в перечень, когда учился считать.
«Столб, шиповник, мусорный контейнер, ворота, забор…»
