Хорошо иметь богатых родственников в Австралии, особенно если они намерены отписать вам аж половину немалого семейного состояния, - именно это произошло с героиней нового детектива Иоанны Хмелевской. Беда только в том, что богачи не уверены, заслуживает ли наследства нищая польская родня. А потому все семейство отправляется в Варшаву, чтобы удостовериться в том, что имеет дело с вменяемым и добропорядочным человеком. И тут в дело вмешивается невероятное, прямо-таки хроническое невезение, из-за которого бедная женщина может не только лишиться всякого доверия строгих родственников, но и стать главной подозреваемой в деле об убийстве...
Новая книга Иоанны Хмелевской живо вызывает в памяти лучшие ее детективы, например "Проселочные дороги": все тот же фирменный "хмелевский" юмор и непрерывная череда комичных и одновременно жутковатых ситуаций, в которые беспрестанно попадает незадачливая героиня.
В Польше "Невезуха" мгновенно возглавила списки бестселлеров, а пресса в один голос заговорила об очередной "второй молодости" неувядающей пани Иоанны.
Все началось, когда я впервые в жизни решила проявить благоразумие и предусмотрительность.
Летом намечалось массовое нашествие моих родственников, которое вполне могло иметь самые непредсказуемые и разнообразные последствия — от катастрофических до сенсационных.
По частям родственнички уже приезжали не раз.., ну, не очень часто, раза три от силы. Бог троицу любит... И каждый раз я выкидывала какую-нибудь несусветную глупость, так что родня почти потеряла веру, что из меня получится нормальный человек, а потому моя доля будущего наследства оказалась под большим вопросом.
Возможно, деньги — это и гадость, но, в конце концов, я была матерью-одиночкой с двумя детьми. Так что если кому-то вдруг придет в голову оставить мне в наследство деньги, я готова принять эту гадость, скажем, с демонстративным отвращением.
Итак, в первые дни лета я отправилась во Владиславов к моей подруге — чтобы организовать для детей двухмесячные каникулы на море, пока Варшаву оккупирует наша австралийская родня. Конечно, при желании мы с Элеонорой могли договориться и по телефону, но, как я уже упомянула, мне следовало проявить предусмотрительность, дальновидность и благоразумие. А кроме того, ужасно хотелось провести на море хотя бы денек. Так что я воспользовалась взбрыком своих несуществующих добродетелей и двинулась в путь.
* * *
В общем-то, это была даже не моя бабушка, как и не мои дядя с тетей. Бабушка была двоюродной, сестра моей родной бабушки по женской линии, а разделение семейства по континентам произошло много лет назад, сразу после воины, в сороковых годах. Двоюродной бабке удалось на заре жизни, ещё во время войны, выйти замуж за натурального австралийца, она с ним встретилась в немецком лагере, а после освобождения энергичный коммандос увез жену в Австралию. Вторая сестра, то есть моя бабушка по прямой линии, осталась в Польше одна. Возможно, австралийцам удалось бы и её сманить с собой, если бы моя бабка очень некстати не влюбилась до смерти в моего будущего деда. Оба были упрямцами, и уговоры не произвели на них никакого впечатления, любили бабушка с дедушкой друг друга честно и добросовестно. Уважали точку зрения другого, не уставая друг друга критиковать, и помогали друг другу как только могли — среди попреков, скандалов и взаимных напоминаний об ошибках.
В конце концов я тоже осталась одна — единственный польский потомок своей бабушки, внучатая племянница австралийской бабки.
Именно ради холерной заботы обо мне австралийская родня и приезжала регулярно, считая своим святым долгом опекать польское нацменьшинство, тем более что не такой уж крюк — завернуть в Польшу по дороге в Англию или Францию, где училась или прохлаждалась юная австралийская поросль. Моим крестным отцом стал.., секундочку, нужно подумать.., брат жены сына двоюродной бабки. То есть брат бабулиной невестки. Ну, в общем, какое-то родство всегда можно раскопать. Даже со мной.
Моя родная бабушка умерла, оставив мою маму в одиночку болтаться в этом сложном мире с непонятным общественным строем, замотанную, усталую, но одновременно беззаботную и легкомысленную. К счастью, мама хотя бы встретила папу, но проблем у неё меньше не стало. Отец трудился до упаду безо всякой пользы для семьи, так как не умел никому отказывать, мечтал, чтобы все было хорошо, и неизменно верил, что так и будет. Папа несколько расходился с идеологией, из-за чего ему охапками совали палки в колеса, пока в конце концов он не умер от обыкновенного инфаркта. Мне тогда было года два.
Двоюродная бабка приехала сразу же после его смерти, констатировала, что жить в этой стране невозможно, это просто какой-то сумасшедший дом и питомник для преступников, а бытовые условия не отвечают элементарным потребностям человеческого организма. Бабка попыталась уговорить мою мать эмигрировать, но та не пожелала. Она, видите ли, не могла оставить свою собаку, которая умерла бы с тоски, да и дочь, то есть я, должна была окончить польскую школу. В результате двоюродная бабка умотала раньше времени, уверяя, что в этой тесноте, с собакой на голове и трамваями под окном не проспала спокойно ни единой ночи. Но сердце бабулино вроде бы разрывалось на части, так что, уезжая, она объявила — я, единственная внучка её родной сестры, должна стать наследницей половины семейного состояния. Тогда такая мысль вполне могла втемяшиться ей в голову, поскольку я ещё не отметилась ничем ужасным...
