Из окна своего кабинета гауптман Шелленберг мог обозревать весь Берген-Бельзен, так что любое перемещение заключенных не оставалось незамеченным. В последнее время транспорты прибывали каждый день. Вагоны были плотно забиты мужчинами, женщинами и детьми; до слуха Шелленберга постоянно доносились вопли и крики, столь характерные для лагерей уничтожения — при том, что Берген-Бельзен, в администрации которого он имел сомнительное удовольствие служить, строго говоря, не относился к лагерям смерти. Здесь, в отличие от Аушвитца или Треблинки, отсутствовали газовые камеры. То есть, разумеется, все эти евреи и цыгане, гомосексуалисты и уголовники были обречены. Но смерть приходила не сразу, относительно медленно, шаг за шагом.

Служебные обязанности гауптмана Шелленберга заключились в проведении селекции. По прибытии очередного транспорта именно он отбирал самых сильных физически мужчин и женщин и отправлял на каторжные работы. Тех, кто не годился для этого, гауптман определял в особый транспорт, предназначенный для отправки в небытие.

В последнее время среди заключенных Берген-Бельзена преобладали цыгане. Сам факт не вызывал особого удивления — первые цыгане появились в лагере одновременно с евреями. Другое дело — количество, существенно возросшее в последнее время из-за спешной очистки Румынии.

Фельдфебель Кронкер вытянулся при виде командира:

— Господин гауптман!