Книга Ноама Хомского, впервые увидевшая свет в 1999 году, была написана по следам событий в Косове. Анализируя натовские бомбардировки Сербии автор ставит под вопрос «новый гуманизм». Что лежит в его основе: политические интересы или гуманитарные соображения? Оправдано ли применение силы во имя высоких принципов и ценностей?
На обширном историческом материале Хомский доказывает, что Соединенные Штаты и их союзники сражаются не за справедливый мировой порядок, а за собственные экономические и геополитические интересы.
Новый военный гуманизм
Глава 1. «Во имя принципов и ценностей»
Кризис в Косове вызвал такую бурю страстей и иллюзий, которую нечасто приходится наблюдать. Эти события интерпретировались как особая «веха в международных отношениях», открывающая беспрецедентную стадию всемирной истории, новую эпоху нравственной прямоты, подвластную «идеалистическому Новому Миру, повернувшемуся в сторону окончательной бесчеловечности»
1
. Это — «новый гуманизм», случайно совпавший с началом нового тысячелетия, который приходит на смену среднего уровня политике лобового, узкого интереса. Сегодня создаются новые концепции миропорядка, пронизанные вдохновляющим опытом человеческих отношений и мирового сообщества. Эти новые концепции призваны вытеснить угасающие институты мирового порядка, продемонстрировавшие свое «гибельное бессилие», от которых поэтому следует отказаться в пользу вновь формирующихся идей с их «новаторским, но оправданным» отступлением от прежних норм. Может быть, утопические помыслы предыдущих поколений и обречены на осмеяние, но наития, заступающие на их место, являются истинными и поистине стимулирующими.
Если эта картина верна или если в ней есть хотя бы доля истины, то перед нами открываются блестящие перспективы. Оказывается, что у нас под рукой имеются все необходимые материальные и интеллектуальные ресурсы для того, чтобы без особых затрат, одним только легким усилием доброй воли превозмочь последствия ужасных трагедий. Не надо иметь богатого воображения или обширных познаний, чтобы составить список благих пожеланий, осуществление которых принесет колоссальную пользу страждущим. В частности, для того чтобы очень легко раскрыть, а то и предотвратить или, по крайней мере, существенно смягчить многие преступления такой природы и такого масштаба, как в Косове, достаточно было бы и малой толики тех усилий и рвения, которые западные державы и их интеллектуальные культуры потратили на дела, поглощавшие их в начале 1999 года.
Поэтому есть немало веских причин для того, чтобы стремиться находить и определять такие задачи и проблемы и относиться к ним с должным вниманием и заботой. Бели в возвышенных идеях освобождения Косова заключена хотя бы крупица истинности, если государственные мужи в конечном счете действуют «во имя принципов и ценностей» подлинно гуманного характера, о чем они так самонадеянно заявляют (Вацлав Гавел), то это открывает перед нами стимулирующие возможности для постановки крайне важных вопросов, которые необходимо немедленно решать, и не на словах, а на деле. И даже если реальность окажется не слишком похожей на свой лестный автопортрет, наши усилия будут полезны хотя бы тем, что они привлекут к насущным задачам внимание многих людей, использующих красивые слова не только для выражения циничного оппортунизма.
Так что давайте попробуем рассмотреть и понять, что же случилось на самом деле, как и почему это интерпретируется в описанной нами выше манере и какие еще новые рискованные действия могут быть запросто предприняты с использованием «универсальных принципов и ценностей, поддерживаемых Европейским Союзом и лидерами НАТО», а также рукоплещущими им комментаторами. Поскольку спектр событий слишком широк, чтобы можно было всерьез рассматривать какой-либо его элемент как типичный, то мы с вами будем ориентироваться на случаи, в своих существенных аспектах аналогичные этой трагедии, вызвавшей столь сильные эмоции и сострадание в первые месяцы 1999 года. Кроме того, что подобные события являются своего рода честным испытанием «нового гуманизма» на прочность в той области, которую он сам избрал для своего приложения, они также обладают собственной внутренней ценностью и значением, хотя бы в силу элементарных моральных норм.
Чтобы не быть понятым превратно, я сразу оговорюсь, что в данном случае не ставлю себе цели добавить нечто новое в споры о том, что следует или следовало делать в Косове, — это скорее явилось бы отклонением от темы. Моя цель большей частью заключается в исследовании рамок, в которых протекали события, приведшие к кошмарным человеческим потерям, и в рассмотрении вероятных последствий произошедшего, а также его интерпретаций. Для этого нам потребуется совершить почти переломный поворот от однобокости прошлых месяцев, сосредоточенной на бурлящей части Балкан и вытеснившей за скобки все другие, незначительные в этом свете, интересы. По только что указанным нами причинам этот поворот коснется только узкой категории схожих задач и проблем, хотя на самом деле его следовало бы значительно расширить за эти пределы.
Глава 2. Перед бомбардировками
Во время правления маршала Тито косовские албанцы в значительной степени самоуправлялись, особенно начиная с 1960-х гг., а затем и в соответствии с конституцией 1974 года, которая придавала Косову двусмысленный статус «чего-то среднего между автономной областью и государством в составе федерации» по характеристике, данной одним сербским ученым-диссидентом
1
. Это существенное различие, поскольку у государства в составе федерации есть, по крайней мере, формально-юридическое право на отделение.
В 1981 году профессор-албанец из Приштинского университета на основании своих обширных поездок и исследований сделал вывод о том, что «ни одно национальное меньшинство в мире не получило таких прав, которыми пользуются представители албанской национальности в социалистической Югославии»
2
. Однако годом раньше, после смерти Тито в мае 1980-го, ситуация уже стала ухудшаться. А в 1989 году косовская автономия успешно сошла на нет в результате нескольких пересмотров конституции и административных шагов, предпринятых сербским правительством под руководством Слободана Милошевича. Эти пересмотры и шаги заключались в воссоздании основ федеральной конституции 1963 года или реставрации прямого правления Сербии; те же перемены затронули Воеводину — местность, в которой сосредоточилось венгерское меньшинство.
Возвращение к порядкам, сложившимся по окончании второй мировой войны, встретило упорное сопротивление среди косовских албанцев и нашло не менее сильную поддержку среди сербов. Самый знаменитый югославский диссидент Милован Джилас, которым долго и по праву восхищались на Западе, так как он отважно противостоял диктатуре Тито, выразил свое согласие с проводимой Милошевичем «политикой упорядочения отношений Сербии со своими провинциями» и придания «крупнейшей нации» Югославии (сербам) «такого же статуса, которым пользуются все национальные меньшинства». «Если Косово вычеркнуть из души и памяти сербов, то у нас ничего не останется», — сказал он. Тем временем официальная пресса Албании провозгласила, что «без Косова нет Албании и наоборот», поэтому мы должны «разрушить границы, разделяющие албанцев с албанцами»; подавляющее большинство косовских албанцев было охвачено этим чувством. «Политическая цель реставрации, совершенной после 1989 года, — пишет Викерс, — состояла в недопущении отделения Косова и содействии физическому возвращению сербов в эту область», — сербов, многие из которых оставили ее в связи с тем, что они характеризовали как «тактику геноцида, применяемую албанскими сепаратистами». «Термин „Косово“ использовался и сербами, и албанцами как метафора, символизирующая „страдания и несправедливости“, причинявшиеся двум нациям на протяжении всей их беспокойной истории», в ходе которой кнут гонителя оказывался в руках то одной из них, то другой
Плоды сербских программ были расценены как «апартеид по отношению к косовским албанцам» (Викерс), «сербская версия апартеида» в Косове (Джеймс Хупер)
Стратегия ненасилия «перестала вызывать доверие» после Дэйтонских соглашений по Боснии, достигнутых в ноябре 1995 года, — пишет Хупер, выражая типичное мнение специалистов. В Дэйтоне США успешно поделили Боснию-Герцеговину между, в конце концов, более значительными Хорватией и Сербией, предварительно грубо уравновесив силы террора в двух областях поставкой оружия и подготовкой военных для Франьо Туджимана, хорватского двойника Милошевича, и поддержав его в насильственном изгнании сотен тысяч сербов из Крайны, которое, по общему признанию, является самым жестоким единовременным актом этнической чистки за всю историю страшных югославских сепаратистских войн, по которому, однако, до сих пор никому не предъявлены обвинения
Глава 3. Оценивая гуманитарные намерения
Одних событий в Косове вполне достаточно для того, чтобы не принимать в расчет первостепенный и самый возвышенный из всех аргументов, выдвигавшихся в пользу применения силы, — то, что натовские бомбардировки, предпринятые с гуманитарными намерениями, открывают новую эпоху, в которой правящая миром сверхдержава и ее «младшие братья» в порыве ранее не замеченного за ними великодушия обещают нам проложить дорогу к новой эре гуманизма и справедливости.
Помимо свидетельств, которыми изобилуют Балканы, есть и другие элементарные способы проверить на истинность данный тезис, провозглашаемый столь торжественно и авторитетно — спросить, как цивилизованные государства ведут себя в других местах. Действительно, тогда нам придется нарушить правило, требующее от нас ограничить свое внимание преступлениями официальных врагов. Но давайте простим себе этот грех, при том, что будем, однако, по-прежнему держаться главного принципа: знакомой идеи о «смене курса», согласно которой прошлое не должно вторгаться в нашу Дискуссию и запутывать ее. В данном случае это означает, что мы должны исключить из обсуждения все, что происходило в период «холодной войны», когда были допущены ошибки — кстати сказать, простительные. Иллюстраций нашей идеи существует великое множество, так что мы их здесь опускаем
1
.
Почему нам следует столь строго придерживаться данной доктрины? Это станет тотчас понятно всякому, кто от нее отклонится. Он, например, сможет обнаружить, что преступления «холодной войны» едва ли имеют что-то общее с конфликтом, как это порой признается в рамках закрытых от прессы дискуссий на высшем уровне, и что модель политики до начала «холодной войны» мало чем отличается от таковой по ее окончании, кроме разве что публичных разъяснений этой политики и того, как сказалось на международных отношениях исчезновение самого объекта угрозы
2
.
Так что давайте все же придерживаться нашей идеи, отступив при этом от второго ведущего принципа, согласно которому мы должны сосредоточить, подобно лазерному лучу, свое внимание только на преступлениях избранных врагов — в данный момент на сербских злодеях. У такого отступления есть как минимум два достоинства: во-первых, оно позволит нам испытать «новый гуманизм» на истинность; и во-вторых, мы сможем заняться вопросами, крайне важными по любой нравственной шкале.
Вероятно, есть смысл ненадолго отвлечься от темы и вспомнить некоторые трюизмы. Первый из них заключается в том, что люди изначально несут ответственность за возможные последствия как собственных действий, так и бездействия. Второй состоит в том, что озабоченность моральными вопросами (преступлениями и пр.), вероятно, бывает разной, и в одних случаях она способна возыметь положительный эффект на события, а в других — нет (хотя, конечно, это не единственное различие). Отсюда вывод: чем больше возможностей, тем выше ответственность, и тот, кто свободнее, по идее, должен платить за свои действия не столь дорогой ценой. Стало быть, ответственность привилегированных людей, живущих в более свободных обществах, куда выше ответственности тех, кто лишен привилегий или может понести суровое наказание за свою честность и нравственную прямоту.
3.1. Бойня в Рачаке: «последняя капля жестокости, запустившая механизм войны»
Давайте начнем с маленького примера: проверим, насколько истинен тезис о том, будто бойня в Рачаке до такой степени оскорбила чувства лидеров свободного мира, что им пришлось готовиться к войне. Мы можем одновременно проверить и этот тезис, и то, как здесь работают вышеупомянутые прописные моральные истины, — достаточно спросить, каким образом те же самые лидеры реагировали на аналогичные или еще худшие кровопролития, которые происходили в то же самое время и за которые они непосредственно и в огромной мере лично ответственны, хотя в этих случаях было бы необязательно прибегать к войне и даже просто угрозам ее для того, чтобы умерить или остановить ужасные преступления.
Вот что сообщал о бойне в Рачаке американский Дипломат Уильям Уокер, сопровождавший группу специалистов ОБСЕ по расследованию военных преступлений. «То, что творилось на моих глазах, — говорит он, — позволяет мне не колеблясь назвать увиденное бойней, преступлением против человечности. Ответственность за него я также без всяких колебаний возлагаю на силы государственной безопасности»
3
. Что ж, допустим, он совершенно прав
4
. Кроме того, можно отметить, что Уокер является экспертом по расследованию государственных преступлений. Он служил послом США в Сальвадоре, где
был
проводником американской политики, которая позволяла местному правительству прибегать к государственному террору, очередной пик которого пришелся на ноябрь 1989 года, когда были убиты шестеро ведущих сальвадорских диссидентов-интеллектуалов, священники-иезуиты, а также их экономка и ее дочь. С ними расправились обученные американцами молодчики из отряда «Атлакатль», за плечами которого уже был внушительный опыт подобных зверских акций. Практически теми же руками и под тем же руководством было совершено убийство архиепископа Ромеро, открывшее в Сальвадоре жуткое десятилетие зверств, творимых по указке США, и в целом войну против церкви, которая нарушила правила хорошего тона и привела в ярость цивилизованные государства тем, что создала программу «льготных возможностей для бедных».
На убийство интеллектуалов-иезуитов Уокер отреагировал также быстро, как на бойню в Рачаке. Именно под его руководством американское посольство и его сальвадорский «заказчик» запугивали главную свидетельницу, — «заказчик», естественно, стремился дискредитировать ее показания (она от них под давлением отказалась). Затем Уокер «сказал представителям комиссии Конгресса по расследованию, что свидетельств участия военных в данном преступлении нет, и предположил, что левые повстанцы могли устроить провокацию, переодевшись в солдатскую форму», — как с возмущением сообщал «Америкас Уотч». Уокер пытался отрицать тот факт, что зверства чинились убийцами, работающими на режим, который опекал Вашингтон, «спустя длительное время после того, как сальвадорский полковник доложил американскому майору, что армия совершила убийства», — продолжает «Америкас Уотч», расценивая эти попытки как желание выдать черное за белое. Затем он рекомендовал госсекретарю Джеймсу Бейкеру, чтобы США «не подвергало риску» свои отношения с Сальвадором расследованиями «давних смертей, сколь бы ужасными они ни были», — мудрое решение, учитывая ведущую роль США, и в том числе самого Бейкера, в совершении этих жестокостей
В январе 1999 года Уокер удостоился за свой героизм в Рачаке изрядных похвал, последовавших в ответ на его собственное признание, что он, «возможно, не все сделал для того, чтобы положить конец жестокостям» (Тед Коппел, «Найтлайн»), и сожалеет о том, что «обходил молчанием» расправу с иезуитами, которая просто лишила его «дара речи» («Вашингтон Пост»). Что ж, теперь мы ждем от него такого же героического порицания преступлений Вашингтона
«Два эти события — убийство архиепископа Ромеро в 1980 году и расстрел иезуитов в 1989-м — являются как бы первой и последней страницей целого десятилетия, изобилующего жуткими доказательствами того, кто на самом деле управляет в Сальвадоре и как мало меняются эти правители», — говорится в материале «Америкас Уотч», посвященном годичному юбилею «дела» Уокера. «Десять лет спустя расстрел священнослужителей остается предпочтительным выбором для тех, кто просто не способен услышать требования перемен и справедливости, звучащие в обществе, которому до сих пор так не хватало и того, и другого». Иезуиты-интеллектуалы пополнили длинный список религиозных мучеников и сотен тысяч других жертв войны с собственным народом, которую в то мрачное десятилетие организовывал и направлял Вашингтон.
3.2. Гуманитарные заботы 90-х: маленький пример
Прежде чем продолжить, нам, вероятно, следует припомнить простое правило логики. Когда развивается гуманитарный кризис, то аутсайдеры могут выбрать одно из трех:
1) способствовать эскалации катастрофы;
2) не делать ничего;
3) пытаться смягчить катастрофу.
Косово подпадает под первую категорию, Восточный Тимор 1999 года — под вторую категорию (этот особенно уродливый пример, если учесть совсем недавнюю историю, не укладывается в рамки доктрины «смены курса»). Давайте рассмотрим некоторые другие, актуальные сегодня примеры.
3.3. «Гуманитарная интервенция»
Теперь давайте обратимся к третьему варианту политики на случай гуманитарных кризисов: попытке смягчить катастрофу. Она может принимать форму мирных средств (дипломатии, конструктивной помощи) или включать в себя применение силы, то есть то, что называется «гуманитарной интервенцией».
Найти примеры, иллюстрирующие гуманитарную интервенцию, всегда очень просто, по крайней мере, если верить официальной риторике. В ее царстве почти универсальной истиной является положение о том, что применение силы диктуется гуманитарными намерениями. Однако мир за ее пределами выглядит немного иначе.
Здесь проблемы естественным образом возникли вместе с началом натовских бомбардировок. Существует режим, определенный международным законом и мировым порядком, созданный в основном Соединенными Штатами и обязательный для всех государств. Его основы были отражены в Хартии Объединенных Наций, затем в последующих резолюциях Генеральной Ассамблеи и решениях Международного Суда. Вкратце речь идет о запрете на угрозу силового вмешательства или его применение, кроме тех случаев, когда таковые недвусмысленно одобрены Советом Безопасности, предварительно установившим, что мирные средства исчерпали себя, или когда они предпринимаются в порядке самозащиты от «вооруженного нападения» (в узком смысле слова) и продолжаются до соответствующих действий Совета Безопасности (статья 51).
Конечно, здесь все далеко не просто. Так, взять хотя бы неувязку, если не прямое противоречие, между правилами мирового порядка, заложенными в Хартии, и правами, выраженными во Всеобщей Декларации — втором столпе мирового порядка, установленном по инициативе США после Второй мировой войны. Хартия запрещает применение силы, которое нарушает суверенитет государства; Всеобщая Декларация гарантирует права человеку в репрессивных государствах, хотя ни в Декларации, ни в резолюциях, привязывающих ее к реальности, не определен механизм принудительного воздействия на нарушителей прав. Проблема гуманитарного вмешательства связана именно с этой неувязкой. А не что иное, как право на гуманитарную интервенцию и было истребовано США и НАТО в отношении Косова при общей поддержке прессы и самых обширных комментариях разных экспертов.
Этот вопрос сразу же был поставлен в статье «Нью-Йорк Таймс», озаглавленной «Ученые-правоведы в данном случае одобряют применение силы»
Глава 4. Синдром отречения
Как мы уже выяснили, обращение к бомбардировкам, с какими бы намерениями они ни совершались, «чрезвычайно ускорило убийства и выселение» косовских албанцев
1
, — то есть привело к «результату», который с уверенностью предвидел главнокомандующий объединенными силами НАТО, не только с самого начала считавший эти последствия «полностью предсказуемыми», но и информировавший прессу, что «политическое руководство» никогда не «собиралось» положить конец «сербским этническим чисткам», и что военные планы, которые ему было приказано подготовить, «никоим образом» «не предназначались» для достижения такого эффекта. Оставив в стороне это любопытное свидетельство преступного пренебрежения, давайте обратимся к методам, с помощью которых факты выставлялись в более привлекательном свете.
Проще всего было обвинить оппонентов во лжи, заняв ту же позицию, что и президент, подобным образом «ответивший своим критикам в Соединенных Штатах и Европе, которые говорят, будто отзыв из Косова наблюдателей за соблюдением прав человека [произошедший 19 марта] и начало воз-Душных атак [24 марта] привели к тому, что господин Милошевич изгнал из Косова людей несербской национальности». «Этническая чистка в Косове не являлась реакцией на бомбежки», — заявил Клинтон, давая понять, что вопрос закрыт
2
.
Далее Клинтон характеризовал этнические чистки, последовавшие за бомбежками, как «накопившееся за десять лет и бешенство г. Милошевича», которого «таким образом, было невозможно удержать от выселения албанцев с их родной земли». Очевидно, что подобная трактовка событий только усугубляет вину Клинтона, который в 1995 году предпочел пойти на сделку с Милошевичем, принеся в жертву косовских албанцев. Кроме того, он утверждает, что еще задолго до бомбежек действия Милошевича в Косове красноречиво говорили о намерении сербского лидера очистить край от албанского населения, и если Клинтон и впрямь это понимал, то его позиция заслуживает еще большего осуждения, особенно если учесть, что ожидало этот гигантский поток беженцев, который «было невозможно удержать». Чуть меньшая проблема возникла в связи с его речью по случаю победы, состоявшейся несколькими днями позже: в этой речи он информировал нацию, что военная кампания достигла своих целей, т. е. создала такие условия, при которых беженцы могли бы вернуться домой. Подобное заявление «несколько расходится с тем фактом, что этнические чистки приняли только более массовый характер после бомбардировок, начавшихся 24 марта», когда «господин Клинтон провозгласил, будто целью НАТО является предотвращение „гуманитарной катастрофы“»
С самого начала Вашингтон одновременно настаивал на том, что он и знал, и не знал о предстоящей катастрофе. Двадцать восьмого марта «на вопрос репортера о том, не ускорили ли бомбардировки кассовых расправ, [президент Клинтон] ответил: „нисколько“». Он придерживался такой же позиции первого апреля в своей речи на базе морской авиации в Норфолке: «Если бы мы ничего не предприняли, то агрессивные действия сербов так и остались бы безнаказанными». На следующий день представитель Пентагона Кеннет Бэйкон заявил, что все на самом деле совсем наоборот: «Я не думаю, чтобы кто-либо мог предвидеть, какой широкий размах примет жестокость»; это «первое признание» администрацией Клинтона того, что «она оказалась недостаточно готовой к кризису», сделанное прессе (к кризису, который был «полностью предсказуемым», как неделей раньше сообщил журналистам главнокомандующий силами НАТО). С самого начала в сообщениях с места событий говорилось о том, что «администрация была застигнута врасплох» реакцией сербских военных
Кроме того, нельзя забывать об «операции „Подкова“: ее тщательный, заблаговременно подготовленный план тоже мог указывать на неизбежность кровопролитного вытеснения албанцев из Косова; как мы уже говорили, если это чистая правда, то данное доказательство существенно усугубляет вину „новых гуманистов“».
Глава 5. Дипломатическая летопись
Как уже отмечалось, обвинительный акт, который вынес Милошевичу и его соратникам Международный Трибунал по военным преступлениям в Югославии, был расценен как «разрушительное» препятствие для дипломатического процесса, протекавшего между «западными столицами», хотя в сообщениях о данном факте, по-видимому, есть разночтения. Когда 27 мая было объявлено о решении предъявить Милошевичу обвинение, представитель суда сказал, что «это решение выдернуло ковер переговоров из-под ног у договаривающихся сторон». По сообщению Стивена Эрлангера из Белграда, новости об обвинительном заключении «сегодня просто оглушили сербов, убавив их надежды на окончание войны», особенно если учесть момент: обвинительный акт был оглашен судом (независимым) в тот самый день, когда российский специальный представитель в Югославии Черномырдин «должен был обсуждать вопрос о мирном урегулировании». Обвинение «значительно усложнит» задачу Черномырдина, считал Эрлангер. Вдобавок дело осложнялось еще тем, что НАТО решило избрать день, на который планировались и оглашение заключения, и приезд в Белград Черномырдина, для проведения «жесточайших бомбардировок, которые когда-либо видела Югославия»
1
.
В такой модели поведения нет ничего неожиданного. Она привычна и понятна для тех, кто сосредоточивает в своих руках власть и средства насилия, чтобы, выходя на дипломатическую арену, интенсивно применять собственное оружие — по собственному же усмотрению или иным обстоятельствам: переговоры о прекращении войн в Индокитае и Центральной Америке 1980-х служат наглядной иллюстрацией этой политики, к которым я впоследствии ненадолго вернусь.
Черномырдин отреагировал на усиление бомбардировок неожиданно жестким заявлением
2
. Он решительно опроверг утверждение Клинтона о том, что «Россия сейчас помогает Белграду найти возможность принятия условий [НАТО]» и что стратегия НАТО способствует укреплению отношений между США и Россией. Напротив, «новая стратегия НАТО, первый практический пример которой мы наблюдаем в Югославии, привела к серьезному ухудшению взаимных связей России и США», развитие которых задержалось на «несколько десятилетий». Усиление бомбардировок, и особенно их нацеленность на гражданские объекты, также радикально изменили российское общественное мнение, понизив долю людей, позитивно настроенных по отношению к США, с 57% до 14%. Русские перестали расценивать Соединенные Штаты как модель, «достойную подражания», и теперь считают, что Америка «утратила моральное право называться лидером свободного демократического мира». Черномырдин предупреждал, что, если события и дальше будут развиваться подобным образом, это приведет к самым печальным последствиям. Он также выразил уверенность в том, что Китай и Индия входят в число государств, согласных с позицией России, ибо позиция эта правильна. Судя по намекам, которые мелькали в средствах массовой информации и читались между строк, Индия и Китай, по-видимому, в этом не одиноки, и действиями цивилизованных государств обеспокоено или даже напугано все международное сообщество, — таково еще одно отражение великой пропасти, отделяющей «идеалистический новый мир» с его случайными попутчиками от «упрямых раскольников».
Давайте же проследим дипломатическую летопись, задавшись вопросом о том, каким образом события дошли до такой стадии, на которой Черномырдин и Клинтон стали интерпретировать их в столь различной манере.
Бомбовые удары, видимо, были предприняты в первую очередь по инициативе США и Соединенного Королевства после того, как делегация ФРЮ отказалась принять условия соглашения (промежуточного) в Рамбуйе. Внутри НАТО такзке были разногласия, которые отразил заголовок статьи «Нью-Йорк Таймс», звучавший так: «Между большими державами на переговорах по Косову появились серьезные разногласия». Одна из проблем возникла по поводу развертывания наблюдательских отрядов ОБСЕ. Европейские державы хотели просить Совет Безопасности дать санкцию на их развертывание, что соответствовало договорным обязательствам сторон и международному законодательству. Однако Вашингтон отказался утвердить «чреватые головной болью» слова «дать санкцию», сообщала «Нью-Йорк Таймс», хотя в итоге согласился с формулировкой «одобрить». Администрация Клинтона «стояла на своем, полагая, что НАТО должно быть способно действовать независимо от Организации Объединенных Наций». Ведущий стратегический аналитик объяснял позицию США тем, что «просить одобрения от Совета Безопасности все равно что вынудить его наложить вето на наши действия» в согласии с принципами Хартии ООН
Комментарии
Глава 1. «Во имя принципов и ценностей»
*
(1) Источники будут указаны ниже, когда речь пойдет о контексте этих суждений.
(2) ФРЮ состоит из Сербии и Черногории. Власти НАТО и ФРЮ едины в том, что рассматривают Косово как провинцию ФРЮ, часть Сербии с неопределенным статусом, — к этому мы позже еще вернемся. Подавляющее большинство албанцев уже давно ясно заявило о своем требовании независимости. Албанское название региона звучит как «Косова». Я буду пользоваться теми же названиями, которые приняты у властей США и НАТО, а также являются международной нормой. Термин «косовары» часто употребляется для обозначения косоваров-албанцев. Я же буду придерживаться более понятного термина «косовские албанцы». Однако в значении всякого термина есть своя доля неясности.
(3) Ann Scales and Louise Palmer, Kevin Gullen,
Boston Globe,
March 25; William Jefferson Clinton,
New York Times,
May 23, 1999. Слова Олбрайт цитируются по обзорной статье Бартона Геллмана в «Вашингтон Пост»: Barton Gellman, «The Path to Crisis: How the United States and Its Allies Went to War; The Battle for Kosovo, A Defining Atrocity Set Wheels in Motion»,
International Herald Tribune,
April 23,1999.
(4) Blair,
Newsweek,
April 19; Roger Cohen,
New York Times,
May 16,1999.
