Умышленное убийство (сборник)

Хорнунг Уильям

Эрнест Уильям Хорнунг – английский писатель, создатель серии детективных романов о Раффлзе, обаятельном взломщике, промышлявшем во времена викторианской эпохи. Эта серия принесла автору общенациональную, а впоследствии и мировую известность. Хорнунг был женат на Констанции Дойль, сестре Артура Конан-Дойля.

Главный герой книги «Умышленное убийство», ни о чем не подозревая, становится соучастником преступления. Все начинается с судьбоносной встречи в гостинице «Олбани», где он поверяет свои горести старому знакомому Раффлзу и обращается к нему за помощью. Но элегантный лондонский денди давно уже вынашивает хитроумный план…

Мартовские иды

I

Часы показывали половину первого ночи, когда я вернулся в гостиницу «Олбани», как романтично называют поэты Старую Шотландию. Я словно рассчитывал найти здесь свое последнее прибежище. Меня подгоняли отчаяние и надежда. Место моего поражения ничуть не изменилось с тех пор, как я его оставил. Все те же карточные столы для баккара, разбросанные на них фишки для подсчета очков, пустые стаканы и переполненные окурками пепельницы. Кто-то открыл окно, чтобы хоть немного проветрить помещение, но вместо свежего воздуха в зал клубами врывался густой туман. Сам Раффлз успел переодеться, сменив фрак на один из своих излюбленных блейзеров

[1]

. Он и не собирался ложиться. Тем не менее он удивленно приподнял брови, заметив меня, как будто я позволил себе вытащить его из теплой постели.

– Ты что-то здесь забыл? – осведомился он, увидев меня на пороге.

– Нет, – отмахнулся я, нагло проходя мимо него в комнату. При этом я двигался настолько уверенно, что подобная дерзость изумила даже меня самого.

– Надеюсь, ты явился сюда не для того, чтобы отыграться? Дело в том, что в одиночку я не смогу тебе ничем помочь. Мне и самому весьма жаль, что тебе сегодня так фатально не везло, но все остальные игроки уже…

Мы стояли перед камином лицом к лицу, и я оборвал его монолог.

II

Пикадилли представляла собой реку молочного тумана, обрамленную по «берегам» мутными фонарями и покрытую тонким слоем прилипающей к обуви жидкой грязи. На пустынной улице мы больше не встретили желающих прогуляться по ночному городу. Нас лишь подозрительно осмотрел дежурный констебль. Правда, он почти сразу же почтительно коснулся пальцами своего шлема, узнав моего спутника.

– Как видишь, полиции я знаком, – рассмеялся Раффлз, когда мы проходили мимо констебля. – Вот ведь бедолаги, им приходится бодрствовать даже в такую жуткую погоду! Туман может раздражать таких людей, как ты и я, Зайчонок, а вот для преступных элементов это просто благодать. Ну вот, впрочем, мы и пришли. Могу поклясться, что наш клиент уже давно спокойно спит в своей кроватке и видит десятый сон.

Мы свернули на Бонд-стрит и остановились через несколько ярдов по правой стороне. Раффлз вглядывался в окна какого-то дома на другой стороне улицы, хотя те были едва различимы сквозь густую пелену тумана. Тем более что рядом не оказалось ни единого достойного источника света. Эти окна располагались как раз над лавкой ювелира, насколько я мог судить по вывеске, едва освещаемой тусклым сиянием, исходящим из узкого смотрового отверстия в двери. Но вся верхняя часть здания, а также дверь, ведущая в жилую часть дома и располагающаяся неподалеку от магазинной, были погружены в полную темноту. Они казались мне зловеще черными, как, впрочем, и само хмурое небо над ними.

– Может, прекратим эту вылазку, отложим наше предприятие, перенесем на другой раз? – взмолился я. – Или подождем хотя бы до утра, утром гораздо удобней навещать своих друзей.

– Времени совсем не остается, – отмахнулся Раффлз. – Я же говорил тебе, что у меня есть свой ключ. Мы преподнесем ему небольшой сюрприз. Молчи и следуй за мной. Вперед!

Костюмированное представление

В те дни весь Лондон только и говорил о человеке, от которого теперь осталось только имя и ничего больше. Рувим Розенталь сделал свои миллионы в алмазных копях Южной Африки и теперь вернулся в Англию, чтобы наслаждаться ими по своему усмотрению и разумению. Читатели дешевых вечерних газет не скоро забудут, как он это делал, поскольку бульварные листки с наслаждением мусолили бесчисленные истории о его былой нищете и нужде и о теперешнем расточительстве и мотовстве. Эти статейки перемежались весьма интересными описаниями огромного имения с домом, которое миллионер приобрел в районе Сент-Джеймс-Вуд и перестроил на свой лад. Он окружил себя огромной свитой из темнокожих аборигенов Трансвааля, которые содержались при нем фактически на положении рабов. В свет он выезжал в рубашке, украшенной огромным бриллиантом, не меньший по размеру камень красовался у него на пальце. Где бы ни появлялся новоиспеченный миллионер, его всюду сопровождал бывший боксер самого зловещего вида и, как многие полагали, с соответствующей репутацией. Так гласила молва, но, несколько забегая вперед, скажу, что впоследствии не без участия автора этих строк сей факт был подтвержден доподлинно, когда после вмешательства полиции последовали неизбежные судебные разбирательства, которые смаковала вся желтая пресса, пестревшая огромными заголовками.

Вот, пожалуй, и все, что публика знала о Рувиме Розентале до того памятного дня, когда клуб «Старая Богемия», несмотря на переживаемые им нелегкие времена, все же устроил большой званый ужин в честь состоятельного ревнителя традиций этого заведения. Сам я не присутствовал на том банкете, но один из членов клуба пригласил Раффлза, который мне все и рассказал тем же вечером.

– Самый необычный спектакль из всех, какие только мне приходилось наблюдать, – безапелляционно заключил он. – Что же до виновника торжества… Я, конечно, приготовился увидеть нечто экстраординарное, но этот тип действительно меня поразил. Одной только внешностью он превзошел все мои ожидания. Начнем с того, что выглядит он совершенно устрашающе: росту в нем под два метра, широченная грудь, похожая на бочку. Огромный крючковатый нос и буйная огненно-рыжая шевелюра вкупе с пышными бакенбардами уже выделяют его в обществе. Пил он, словно тело его и в самом деле представляло собой ту самую бездонную бочку, но держался твердо и даже произнес речь, за которую я не колеблясь дал бы ему десять фунтов. Как жаль, что тебя там не было, дорогой мой Зайчонок.

Любопытство мое разыгралось не на шутку, поскольку Раффлз, как правило, представлял собой воплощение невозмутимости, а таким возбужденным я его еще никогда не видел. Его приход ко мне почти в полночь с целью рассказать о званом ужине сам по себе заставил меня усомниться в том, достаточно ли хорошо я знал Эй-Джея Раффлза.

– И что же он сказал? – машинально поинтересовался я, всеми силами стараясь угадать истинную причину этого визита.