Маленький мальчик уснул. Гарриет с облегчением закрыла «Как поросенок оказался окруженным водой» и невидящим взглядом посмотрела в окно. Лучи вечернего солнца еще играли ласковым светом на газонной траве, но ей не было дела до красот природы. Ей оставалось только стать шлюхой.

Густые ресницы ее сынишки Тимоти четко выделялись на бледных, покрытых веснушками щечках. Когда Джонти приходило в голову подразнить своего маленького брата, он всегда говорил, что у того ресницы, как у девчонки. А сама Гарриет до боли любила их — эти пушистые нежные волоски. Тимбо было уже четыре годика, и он всегда был напуган. Вся его короткая жизнь каким-то непостижимым образом пошла прахом. Он даже на нее смотрел с испугом. Но вот наконец ребенок заснул. А утром все покажется не таким уж страшным. Господи, как Гарриет надеялась на это!

Спустившись в кухню, она поставила чайник на плиту. Сама мысль об этом была ужасной, пугающей, недопустимой. Но ведь именно это советовали ей люди, не так ли? «Мне придется пойти на улицу», — снова и снова повторяла она про себя. Правда, сами они почему-то этого не делали. Впрочем, они вовсе не это имели в виду. Это они просто так шутили, разговаривая с нею и понимая, что дела идут из рук вон плохо. Но вообще-то шутка была отвратительной. Черт возьми, а сами-то они что будут делать? Ведь сейчас Гарриет казалось, что для нее наступил конец света!

Оцепенев, стояла она у балконной двери и смотрела на газон. Гарриет была настолько погружена в собственные мысли, что даже не замечала Старфайера — их жалкого пса, который вытворял просто недопустимое с яркими ноготками. Встряхнувшись, Гарриет подумала о жареной картошке. Может, сегодня она плюнет на все и откроет большую банку консервированной фасоли. Это заставит Джонти и его отца немного встряхнуться.

Она все еще дрожала, вспоминая то, что произошло утром; слезы то и дело наворачивались у нее на глаза. В доме стало так пустынно после того, как забрали их любимые вещи. Гарриет чувствовала себя ужасно.

Вечером, после того как Гарриет почитала детям на ночь, у нас с нею вышел еще один грандиозный скандал. Я уже был не в состоянии держать себя в руках и метался по кухне, как тигр в клетке. Дело кончилось тем, что я нечаянно разбил кружку Джонти с надписью «МНЕ УЖЕ ДЕВЯТЬ». Не стоило мне этого делать, особенно в сложившейся ситуации.

Завершилась эта леденящая душу перепалка заявлением Гарриет о том, что я просто обязан пойти и разузнать, как обстоят дела с профессиональным эскортом. И рассказать обо всем ей. Я отказался. Не помню, что последовало за этим, но перед моими глазами до сих пор стоит опухшее, заплаканное лицо Гарриет и я слышу, как она орет;

— Значит, я думаю о всяких пошлостях, а ты из себя этакого голубоглазого ангелочка строишь! Сделай то, что я тебе говорю! Черт побери, пойди и выясни все! Неужели тебе на всех нас наплевать?!

Да этой женщиной просто мания какая-то овладела! И я тоже должен включиться в ее безумную игру! Без сомнения, ее потогонные тренировки в Гринвичском центре досуга тоже являются составной частью охватившего ее безумия.

Но справедливости ради должен признать, что она готова абсолютно изменить свой образ жизни, а ведь Гарриет так ценила нашу налаженную жизнь хороший дом, достаток, определенные привилегии. Похоже, события последних шести месяцев сильно повлияли на нее. Зато самоуважения ни у нее, ни у меня не прибавилось. Наоборот, у Гарри даже лицо изменилось: оно стало неузнаваемо жестким, серьезным, а выражение — отрешенным. И в глазах ее всегда было осуждение. Не очень-то приятно проводить время в компании такой особы. Впрочем, думаю, что я в последнее время тоже был не лучшим компаньоном. К тому же Гарриет не привыкла, чтобы я с утра до ночи болтался дома. Она любила, чтобы все было как пописанному. Мне очень ее жаль. Да и себя тоже.