В День благодарения Лора Рэндом готовила не индейку, а видеокамеру к записи интервью с первым клиентом, явившимся в Агентство знакомств.

Джулиан Хонивелл, собеседник Лоры, сел на приготовленный для него стул перед фотоаппаратом, расстегнул серый пиджак и с нетерпением ждал, когда Лора отрегулирует мягкое рассеянное освещение.

— Хотите взглянуть на список моих вопросов? — спросила она, чуть меняя его положение.

— Пусть они будут для меня сюрпризом, — цинично ответил он. Это был симпатичный мужчина под метр восемьдесят с черными глазами и волосами, который излучал то особенное сочетание высокомерия и раздражения, столь распространенное среди врачей.

— Очень хорошо, — ответила Лора, настроила фокус, пробежала глазами по сценарию и нажала кнопку записи. Выдержав короткую паузу, она спросила:

Дэвид Лоуренс не терял оптимизма, хотя преподавал в средней школе Голливуда двенадцать лет и так часто подвергался ограблению, что ему выдали разрешение носить оружие. Он был дружелюбным, забавным, моложавым человеком тридцати семи лет, к нему хорошо относились коллеги, особенно женского пола.

Живя в мире Блейд-Раннер современного Лос-Анджелеса, он, не жалуясь, смирился со скудной зарплатой, развалом семьи и неблагодарной профессией. Одаренный природой крепким умом, исключительно привлекательной внешностью, приятным нравом и склонностью потакать своим чувствам, Дэвид каждый день находил способ, как доставить себе удовольствие.

Найти женщину, согласную на обычный секс, было легче, чем ту, которая разделила бы его интерес к порке. Женщин, которые охотно подверглись бы порке, было мало. Ему страшно хотелось найти женщину, которая бы думала о порке не меньше, чем он сам.

«Это не должна быть девушка, похожая на куколку», — задумчиво бормотал он, смотря в окно классной комнаты, которая находилась на третьем этаже и откуда открывался вид на пересечение бульваров Сансет и Хайленд. Здесь каждый день в течение последней недели в 3.45 весьма очаровательная блондинка с вьющимися волосами до пояса, в лифе без рукавов и облегающих бриджах неслась на роликовых коньках вниз по южной стороне бульвара Сансет, развозя готовые обеды.

На пятый день Дэвид считал своей святой обязанностью быть на улице в 3.45. И, конечно же, куколка проезжала мимо, на этот раз везя еду в очаровательной авоське с портретом Кларка Гейбла с одной стороны. Проносясь мимо, она сверкнула Дэвиду улыбкой и вдруг сказала: