Многие из нас осуществляют разведывательные операции интуитивно и почти ежедневно, часто не подозревая об этом. Когда вы спрашиваете у секретаря, какое у начальника сегодня настроение, то вы получаете информацию о неизвестном точно таким же способом — через третье лицо, имеющее доступ к такой информации, — каким пользуются профессиональные разведчики. При этом вы не испытываете угрызений совести не только потому, что этот вопрос носит невинный характер, но в первую очередь потому, что вы лично не хотите попасть под горячую руку раздраженного шефа и, вполне возможно, надолго впасть у него в немилость.

В международных отношениях личная заинтересованность трансформируется в понятие национальных интересов, а немилость другой стороны — в угрозу национальной безопасности. Впрочем, моральная сторона профессиональной разведывательной деятельности выглядит довольно просто: если ты имеешь какие-то секреты от меня, то я считаю себя вправе знать, не представляют ли эти секреты угрозу для меня. Ты же, как и я, вправе защищать свои секреты, в том числе законом. Именно поэтому разведчик все время действует в системе двойных стандартов: в своей стране он почти герой с лицензией на незаконную деятельность за ее пределами, в чужой стране он уж по меньшей мере лицо нежелательное. И по этой же причине судить о том, насколько правомерна разведка как род деятельности с этической точки зрения, в отвлеченном смысле общечеловеческой морали бесполезно. Она есть и будет до тех пор, пока существуют государства.

После Октябрьской революции 1917 года в заново создававшемся советском государственном аппарате специального разведывательного органа предусмотрено не было. Однако это не значит, что разведывательная деятельность не велась вообще. Быстрый переход России в состояние гражданской войны и вовлечение в нее иностранных государств, предоставлявших белой гвардии оружие и базы на своих территориях, а также принимавших прямое участие в интервенции, — все это с неизбежностью поставило вопрос о разведке.

С первым разведывательным заданием за границу, как это зафиксировано в истории советской разведки, был направлен секретный сотрудник ВЧК Алексей Фролович Филиппов. В январе — марте 1918 года он под видом корреспондента несколько раз выезжал в Финляндию с целью выяснения там политической обстановки и настроений на русском флоте, стоявшем в финских портах, и в его командовании — Центробалте, располагавшемся в Гельсингфорсе. Филиппов, в прошлом издатель газеты русских деловых кругов «Деньги» и владелец собственного банкирского дома, сообщил важные сведения о намерении финского правительства сохранять нейтралитет, о брожении на русском флоте и проникновении туда анархистов, о готовящемся нападении финских шюцкоровцев на военные склады в Выборге и т. д. Он сумел убедить царского адмирала Развозова взять на себя командование балтийским флотом и перейти с ним на сторону советской власти.

Примеры разведывательных сообщений Филиппова свидетельствуют о государственном мышлении этого человека и упреждающем характере его информации.

С осени 1918 года разведывательные функции осуществляли пограничные чрезвычайные комиссии, но в весьма скромных пределах близлежащей территории. 19 декабря 1918 года ЦК РКП(б) принял решение о создании Особого отдела (ОО) ВЧК для борьбы с контрреволюцией и шпионажем в армии и на флоте — главных действующих силах гражданской войны. В «Положении об особых отделах ВЧК» от 6 января 1919 года Особому отделу предписывалась организация и руководство агентурной работой за границей и в оккупированных иностранными державами и занятых белыми частями районах России.