Неприятности мои начались тринадцатого числа, в понедельник.

Проснувшись под вой будильника (мои настольные часы по утрам изрыгают переливчатые трели пожарной сирены, только эти адовы звуки способны привести меня в вертикальное положение, под нежное монотонное «ту-ту-ту» я засыпаю еще крепче), – так вот, подскочив на кровати, я изо всех сил ударилась лбом о второй ярус оной. И только тогда, потирая ушибленную голову и плаксиво матерясь, вспомнила, что накануне мама перевезла ко мне в квартиру мою же старую детскую двухъярусную кроватку. Видите ли, родительская однокомнатная территория слишком тесна для хранения такого раритета. А выбрасывать жалко.

Весь вчерашний вечер я смотрела на кровать эту, крошечный клочок беззаботного детства, и молча грустила. Знаю, что мои родители мечтали о втором ребенке, поэтому и ложе приобрели двухэтажное. Но что-то у них не сложилось, и верхний ярус навсегда остался пустым.

И вот вчерашним вечером, пойдя на поводу у щемящей ностальгии, я, двадцатидевятилетняя женщина, взгромоздилась на детскую кровать, прихватив с собой пушистый плед и коробочку шоколадных конфет с ликером. Да и, конечно, философские размышления о том, что детство давно прошло, а кроватка осталась, не могли обойтись без бутылочки «мерло».

Я думала, что сон мой будет по-детски беззаботным и крепким. Что приснится мне не перекошенная физиономия начальника, скандирующего: «У-во-лю!», не укоризненный взгляд подруги, которой я вот уже два месяца деньги должна… А, например, веснушчатый Витька Потапов из седьмого класса «А», который на переменах бьет меня по спине учебником географии, а вечерами названивает домой и подолгу сопит в трубку.

Кирилл Калинин был самым красивым и чувственным мужчиной из всех особей противоположного пола, встреченных мною за последнее десятилетие. Честное слово, я не вру! Он был довольно высоким, его растрепанные волосы имели трогательно пшеничный оттенок, на щеках цвел открыточный нежный румянец, на загорелом лице сияли синие-синие, как сапфир на Леркином обручальном кольце, глаза.

Вот это да! Пощелкав мышкой, я увеличила фотографию и приблизила лицо к компьютерному монитору. С ума сойти, неужели такие редкие экземпляры еще встречаются в природе? Или это просто удачная фотография? Причем дело тут было не в строении лица, не в том, как сочетались друг с другом отдельные его черты. Было в нем что-то особенное, черт побери, что не так просто передать словами. Открытый взгляд, немного иронический прищур, мягкая улыбка.

Я вдруг поймала себя на мысли, что тоже улыбаюсь. Хорошо еще, что у меня отдельный кабинет, в противном случае сотрудники газеты решили бы, что Александра Кашеварова, став жертвой психической атаки главного редактора, сама окончательно съехала с катушек.

Не отрывая взгляда от лица Калинина, я нащупала телефонную трубку и набрала Леркин номер.

– Алло! – ответила та так быстро, словно ждала моего звонка.