Книга историка Ю. Цурганова посвящена исключительно сложной странице истории русского зарубежья: попыткам воспользоваться развернувшейся Второй мировой войной для свержения большевистского режима в СССР и приведения к власти национального русского правительства. Сотрудничество русских эмигрантов с нацистским режимом — самый каверзный аспект истории антибольшевистского движения, поэтому автор особенно тщательно подходит к его освещению. Особое внимание Ю. Цурганов уделяет столкновению двух антибольшевистских «цивилизаций»: старой российской белоэмиграции и потока бывших военнослужащих Красной армии, оказавшихся в первый период войны в плену. Организационное становление, развитие, взаимодействие и взаимопроникновение этих двух течений — одна из главных тем книги.
Работа написана на обширном документальном материале российских и немецких архивов, с привлечением большого круга опубликованных источников.
Введение
Для обозначения общности людей, оказавшихся за пределами России в 1917–1920-х годах, часто используют термин «белая эмиграция». То есть понятия «первая волна русской (или российской) эмиграции» и «белая эмиграция» преподносятся как равнозначные. На наш взгляд, это не совсем так. Эмиграция не была едина в своем отношении к революции; к прошлому, настоящему и будущему России. Даже тех, кто вел активную борьбу с большевистским режимом и вследствие этого был вынужден покинуть страну, не всегда можно причислить к категории белоэмигрантов. В военно-политическом противостоянии в России 1917–1920-х годов принимало участие множество партий и вооруженных структур. Они преследовали разные цели и отстаивали разные идеологические принципы. Генералы Русской императорской армии П.П. Скоропадский и К.Г. Маннергейм повели борьбу за независимость государств, возникших на территории бывшей Российской империи: Скоропадский за независимость Украины, Маннергейм — Финляндии. Бывший подданный Российской империи Ю. Пилсудский боролся за суверенитет Польши. Скоропадский оказался на положении эмигранта, поскольку Украина, в отличие от Финляндии и Польши, так и не стала независимым национальным государством. Маннергейма и Пилсудского к категории эмигрантов отнести невозможно — они стали крупными политическими деятелями своих стран. Цели С.В. Петлюры и Н.И. Махно, ставших эмигрантами, не имели ничего общего с целями Белого движения. Лишь с очень серьезными оговорками можно причислить к Белому движению Б.В. Савинкова. Многие представители социалистических и либеральных партий, оказавшиеся в конечном итоге за пределами России, в годы Гражданской войны считали для себя недопустимым участие в Белом движении. Для некоторых из них большевики были не столько врагами, сколько конкурентами. Другие, сотрудничавшие с Белым движением, позже сочли свой выбор ошибочным.
Определить общую программу Белого движения непросто (в этом одна из важнейших причин его поражения в Гражданской войне). Легче идти от персоналий. Белое движение возглавляли военачальники Русской императорской армии, крупнейшие среди них: Л.Г. Корнилов, М.В. Алексеев, A.M. Каледин, А.И. Деникин, П.Н. Краснов, А.В. Колчак, Н.Н. Юденич, П.Н. Врангель, А.И. Дутов, Е.К. Миллер. Белое движение составили люди, признавшие за ними право говорить от имени России и принявшие участие в борьбе за установление, укрепление и расширение их власти. Участие в борьбе могло осуществляться: на фронтах, в составе регулярных войск; в партизанских отрядах, действовавших в тылу большевиков; в подполье на контролируемой большевиками территории. К Белому движению, бесспорно, относятся и штатские лица — сотрудники гражданской администрации на подконтрольных генералам территориях.
Белое движение было общностью мировоззренческой. Участников движения объединяло: во-первых, ощущение себя гражданами (или подданными) России. Во-вторых, стремление восстановить законность, правопорядок, преемственность государственной власти, наконец, уклад жизни, нарушенные большевиками. В-третьих, осознание того, что вне зависимости от формы государственного устройства освобожденной от большевиков России будущее правительство должно руководствоваться национальными интересами страны.
Мировоззренческой общностью явилась, соответственно, и белая эмиграция. К ней мы относим: во-первых, участников Белого движения, за исключением тех, кто в конце концов стал считать власть большевиков законной; во-вторых, тех людей, которые в силу разных жизненных обстоятельств не смогли принять активного участия в Белом движении, но разделяли его основные принципы; в-третьих, людей, вывезенных за рубеж в юном возрасте или родившихся в эмигрантской семье, сформировавшихся как личность за пределами России и осознающих для себя необходимость продолжать традиции Белого движения.
В конечном счете для каждого человека, оказавшегося за пределами России, вопрос о том, является ли он белым эмигрантом или нет, был вопросом самоощущения.
Часть первая
Организации русских эмигрантов на рубеже 1930–1940-х годов
Глава 1
Русский общевоинский союз
В науке до сих пор нет единого мнения о численности российской эмиграции 1917–1920-х годов, противоречивы и данные источников по этой проблеме. По сведениям Лиги Наций, всего Россию после большевистского переворота и Гражданской войны покинуло 1 миллион 160 тысяч беженцев. Американский Красный Крест отмечал, что-на 1 ноября 1920 года численность российских эмигрантов составляла 1 миллион 966 тысяч 500 человек. В дальнейшем в исторической литературе закрепилась цифра в 2 миллиона.
Современный исследователь называет шесть этапов эмиграции, которая с 1919 года приняла массовый характер. Первый этап был связан с уходом германских войск с территории Украины в январе — марте 1919-го. Второй — с эвакуацией французских войск с Юга России в марте 1919-го. Третий — с уходом из северной области России англо-американских войск в феврале 1920-го. Четвертый — с эвакуацией Вооруженных сил Юга России генерал-лейтенанта А.И. Деникина из Новороссийска в феврале 1920-го. Пятый — с уходом Русской армии генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля из Крыма в ноябре 1920-го. Шестой — с поражением войск адмирала А.В. Колчака и эвакуацией японской армии из Приморья в 1920–1921 годах
[4]
.
Зарубежную Россию составили не только беженцы. Более восьми миллионов русского населения проживало на территориях, включенных в состав Польши, Румынии, Чехословакии, Латвии, Эстонии и Литвы. Современный исследователь, ссылаясь на переписи населения 1920-х годов, приводит данные о том, что в Польше русскими записались 5 млн 250 тысяч человек, в Румынии 742 тысячи, в Чехословакии 550 тысяч, в Латвии 231 тысяча, в Эстонии 91 тысяча, в Литве 55 тысяч, в Финляндии 15 тысяч
[5]
. Они не покидали территорию бывшей Российской империи.
Российская эмиграция 1917–1920-х годов включала представителей многих классов, не исключая рабочих и крестьян. Российское зарубежье представляло собой сколок общества, но социальные группы были представлены не пропорционально. Поэтому эмиграция ассоциируется прежде всего с представителями дома Романовых, дворянством, духовенством, интеллигенцией, крупными предпринимателями, сотрудниками государственного аппарата, политическими деятелями, не принадлежавшими к большевистской партии. Чем выше был социальный статус того или иного слоя, тем полнее он был представлен в зарубежье. Исключение составляли военные, которых было около четверти от общего числа эмигрантов
Наиболее крупный контингент, ведший традицию от первого ядра добровольцев, прибыл из Крыма в Константинополь в ноябре 1920 года. Россию в те дни покинуло примерно 70 тыс. военных. С ними эвакуировалось около 80 тыс. гражданских лиц.
Глава 2
Казачьи организации
История казачества в российской эмиграции имеет свою специфику, которая обусловлена той своеобразной ролью, которую играло казачество в годы Гражданской войны в России. Позиции казаков в период противостояния 1917–1920 годов, в свою очередь, уходят корнями в историю взаимоотношений с центральной властью в России. Они складывались в течение нескольких веков и носили двойственный характер. Власть поощряла развитие казачьей колонизации на границах государства, где шла непрерывная война. Власть мирилась с особенностями казачьего военно-земледельческого быта и допускала большую или меньшую независимость казаков. Государство не стремилось абсолютно регламентировать их действия, если они обращались только против зарубежных стран. По-видимому, считалось целесообразным давать выход беспокойным силам. Но действия казаков не раз обращались и против Москвы. Это обстоятельство вызывало затяжную внутреннюю борьбу, которая длилась до конца XVIII века, когда после подавления пугачевского бунта вольному юго-восточному казачеству был нанесен окончательный удар. Оно постепенно утратило свой оппозиционный характер и даже приобрело репутацию наиболее консервативного, государственного элемента, опоры престола. Власть, со своей стороны, демонстрировала свое расположение к казачеству, подчеркивая его исторические заслуги и обещая сохранять «казачьи вольности» и неприкосновенность угодий и владений. Вместе с тем власть принимала меры, чтобы «вольности» не развивались чрезмерно в ущерб централизованному устройству российской государственности. К числу таких мер следует отнести ограничение казачьего самоуправления, назначение атаманами лиц не казачьего сословия, зачастую совершенно чуждых казачьему быту.
Невзирая на огромную тяжесть поголовной военной службы, казачество, в особенности южное, пользовалось известным благосостоянием, исключавшим тот важный стимул, который поднимал против власти рабочий класс и крестьянство Центральной России. В силу узкотерриториальной системы комплектования казачьи части в армии имели однородный состав, обладали большой внутренней спайкой и твердой, хотя и несколько своеобразной, дисциплиной. По свидетельству А.И. Деникина, казачество после «Приказа № 1»
На основании имеющихся многочисленных источников можно сделать вывод, что события 1917 года были восприняты многими представителями казачества как банкротство российской государственности. После получения известия об отречении Николая II от престола среди казаков появилось и все более усиливалось стремление к созданию обособленных от центральной власти казачьих организаций. В течение 1917 года повсеместно возникали казачьи правительства, выборные атаманы и представительные учреждения: круги и рады. Их компетенция расширялась в зависимости от ослабления авторитета и власти Временного правительства.
Даже те казаки, которые тяготели к революционной демократии, не стали в полной мере составной частью общероссийского революционного движения. «Казачий социализм» оказался явлением замкнутым в своих сословно-корпоративных рамках.
У казаков появилось стремление самим обеспечить себе максимум независимости, чтобы поставить будущее Учредительное собрание перед свершившимся фактом. — Наблюдалась постепенная эволюция идеи казачьей независимости — от создания областного самоуправления к созданию автономии, федерации и конфедерации. Все чаще высказывалось намерение сформировать самостоятельную казачью армию. Эти тенденции значительно усилились после захвата власти большевиками в Петрограде и Москве, после разгона ими Учредительного собрания и подписания сепаратного мира с немцами. В казачьей среде начало развиваться «молодое национальное чувство»
Глава 3
Невоенные объединения
На протяжении 1920–1930-х годов в российской эмиграции было создано огромное количество организаций и объединений разной политической направленности. Их можно разделить на две основные группы: тех, кто считал, что советская власть может гнить, но не может эволюционировать, и тех, кто рассчитывал на эволюцию большевистских порядков в сторону демократии.
Первые были убеждены, что эмиграция обязана сохранить непримиримое отношение к большевизму и не прекращать попыток бороться с ним. Вторые призывали эмиграцию прекратить антисоветские выступления, поскольку это мешает мирному перерождению большевиков и лишь провоцирует их на ответные репрессии. Непримиримая позиция была характерна главным образом для правых кругов эмиграции — монархистов и военных, на эволюцию рассчитывали представители левых партий от социалистов-революционеров до конституционных демократов.
Такое размежевание возникло в связи с начавшейся в РСФСР новой экономической политикой. Непримиримое крыло эмиграции восприняло НЭП как временное отступление большевиков, но не как сдачу ими принципиально важных позиций. Правые политические деятели русского зарубежья предсказывали сворачивание НЭПа в ближайшие несколько лет. Свою позицию они основывали в том числе и на довольно откровенных высказываниях Ленина, называвшего НЭП «экономическим Брестом»
[160]
. Представители левых кругов эмиграции полагали, что привнесение элементов рыночных отношений в советскую экономику необратимо и неизбежно повлечет за собой отказ большевиков от наиболее одиозных методов политического управления страной. Свою позицию они тоже иллюстрировали ссылками на Ленина, говорившего, что НЭП вводится «всерьез и надолго». Вместе с тем большевистский лидер никогда не говорил, что НЭП вводится навсегда.
Тенденцию к консолидации обнаружил правый фланг, результатом чего явился созыв уже упоминавшегося Российского зарубежного съезда в Париже 4–11 апреля 1926 года. На съезде присутствовали 450 представителей от 200 организаций из 26 стран
[161]
. Съезд получил благословение митрополита Антония (Храповицкого) — главы Архиерейского Синода Русской православной церкви за границей — и признал национальным вождем великого князя Николая Николаевича.
Появилось понятие «Зарубежная Россия» — сообщество людей, эмоционально связанных с родиной, не желающих ассимилироваться в странах, предоставивших им политическое убежище, стремящихся сохранить и передать своим детям национальную культуру России, намеренных вернуться на родину, но не в качестве людей «прощенных» советской властью.