Отыскал я, значит, нужный кабинет, постучал вежливо и вхожу. В приемной никого: седьмой час, секретарша, понятное дело, уже отбыла. В полном соответствии с трудовым законодательством. Тогда я по ковровой дорожке прямиком к следующей двери. Опять стучу, опять вхожу.

— Здравствуйте, — говорю с порога. — Журнал «Эврика». Заведующий отделом горизонтов и проблем науки Авдей Сычев.

На самом деле по паспорту я Саша Анохин. Александр Васильевич, если хотите. Для своих — просто Саня. В редакции я всего вторую неделю. Самое ответственное дело, которое мне там пока доверяют, — это откупорить тюбик с клеем. Даже при галстуке и в очках «Сенатор» вид у меня не очень импозантный. Об этом, кстати, мне и Авдей Кузьмич на инструктаже говорил. А еще он сказал: «Ты, Санька, главное, не тушуйся. Внешность — дело второстепенное. Самый толковый журналист, которого я знал, больше всего был похож на грузчика из бакалейной базы».

И точно! Хозяин кабинета (судя по табличке на дверях — член-корреспондент, доктор физико-математических наук и профессор), услыхав фамилию автора знаменитой статьи «Мои встречи со снежным человеком», чуть не подпрыгнул в своем кресле.

— Рад, очень рад! — воскликнул он с таким энтузиазмом, словно перед ним предстал, по крайней мере, директор универсама «Центральный». — Давно мечтаю познакомиться!.. Хотя, признаться, я представлял вас себе несколько иным…

Если моя покойная бабушка была права, и где-то все же существует рай, то это именно то место, в котором я очутился.

Относительно рая болтают много всякого. Считается, что являться туда положено голышом и без багажа. За этим, якобы, внимательно следят специально назначенные апостолы, денно и нощно несущие вахту у райских врат. Все наше прошлое, настоящее и будущее у них как на ладони. Им начхать на земные регалии, деньги и блат.

Со мной дело обстояло несколько иначе. Проник я в рай не совсем обычным путем — то ли через черный ход, то ли вообще через дырку в заборе. Поэтому никто не взвешивал мою душу на безмене и не тыкал в мое тело огненным мечом. Ничего хорошего от этого, думаю, не получилось бы.

Да и экипирован я был внушительно. Не в пример другим соискателям райского блаженства. При мне и на мне, кроме уже указанных очков, зажигалки и галстука, имелось еще: шерстяной костюм, сорочка, зимние полусапожки, некоторые другие предметы туалета, связка ключей, носовой платок и семь рублей денег мелкими купюрами.

Видимый мне участок рая был совершенно безлюден, чего, впрочем, и следовало ожидать. Очевидно, поток праведников, достаточно жидкий уже во времена поэта Данте, в наш просвещенный век иссяк окончательно.

Проснулся я, как после грандиозной попойки, с жуткой головной болью и невыносимой жаждой. Еще не открыв глаза, я понял, что резкие движения мне сейчас противопоказаны. Мои насквозь отравленные внутренние органы за время сна кое-как приспособились к горизонтальному положению тела, и все попытки шевельнуться, а тем более встать, мгновенно вывели бы их из равновесия. Со стоном я разлепил веки и очень долго тупо рассматривал окружающий пейзаж, пытаясь понять, где я и что со мной случилось.

В конце концов до меня все же дошло, что место, в котором я оказался, не имеет ничего общего ни с моей квартирой, ни с комнатой Таньки (есть у меня одна такая знакомая), ни с палатой вытрезвителя. Может, я подрался с кем-нибудь, получил по мозгам и сейчас брежу в реанимации? А может, я уже умер и пребываю в загробном мире? Нет, это исключено. Для ада здесь чересчур светло, а рай мне давно не грозит… Лет этак с пятнадцати.

Едва я подумал про рай, как кое-какие разорванные цепочки в моей голове стали соединяться. Сначала я вспомнил красные ягодки. Потом — дуб. Потом — желтый туман. А немного погодя и все остальное: недоумка-лаборанта, платформу на пружинах, стеклянную стену.

Жгучий привкус перца все еще драл мне язык и нёбо. Вот тебе и ягодки! У-у, проклятые!.. Ведь всего штучек пять съел, а по башке шибануло, как от бутылки спирта.

С великими трудами и муками я все же дотащился до ручья. Вода была холодной, чистой и вкусной, как газировка. Слегка притушив пылавший в моей утробе пожар, я несколько раз обмакнул голову в ледяную искристую струю. После этого полегчало. В черепке еще шумело, но мысли стали ясными и какими-то отрешенно-жестокими.

Стоя у самой воды, человек снова завыл. Интересно, что он хочет — напугать волков или, наоборот, приободрить? Появление нового действующего лица вроде бы не произвело на хищников особого впечатления. Молодой, опустив морду к самой земле, продолжал, как маятник, мотаться по берегу. Старый зло и отрывисто рявкнул на волосатика: отцепись, мол, не до тебя сейчас.

Человек отступил в кусты, так что осталась видна только его голова, и выдал целую арию на волчьем языке. Тут были и вой, и визг, и шипение, и фырканье. Мой седой недоброжелатель вскочил, шерсть на его загривке встала дыбом. Яростно рыча, он несколько раз крутнулся на одном месте, словно хотел поймать себя за хвост, а потом быстро, не оглядываясь, пошел прочь. Второй волк, не мешкая, последовал его примеру.

Человек вылез из кустов и неторопливо приблизился ко мне. С вину это был ничем не примечательный мужичок средних лет. Только очень уж нестриженный. Это придавало ему сходство не то с монахом, не то со знаменитым бас-гитаристом из популярного рок-ансамбля «Керогаз».

Остановившись напротив меня, райский житель задумчиво почесал за ухом, словно решая, стоит ли мараться, спасая меня, а потом заговорил. Речь его была немного сиплой, но внятной и убедительной, слова короткими и звучными. Каждую фразу он сопровождал быстрыми, очень выразительными жестами. Нетрудно было догадаться, что меня приглашают выйти на берег.

Я и рад бы — но уже ни рук, ни ног не чувствую. Впечатление такое, что у меня осталась только одна голова, а в этой голове медленно-медленно ворочаются какие-то неясные, тягучие мыслишки да тупо ноют все зубы одновременно.

Вскоре на меня навалился новый приступ чиханья. Из носа потекло. Ева вынесла из шалаша горшок с каким-то пойлом и подала мне. Теплое и почти безвкусное, оно вязало рот, как сок хурмы. Затем она стала растирать мои грудь и спину пучками жестких буроватых листьев. Через пару минут все мое тело горело, словно меня намазали скипидаром. Но постепенно зуд прошел, и я задремал на солнышке.

Проснулся уже на закате, совершенно здоровым. О купании напоминало только першение в горле. В мою честь на свежем воздухе был устроен скромный ужин. Состоял он из одного-единственного блюда — тех самых ананасов, которые я видел на дубе. Кроме того, перед каждым участником трапезы стоял небольшой горшок с питьем. Ни ложек, ни вилок, естественно, не было. Бедно живут мои хозяева. Где-то на уровне каменного века. Хотя на дикарей совсем не похожи. Особенно Ева. Ее хоть сейчас в кино снимай. Графиня или иностранная шпионка из нее, может, и не получится — личико простовато, зато на роль передового агронома, своей любовью перевоспитывающего отсталого председателя, лучшей фактуры не найти. Уж я-то в этих делах разбираюсь! Год на киностудии пожарником по совместительству работал. Да, что тут ни говори — лакомый кусочек достался Адаму.

О принятом здесь застольном этикете я не имел ни малейшего представления, поэтому наваливаться на ананасы не спешил. Дьявол знает, как их тут едят. Подожду Адама. Уж он-то не промахнется. Сразу видно — не дурак пожрать.

Однако начали почему-то не с еды, а с питья. Все у них не как у людей! Но зато напиточек — первый класс! Куда там нашему пиву или пепси-коле. Из чего они его, интересно, делают? Жаль только — посуда маловата.

Тут только я рассмотрел, что горшок вовсе не горшок, а просто-напросто плетеная корзина, обмазанная глиной. Сделано все, конечно, красиво, я бы сказал — по-авангардистски. Такой горшок и в музей не стыдно поставить. Но ведь супа в нем не сваришь! Ну неужели они, бедняги, даже огня не знают?